Страсти по Фоме. Книга 1 (СИ) - Осипов Сергей. Страница 76

— Так мы на ты или на вы? — уточнил он, стараясь отыскать в ее глазах хоть что-то.

Ничего. Нет, жалость. Хуже, чем ничего! Он открыл рот…

— Прочтет, прочтет! — заявил Ефим. — Вы приходите к нам почаще, давненько вас не было. А то уедете и не повидаемся!

— Так прочтете?

— Лучшие, вряд ли, — ответил Фомин.

— Почему? — удивилась она.

— Потому что он, гад, только плохие пишет последнее время! И дерзкие! — снова вмешался Ефим. — И что самое странное, в прозе. Впрочем, я это уже говорил! Ну все равно, такой верлибр — туши канделябр! Вы что-нибудь об одноразовом туалетном романе слыхали? Парк горького периода называется?.. Нет?.. Обуян, очень обуян, просто карандаши ломает!.. Нет, не на туалетном столике, а на туалетном рулоне! Вот так, будни гения! Прощайте, Мари!..

Потом они мыли Веру в мужском туалете. Там, кстати, был и сэр Эшли. Ему кивнули как старому знакомому: мол, тоже моешься?.. Вера визжала и царапалась, словно сиамская кошка, затем вдруг бросилась на Фомина с нечеловеческой силой, крича, что хочет немедленно. Он едва уворачивался от ее страшного рта, Ефим выворачивал ей руки, пуговицы у Фомина при этом летели в разные стороны. Под их градом сэр Эшли сбежал, не домывшись.

Пахло новым скандалом, так как и киношники, и околокиношники, и их «отморозки» были все бритые по моде 98 года и все как один с массивными «голдами» на руках и шеях, и не пускать их, выборочно, по внешнему виду, в туалет, значит доводить дело до перестрелки. Кое-как они перетащили Веру в женский туалет и предупредили, что пока не отмоется, не выпустят, но сами уже заходить не стали.

— Зачем вы его съели? — спросил Фомин.

— Кого?! — удивился Ефим.

— Кого, кого! Охранника!.. Ты думаешь, я совсем ничего не вижу? Оба в крови, черт знает что!

— Да у нее менструация! Не веришь, сам посмотри!

— Ага, посмотрю! Совсем что ли с ума сошел? Может, сразу всем раздеться? Нас и так скоро под танковым конвоем выведут отсюда!..

Фомин перевел дух, ему почему-то становилось все хуже и хуже. Водка?..

— Так что ты мне не пой про ее дела! У тебя-то откуда кровь? — показал он на воротник рубашки Ефима.

Там все еще сверкала алая бусинка. Ефим посмотрел на воротник, вздохнул.

— Вот сука! — беззлобно выругался он.

— Зачем вы это делаете? — снова спросил Фомин.

— Да ты не понял! — отмахнулся Ефим. — Понимаешь, я ей сам тампоны вставляю, она такая неумеха. Наверное, капнуло.

— Капнуло? На шею? Идите вы к черту с вашими сказками! То я спал, то регулы!.. За кого вы меня…

Фоме вдруг стало совсем плохо, может быть оттого, что Ефим, как-то по-птичьи склонив голову, стал пристально смотреть на него. Последнее, что он видел: склонившиеся лица Веры и Ефима, со странным, словно профессиональным интересом изучающие его.

— Ничего, ничего! — подбодрил его Ефим, доставая из-за пазухи шприц, и все стало кусками отваливаться и пропадать, как на экране зависающего компьютера.

— Он ее так и не узнал?

— А хрен его знает, такой артист!..

— Ч-черт, я листок оставил! — услышал он еще.

«… но это только начало. Потому что теперь начинается Путь, великий Переход. А Последняя Черта, сама по себе ничто, барьер на Пути.

Первая Точка за Последней Чертой — в центре Ассоциации, но не в метрополии… Чтобы достичь ее, нужно Семь выходов. Только цепь из семи замков может удержать натиск Первой Грани Истины. Кто достиг, тот обычно уходит. Это пути Ассоциации, они как на ладони и манят. Дольше всех противостоял соблазну Ману. Светлейшие меняются слишком часто. Эта точка — Свет…

Вторая Точка — на границе. Дает понимание и разрешение извечного противостояния двух извечных врагов: Ассоциации и Томбра. Только дважды по Семь дают надежную защиту от Ярости Второй Грани Истины. Эта точка — Вода…

… Третья Точка есть, но она тебе не нужна, если ты порождение Этой Стороны. Она в Томбре, но не в том, а в истинном, что будет сиять при Вдохе (сейчас Выдох). Трижды Семь замков, но гнев Истины сильнее, если ты на чьей-то стороне. Эта точка — Тьма…

Четвертая Точка в самом Центре, где нет Дыхания, но Оно так сильно с обеих Сторон, что только Четырежды Семь Замков спасут тебя от испепеляющего Огня Истины. Тогда все. Почти. Алмаз всезнания в твоих руках, пока ты там. Но кто там? Только Ману и двое Неизвестных. Кто ты, чтобы попасть туда? Эта точка — Смерть…

Но Глаза Говорящего! Если ты их увидишь, ты забудешь про все Точки… Нет, ты их не увидишь!..»

Мария обречено перевернула листок. Бред какой-то! Неужели это безвозвратно?

«… могу ли я? И эта странная память-забвение о ней, её имя волшебно созвучно именам всех неисчислимых и несуществующих Реальностей: Амо, Аморе, Мэя, Мэри, Мири… Мария! Я нахожу тебя везде, но не могу соединиться, я обладаю тобой в себе, но не смею заговорить. Где ты?..»

Мария судорожно вздохнула, сунула листок в сумочку и не глядя по сторонам бросилась из зала. Она увидела только, как бесчувственное тело Фомина забрасывалось в машину и та рванула с места, взвизгнув на прощание резиной.

— Мари, я прекрасно понял, это сумасшедшие! — услышала она голос сэра Эшли рядом с собой, у него от треволнений лексика стала страдать заметнее. — Как я внезапно не догадался?. Ругаются, хамят!.. Эта женщина распутанная… Что у тебя с ними общего?

Мари обернулась. Мистер Аддиган уже сменил где-то рубашку и галстук. Все-таки Россия создавалась для иностранцев, почему-то пришло ей в голову.

— Как ни странно, родина! — сказала она, и удивилась сама себе, что это ее понесло, причем здесь он.

Голоса раздавались явственно и четко, но в полной темноте и как бы издалека. Он не мог ни пошевельнуться, ни смотреть, ни говорить, как будто огромная плита лежала на нем и мешала малейшему движению, даже мысли. Но слышать он мог…

— Вся страна легла на рельсы вместе с шахтерами, они что там с ума сошли?

— С ума сошли мы, не забывайтесь, господа! Главное, чтобы эти шахтеры не встали и не пошли сюда!

— О, и здесь господа!..

Дальше все заговорили разом и он перестал различать…

— А кто нас кормить будет? — Ты о чем? — Если все лягут и будут лежать. И так одна баланда! — У людей горе, им жрать нечего! — А нам? Выкинут отсюда! — А все ваш Ельцин! — А причем здесь Ельцин? — А при том, воруют! — Э, братцы! Это когда же у нас не воровали? — Не он же ворует, в регионах! — Как будто в Москве не воруют! — Воровская столица… — Его ставленники. — Уй, темень египетская! Ваших же ставленников больше! — Менять надо президента! — Да пока новая власть наестся, ты с голоду сдохнешь! — И так сдохну! — Не, правда, больной он какой-то! — Кто? Этот?.. Да он коммунист, а это диагноз старческого маразма. — Нет, не маразма, пубертатного периода! — Да нет, не он — президент! — Демократы сраные! — А я слышал, нами давно уже не он правит! — Поехали! — А чего поехали? Операция не удалась, а говорить нельзя, чего-нибудь обязательно начнется. Вот и лежит себе в холодильнике, а нами двойники правят! — Вот дождетесь, действительно двойники будут править! Чую, грядет двойник, то один будет править, то другой, пока тройник не… — Потише ты, здесь же есть и сумасшедшие, стуканут! — Кто? Ты кого имеешь в виду?! Я тя, падлу! — Да не тебя! Хоть бы вот этого! — Э, братцы! Да он валяется который день! Я пришел, он здесь был. — Правильно, никого прежних нет, а он здесь! — Да он без сознания и ничего не слышит. Вон весь перебинтован — не вздохнуть, не бзднуть по-хорошему! — Еще не хватало! И так дышать нечем! — Вот микрофонами и перебинтован. — Ну ты точно сумасшедший! То, что ты тут говоришь, в любой газете найти можно! Стуканет! Помешались на своем стукачестве! — Да, а куда его по ночам выносят? Да и не только по ночам! Ясно, что на доклад! — Тебя выписывать надо, ты больной! Здесь приличные люди лежат! — Какой доклад, дура, он без сознания! У него процедуры. Это… облучают что ли. Ты хочешь, чтобы его прямо в палате облучали? — Ага, а заодно нас. — А что нам? Нами покойник правит. — Одни евреи. — Ну все, пошло-поехало! — А что? Березовские, Тодоровские, Гусинские… — Ходорковские, дура!.. — Не, братцы, а Ельцин-то наш! — Да, держи карман шире, зря что ли он Борис? Да и не Ельцин он, а Элькин! — Да ты что?! Правда? — Туши свет, началось!..