Выбор королевского дознавателя - Муратова Ульяна. Страница 1

Ульяна Муратова

Выбор королевского дознавателя

Капитула первая, об обманутых ожиданиях

Эта книга посвящается Муратовой Юлии,

которая всегда очень много заботилась о других

и очень мало о себе.

Капитула первая, об обманутых ожиданиях

Дознаватель пришёл ночью. Я только успела задремать. Меня долго колотило от пережитого страха, и я никак не могла успокоиться, да и голод не сильно способствовал мирному сну. Нас так и не покормили за весь день, и последний раз я ела позавчера, ещё до пожара. Картинки пережитого так и стояли перед глазами. Я вновь и вновь видела горящий приют, рыдающих детей, Аливе́тту, исчезающую в пылающем здании.

Дознаватель распахнул скрипучую дверь и уверенным шагом прошёл на середину маленькой комнаты или, вернее, камеры, в которой меня заперли вчера утром. Две кровати, умывальник и туалетная чаша за ширмой – вот и вся обстановка. Промозглое и мрачное помещение, особенно теперь, в ночи. Я приподнялась на постели, свесила ноги с края кровати и смирно замерла, положив руки на колени. Боялась допроса. Боялась боли, но ещё сильнее боялась подвести Аливе́тту.

Дознаватель сел на пустую кровать напротив и с интересом меня рассматривал, а точнее препарировал взглядом. И вот его я хочу обвести вокруг пальца? Смешно. Его взор придавил сверху каменной плитой, и мне тут же захотелось выложить ему все свои тайны, даже самые сокровенные. Мужчина напротив выглядел непривычно. Ярко-синие волосы и такие же ярко-синие, невозможные для человека глаза.

Гайро́н.

Этим всё сказано.

– Вио́ла Зинто́за, возраст семнадцать лет, воспитанница приюта «Утешение», практически достигшая возраста ответственности, – задумчиво проговорил он. – Сирота, родители неизвестны, родственники неизвестны, бесприданница, сорок два взыскания за неподчинение установленному дирекцией порядку, магесса с заблокированными общественно опасными способностями. Это с какими, кстати?

В его взгляде появилось любопытство, горячее и искреннее.

Я молчала. Лгать королевскому дознавателю – это преступление. А молчать – нет. Его работа состоит в том, чтобы меня разговорить. А я – испуганная пожаром сиротка. У меня, может, на фоне пережитого речь отнялась.

«И инстинкт самосохранения отказал», – добавил внутренний голос.

Я смотрела на гайрона во все глаза и молчала.

– Хм. Что ж, если вы пока не хотите со мной поделиться, с вами поделюсь я. Знаете, что я думаю про ваш приют?

Я не знала, но стало интересно: он станет убеждать меня, в каком райском местечке нам довелось расти? Может, задвинет речь про то, как корона заботилась о нас, убогих? Как нам повезло стать воспитанницами именно этого приюта, ведь другие, говорят, ещё хуже?

Или будет действовать умнее и сделает вид, что сочувствует?

«Ах, Виола, вас наказывали голодом и часами держали в холодной комнате в одном белье за малейшую провинность? Какие злодеи! Расскажите мне всё, и я их накажу», – хмыкнул внутренний голос, подражая речи дознавателя.

– Гнусное местечко. Я успел побеседовать с другими воспитанницами вашего приюта. Вы знаете, что некоторые воспитательницы уже находятся под следствием? А с виду такое благообразное заведение. Думаю, что оно сгорело, потому что директрисе захотелось скрыть, что королевское финансирование распределялось совсем не так, как следовало. К сожалению, руководство успело испариться. Очень любопытно, правда? А в газете такую хвалебную заметку написали про слаженные действия коллектива приюта по спасению детей. Но детей спасали вы и Аливетта, не так ли?

Мне хотелось ему ответить. Очень хотелось. В его голосе звучали нотки, сопротивляться которым оказалось невероятно трудно. Я аж челюсти стиснула, чтобы не проговориться, и это не укрылось от внимательного взгляда гайрона.

Хотелось рассказать обо всех гадостях, которые делали воспитательницы, но я промолчала. Дознаватель хочет меня разговорить, чтобы я выложила ему всё. А я не могу. Никак не могу. И даже если он будет меня пытать, я буду терпеть столько, сколько получится, и тянуть время. Ради подруги.

– Знаете, я люблю свою работу. Нет, поймите меня правильно, иметь дело приходится с на редкость отвратительным контингентом. Но мне нравится выяснять правду, выводить мерзавцев на чистую воду и пускать их по этапу. Или даже казнить, в зависимости от тяжести преступления. Нравится восстанавливать справедливость. Вот только для этого мне нужны ответы, Виола. Я уже опросил всех, кроме вас. И хочу отметить ваше мужество. Немногим хватило бы смелости поступить так, как поступили вы. И Аливетта. Я искренне восхищён вашим героизмом. Вы же дружили?

Нет, мы не просто дружили. Аливетта – единственная близкая мне душа во всём Урму́нде, и я ничего про неё не расскажу. Именно поэтому не расскажу. Я знаю, почему её ищут дознаватели, да ещё такого высокого ранга. А ещё я обязана Але жизнью. Мы все сгорели бы в этом га́стовом[1] приюте, если бы не она.

Я старалась не смотреть в пронзительно-синие глаза гайрона. Отвернулась к узкому окну, за которым светила одна из лун. Её голубоватый свет заливал небольшую комнату и позволял хорошо видеть. Хотя гайрон и без того отлично видел в темноте.

– Мне очень нужна информация, Виола. И я готов вам помочь. Что вас ждёт теперь? Приют сгорел, работы у вас нет, дома нет, образования достойного тоже нет. Что вы будете делать? Маленьких воспитанниц, безусловно, пристроят в новый приют, но вы-то уже взрослая. До совершеннолетия осталось всего ничего, считай, один месяц. Вы окажетесь на улице. Не самая радужная перспектива для юной и красивой девушки. Я готов заплатить за сведения об Аливетте. Дорого заплатить. Устроить вас на работу, оказать протекцию, подыскать жильё.

Деньги мне, конечно, безумно нужны. И гайрон во всём прав. Но я не могла. Поэтому молчала, стиснув челюсти, и старалась не смотреть на него.

– Не хотите? Жаль… Вы же понимаете, что в ваших руках судьба целого острова? Проклятого острова, принадлежащего Аливетте. Я не хочу причинять ей вред, только найти и защитить. Подумайте обо всех людях, которые останутся проклятыми, если с вашей подругой случится что-то плохое!

Я прикрыла веки и постаралась не слушать вкрадчивый голос дознавателя. Аля знает, что делает. А я обязана сохранить её тайны.

– Было бы гораздо проще, если бы вы согласились. Потому что мне действительно нужно найти вашу подругу, а делать вам больно или плохо я не хочу. Но вы не оставляете мне выбора…

Вот мы и перешли к завуалированным угрозам. Руки похолодели, я вся съёжилась, даже пальчики на ногах непроизвольно поджались. Но я не проронила ни звука.

– Знаете, Виола, я ужасно устал, – вдруг сказал дознаватель, расстегнул форменный мундир, снял его и небрежно бросил на постель.

Он пересел с кровати на пол, устроился прямо у моих ног, горячими пальцами взял мои руки и повернул их ладонями вверх, а затем уткнулся в них лицом и с наслаждением потёрся щетиной.

Я в ужасе уставилась на него. Что он творит? Он не должен меня трогать… вот так! Он должен орать, пытать, угрожать и ломать. Или что там делают королевские дознаватели?

– Вы чудесно пахнете. По-настоящему чудесно. И даже страх у вас не кислый, а немного пряный. А я так устал копаться в этом дерьме, Виола. Вы думаете, что я ищу Аливетту, чтобы ей навредить? Ерунда. Я ищу её, чтобы защитить. Её могут использовать или убить.

«Ну да, а вы переживаете, что это сделают другие, прежде чем это успеет сделать корона», – сказал внутренний голос.

– Она наверняка боялась, что её насильно выдадут замуж и избавятся от неё, как только она родит наследника? Это глупости, Виола, я вам как гайрон говорю. Как любая другая гайрона, Аливетта гарантированно сможет зачать только от своей пары. А пара, пусть и одобренная короной, не даст её в обиду. Возможно, взгляды одобренного для неё гайрона будут отличаться от принятых в её семье, но это не значит, что он захочет причинить ей вред. Вы же знаете, что мы обычно формируем пары только один, максимум два раза в жизни? И очень ценим своих женщин, так что ничего ей не угрожает…