Капитан (СИ) - Горшенев Герман. Страница 41

Через три дня мы вышли к стреле. Было очень похоже. Кто-то вырезал идеальный остроконечный треугольник прямо в камне, зашлифовав до идеала. Остриё возвышалась на сорокаметровой высоте над идеально отполированной площадкой. Широкая дорога вела в обход и заходила на ту сторону горы, выводя на остриё. Это был наша главная цель.

За это время мы дважды в ночной дали видели корабли, но нас они под густыми кронами обнаружить не смогли. Именно эта стрела была странная. Она перемещала на расстояние в почти тысячу километров, но могла бросить в пятно с площадью в сотню квадратных километров. Варианта быстрее убраться из этих земель не было, но существовал огромный риск. С небольшой вероятностью моё племя могло отправить на земли поклоняющихся честнейшему. Это был всего небольшой кусочек пятна, но этот вариант тоже надо было учитывать.

Народ Чести имел свои заскоки. Они были настоящие фанатики и строго соблюдали правила, традиции и законы, никогда не врали и были до отрыжки правильные. Одно из правил гласило: только на время Тинга их земли открыты, а всех остальных ступивших на их территорию они убьют. Если кому-то надо было пройти по их землям, то получал разрешение, при этом не тогда, когда уже запёрся на их территорию, а заблаговременно. С большей вероятностью нас кинет именно рядом, но могло и внутрь. Было ещё одно правило: честнейшие преследовали только до границы, и если ты пересёк черту, то будь ты хоть в шаге от удара меча, преследование прекращалось. Земли честнейших — богаты, поэтому многое этим пользовались: заскакивали, хватая ценности, и улепётывали со всех ног, пока не влетело.

Лесовики умели двигаться по любым местам, отлично маскируясь. И даже если нас засекут, оставался шанс разбиться на отдельные группки и сбежать, но хотелось надеяться, что стрела сработает как всегда, и нас выкинет на остальные восемьдесят квадратных километров среди ничейных земель.

Прямо не удивился, когда в середине дня, когда свет игг-древа самый яркий, услышал:

— Что ты можешь без своего Найтволка?

Это был тот самый мужик, который предлагал вернуться. Вот же тварь! Дождался дня. При таком свете Кусь точно не придёт. Передо мной встал Арах, вытаскивая нож:

— Ты отдал мне жён. Я его накажу!

Пришлось положить ладонь на его руку и, слегка придавив, вернуть клинок в ножны. Гадёныш стоял на самом краю стрелы и смотрел на то, как я не дал вмешаться в наш спор. За ним — обрыв, а внизу, метрах в сорока, — пропасть с ровным дном, как будто кто-то каждый день шлифовал горизонтальный срез горной породы, да так тщательно, что даже пыль и песок не задерживались. Гладкая поверхность блестела чистотой.

Я подошел, долго смотрел в глаза и спокойно сказал:

— Здесь я командую. Выполнять!

— Главным будет тот, кто сильнее, — озвучили мне причину неповиновения.

Ах вот оно что! По вечерам права качать боялись, но злобу копили. «Лучше пусть на тестировании все экскременты всплывут, чем потом мне это надо будет по миллиграмму из дыхательных фильтров выковыривать», — часто говорил мне главный техник основной ремонтной палубы. Полностью согласен. Лучше решить все вопросы сейчас, чем потом, когда мы пройдём стрелой в чужие земли.

— И с какого такого ты стал сильный? Главное, чтобы после смерти мне твоих жён не передавали, то не всегда удается удачно пристроить, — сказал я, криво улыбнувшись.

С последними звуками фразы он сделал рывок, меня схватили могучие руки, и просто швырнули назад, за край обрыва. Он был в полтора раза крупнее и при этом Восходящим, вложившим немало рун в усиление тела. А я — капитаном малого тральщика, почти пилотом, с усиленными нервными окончаниями, реакцией и дополненной симбионтом моторикой. Мой противник вложил немало деревянных рун в тело, но ему было очень и очень далеко до моей скорости и реакции. Оказавшись над обрывом, я намертво вцепился обоими руками в перевязь и рукав здоровяка, и моё тело по инерции дернуло варвара за край обрыва. Мы оба полетели вниз.

Он отпустил меня в полёте и яростно орал и махал руками, а я старался не думать, отдаваясь на волю инстинктам. Я капитан всего и сразу, но скорее пилот и техник. Для техника время не пришло, а вот пилотские импланты — это не только реакция. Они преобразуют тело, создают дополнительные жесткости, формируя ещё один ряд хрящей в позвоночнике и закрепляя органы; управляют кровотоком, не позволяя крови покидать мозг при огромных ускорениях.

Пилот может прыгнуть с пятидесяти метров, выдерживает сорокакратную перегрузку и ещё умеет много чего недоступного обычному телу. У них даже телосложение немного другое, чем у обычных людей. Пилота всегда можно узнать по выпирающему горбу позвоночника и шее шире головы. Я не был ни пилотом, ни десантником, а был капитаном; всего по чуть-чуть. Не думать, давая телу делать всё, как правильно. Вытянутые носки, переход на пятки, присед на максимальную глубину, надрывая мышцы и сухожилия, но не превращая мышцы ног в кровяной фарш из костей и мяса, а дальше — ровный позвоночный столб, который должен сдержать основной удар. Дублирующие позвоночные диски схлопнулись, превращаясь в кровавые грыжи, а поддерживающие внутренние органы запасные плёнки растягивались, но так, чтобы и погасить инерцию, и не дать разорваться печени, оторваться почкам и удержать лёгкие на рёбрах. Кости позвоночника схлопнулись на специальные дополнительные диски. Я был жив!

Я есть! Я ощущаю свое тело, сидя в глубоком приседе и через боль распрямляя ноги. Поднимаюсь, разведя руки в стороны и смотрю вверх. Сорок метров высоты. Я уже понимаю, что скоро, когда имплант перестанет блокировать нервные окончания, мне будет очень больно. Туда, откуда секунду назад дошел звук глухого шлепка, даже не оборачиваясь, протянул руки и забрал руны и звёздную кровь. Всё будет потом. Мне плевать, что там, и даже не посмотрю.

Уселся недалеко от стрелы на камне около длинной крутой лестницы, которую кто-то соорудил, чтобы пешему не надо было обходить гору, а быстро подняться на стрелу. Сверху на меня смотрело множество глаз. Пусть смотрят.

Забрал только руны и звездную кровь, оставив всё остальное. Даже оборачиваться не стал, просто протянув руку за спину, коснувшись тела. Имплант не сможет сдерживать боль вечно. Склизкая прыгала вокруг меня, озабоченно узнавая все подробности моего здоровья.

Вколол себе обезболивающее. Подобные модификации тела спасают жизнь, но дарят боль дважды. Первый раз — когда схлопывается позвоночный столб, разрушая резервные диски, а второй — когда имплант начинает их отращивать заново, раздвигая кости обратно. Причём оба процесса важны для жизни. И если стоит вопрос, будет это болеть или выживать, то логика симбионта всегда даёт предпочтение выживанию, а человечишка может и потерпеть.

Ко мне подошел Арах и выложил целую груду оружия, одежду, небольшой мешок и стигмат.

— Архераил, это принадлежало ему. Теперь всё оно — твоё.

Я через боль улыбнулся:

— Жён заберешь? Жаль, что пришлось убить ещё одного Восходящего твоего народа.

Волосач оскалил рожу в улыбке:

— Он всё равно был придурком. Не было у него никаких жён. Ничего хорошего никому не сделал, а гвоздь получил просто за то, что здоровый вырос. Нельзя было такому огромному не дать, только вот нисколько не поумнел…

— Арах, гвоздь твой, мне не надо. Забери. Отдашь кому-нибудь из молодых, — может, кто поумнее вырастет. Остальное тоже раздай. Я забрал руны и звездную кровь.

Спорить с моим решением здоровяк не стал, а только положил руку на плечо и слегка надавил, используя традиционный жест благодарности. Арах сгреб принесенное барахло в охапку, и утопал, оставив Склизкую прыгать около меня. Такое ощущение, что та своим женским чутьем или каким-то умением прекрасно понимала, где и что болит.

На вхождение в форму ушло ещё два дня. После стычки на стреле мы ушли с горы и спрятались в укромном месте, а когда на стрелу вломилось внушительное стадо копытных в сопровождении подростков и старухи с двумя косматыми хищниками, всё племя, побросав свои дела, шагнуло в древний транслокационный портал. Всего шаг — и уже совсем другая местность, свет древа чуть сменил направление. Мы оказались в самом центре боевого построения огромной армии.