На краю чужого мира - Шарапов Кирилл. Страница 4

– Да, Павел Георгиевич, всё как и ожидалось, спасибо вам за помощь, – улыбнулся одними губами Михаил. – Но теперь мне нужно заново начинать строить свою жизнь.

– Вы молоды и обязательно справитесь, – ответил Одоевский. – А теперь позвольте дать вам один совет, Михаил Иванович. Вам дали два дня на то, чтобы покинуть столицу. Уезжайте, как можно быстрее, не ходите в сомнительные места. Я знаю, у вас есть друзья, попросите их приглядеть за вашим тылом. Князь Долгоруков осерчал, поняв, что на плаху вас никак не отправить, и максимум, на что он способен, это лишить вас места в гвардии. И теперь по городу гуляет слух, что тот, кто вас зарежет, получит десять тысяч златников. Видите, как дорого оценил вашу жизнь, даже не имперские ассигнации, а платит золотом.

– До меня уже довели эти слухи, и уже была попытка меня отравить.

– Знаю, боярин, поэтому уезжайте, и лучше бы вас кто-нибудь сопроводил. Разумеется, этому человеку вы должны доверять. А теперь прощайте, Михаил Иванович. Если и свидимся, то не скоро, пятнадцать лет – долгий срок.

– Прощайте, Павел Георгиевич. Спасибо за всё, я был рад служить под вашим началом.

Майор кивнул и, развернувшись, направился к выходу. Зал коллегии почти опустел, только в дверях стояли несколько офицеров, не успевших покинуть палату.

– Не думай, что всё кончилось, – раздался за спиной голос, полный ненависти. – Ты ответишь за смерть моего сына.

Михаил обернулся и увидел сидящего на галёрке князя Долгорукова. Да, покойный сынок пошёл в отца, так бы он выглядел лет через двадцать-тридцать.

– Хотите бросить мне вызов, ваше сиятельство? – поинтересовался Бельский. – Если вы фехтуете так же посредственно, как ваш сын, я вас тоже проткну насквозь. Его убила не моя шпага, его убила надменность, гордыня, презрение и несносный характер. Ваши семейные черты, вы его так воспитали, и рано или поздно его кто-нибудь всё равно бы заколол. Так что, в смерти вашего сына виновны вы.

Лицо князя пошло пятнами, похоже, ему не хватало воздуха. Он дёрнул ворот парадного кителя, на котором были погоны майора, пуговицы заскакали по лестнице, ведущей на самый верхний ярус амфитеатра, где и устроился Долгоруков.

– А теперь, ваше сиятельство, – продолжил Михаил, – если не собираетесь меня вызывать, прощайте, нескоро свидимся.

– Ты сдохнешь, – прошипел Долгоруков, наконец, справившись с собой. – Жизнь положу, но изведу тебя. Жаль, ты последний в роду, а то бы всех по миру пустил.

Бельский кивнул и, развернувшись, покинул опустевший зал.

До снимаемо им особняка добрался минут за двадцать на первой же попавшейся самобеглой коляске. Они вошли в моду последние несколько лет, чудо механики и артефакторики. Не сказать, что выглядели красиво, но всё же столица, наконец, избавилась от лошадей, и на улицах стало гораздо чище.

Двухэтажный дом находился в приличном квартале в километре от дворца. Михаил отпер дверь и тут же замер на пороге. В его правой руке возникла шпага, которую создал дух, а в левой чёрный болт, единственная дистанционная атака, на которую он способен. Духа можно один раз улучшить, для гвардейцев это бесплатно, для остальных за приличные деньги. Духовод, так звали человека, который мог работать с сущностями, на время забирал его и отправлял в специальный артефакт, где тот получал случайное новое умение. Иногда не везло, и он улучшал уже имеющееся. Все духоводы и артефакты находилась в ведении специальной службы императора. Дух Михаила получил тогда дистанционную атаку – чёрный болт, два умения у него свои были. Встречались и нелегальные духоводы, но тайная канцелярия их преследовала, не щадя, и если такой попадал им в руки, умирал он долго и болезненно. Но самое плохое, аристократы, что попадались на таком усилении, могли лишиться своего духа, но это, правда, только в том случае, если они не могли заплатить штраф.

Благодаря Духову миру и артефактам, которые создавались на основе металла, добытого там, развитие духов получило новое направление. Теперь каждый гвардеец, заступающий на смену, получал, специальный пояс, в который вставлялись артефакты, жутко дорогие. Они усиливали умения духа и наделяли его новыми свойствами. Как оканчивалась служба, пояс сдавался в оружейку. Конечно, подобное изредка уходило налево, контрабанда – штука такая, все лазейки не перекрыть, но стоило это очень дорого, и позволить себе подобное могли только состоятельные люди. Да и наказание за незаконное владение таким поясом было серьёзным, аристократ лишался титула и духа, простолюдин (были такие, кому удавалось заполучить духа) отправлялся на вечную каторгу, махать кайлом, добывая артефактный металл.

Обведя взглядом первый этаж, Бельский прислушался, в доме – мёртвая тишина, но тут явно побывали и что-то искали – некоторые вещи сброшены на пол, другие стояли не на своих местах.

Закрыв за собой дверь, Михаил прошёл в гостиную, заглянул в комнату для слуг, где жила его экономка и одновременно повариха, которая на неделю уехала к матери в небольшой городок в двух днях от столицы, затем осмотрел остальной дом. Обыск был поверхностный, две тысячи имперских ассигнаций (или просто империков), что были в ящике стола в кабинете, как ни странно, не тронули, значит, работали не наемники князя, а охранка. Никаких сюрпризов Михаил не обнаружил. Теперь надо было решить, что делать дальше. Во-первых, нужно собрать вещи, которые он возьмёт с собой. Затем обратится в банк, там у него небольшой счет, на который капал доход с его родовых земель, немного, но хватало на жизнь. Надо было выяснить, какая финансовая система в Духовом мире, и есть ли возможность получить там деньги, и вообще, нужны ли они ему там?

Желудок заурчал, и Михаил полез в погреб. Вытащив оттуда копчёный окорок, пока закипал чайник, он принялся его пластать тонкими, почти прозрачными, ломтями. Хлеба дома не было ни крошки. С минуту он раздумывал, сходить ли ему до ближайшей пекарни, что располагалась в пяти домах, но плюнул и сунул тонкую полоску копчёного мяса себе в рот. Следующие двадцать минут он, устало вытянув ноги, жевал окорок, запивая его сладким чаем. Трапеза почти закончилась, когда в дверь раздался требовательный стук.

Михаил прошёл к двери и, отодвинув занавеску от узкого смотрового окошка справа, выглянул на улицу.

– Ну, проходи, коль пришёл, – открывая дверь и пропуская гостя внутрь, произнёс он с долей издёвки. – Мог бы и в затворе друга навестить.

– Не мог, – покачал головой князь Тарковский, происходивший хоть и из древнего, но сильно сдавшего позиции рода. – Только ночью вернулся в город, утрясал дела семейные. О твоей дуэли и судилище узнал только два часа назад.

– Чай будешь? – проходя на кухню и усаживаясь за стол, предложил Михаил. – Варвару я домой отпустил четыре дня назад, так что, с угощением у меня туго, даже хлеба нет.

Дмитрий Тарковский смерил стол взглядом, обнаружил окорок и, не стесняясь, схватил ломтик пальцами и отправил себе в рот.

– Годы были голодные, хлеба не было, масло мазали прямо на окорок.

Мужчины переглянулись и заржали. Дмитрий уселся напротив, посмотрел на друга, веселье с его лица исчезло, оно стало серьёзным.

– Что делать думаешь?

– Ничего не думаю. Мне предписано в два дня дела закончить, и столицу покинуть, ну и до четверга прибыть в Кемь, а дальше Духов мир.

– Я тебя провожу, у меня как раз до следующей недели отпуск, так что, прокачусь с тобой, а то уж больно могущественного ты врага себе нажил.

– Да уж, ваше сиятельство, плохо как-то все вышло, – согласился Михаил.

– Какой план? – решительно спросил Дмитрий.

– Ну, если ты решил прикрывать мне спину, тогда подъём. Сейчас возьму документы, и в банк поедем. Пока тот работает, надо понять, на что я могу рассчитывать с той стороны.

– Поехали, – вставая, заявил Тарковский. – Это ты правильно придумал, вещи вечером соберем. А с Варварой как рассчитаешься?

– Тебе деньги оставлю, её довольствия осталось ровно половину, вторую она авансом на поездку взяла, так что, ты ей и отдашь её тридцать империков. Рассчитаешь её, барышня она хорошая, не пропадёт.