Идальго (СИ) - Номен Квинтус. Страница 11

Правда, с могучестью у этого государства было ой как неважно, да и англичане везде лезут — но если хорошо подумать… С такими мыслями я поставил яхту точно на то е место, где она стояла до моего отплытия (железяка рельеф координаты с точностью до метра в бухте определяла) и отправился спать. А утром увидел, что мысли — материальны: совсем рядом стоял английский корабль, причем на торговое судно вообще не похожий…

Слава богу, ко не англичане вообще не полезли: у них какие-то дела были на берегу и они там весь день их решали. Что решили — я не знаю, но утром они отвалили и отправились (как железяка… то есть дева Мария сказала) в сторону Буэнос-Айреса. А еще я теперь знал, что власти и Уругвая, и Аргентины (и Парагвая тоже) англичан терпеть ненавидели, но все равно терпели — понимая, что если англичане снова навалятся, то будет очень плохо. Причем всем, и даже независимо от того, на чьей стороне они будут воевать. Так что у меня родилась мысль, что на этой всеобщей неприязни можно будет как-нибудь сыграть, усилия «противоборствующих сторон» объединить и таким образом совместными усилиями оказать мне неоценимую помощь.

А проделать это, с моей точки зрения, было возможно только на религиозной основе (то есть если пока на Парагвай болт забив: я, еще раз повспоминав историю, сообразил, что Карлос Лопес только году так в сороковом там ураганить начнет). Но его опытом не воспользоваться было бы глупо, а внушить убежденным католикам, что именно это и будет полезным для их стран, я уже знал как. Вот только для этого нужно было всех главных священников как-то в гости заманить — а дон Ларраньяга вернуться обещал хорошо, если через месяц. Но он же не единственны священник в этом углу шарика, есть и другие, причем уже «уверовавшие» — и я пригласил на встречу молодого парня из Канелонеса. Парня по имени Лоренцо Фернандес.

Этот попик мне был интересен в том числе и потому, что он медицину изучал, и вроде бы каких-то успехов в ней достиг. Ну, по нынешним временам это можно было успехами назвать — однако я надеялся, что силой своего убеждения (с помощью, конечно, девы Марии) даже я смогу ему кое-что новое и полезное преподать. Про микробов, про пользу мытья рук например, еще кое-что по мелочи. Совсем по мелочи: как упорный читатель соответствующей литературы, я, например, знал, как сделать аспирин. То есть не из попаданческих книжек я про это знал: мне мать — после моих фантазий на тему — прилично так мозги поправить смогла. Правда, я пока не знал, водится ли в этих краях хотя бы осина — но кто, кроме местных товарищей, об этом рассказать сможет? Однако для меня тот же аспирин был лишь предлогом, а дав церковнику такой могучи инструмент, я, скорее всего, смогу ему и прочие идеи в голову вложить. Поскольку идеи может вложить лишь тот, кому учащийся верит. Да, он сейчас истово верит деве Марии — а надо, чтобы он поверил мне. Чтобы уверовал в меня…

Глава 5

Говоря откровенно, я эту дыру в качестве временного пристанища выбрал практически неосознанно, но еще раз все тщательно обдумав, решил, что выбрал я ее правильно. Потому что историю Мексики я — стараниями бабули — учил довольно глубоко, и у меня не было ни малейших сомнений в том, что в любом другом времени, кроме разве что последних лет пятидесяти перед переносом жить мне там с такой яхтой оставалось бы считанные дни. Никому неизвестный чужак — и весь из себя такой богатенький… кому какое дело, куда он делся? Вышел куда-то и не вернулся.

Не было у меня и сомнений в отношении США, разве что там убивать, может и не стали бы — но гарантированно обобрали бы до нитки. То есть во второй половине века двадцатого обобрали бы, а в нынешние времена судьба моя была бы весьма печальна: американские буржуи конкурентов за гроши убивали (вспомнить того же Рокфеллера), хотя и не лично — но мне-то какая разница, капиталист меня прихлопнет или нанятый им бандит? Что же до какой-нибудь Венесуэлы — то там еще и желтая лихорадка, в Бразилии отношение к испаноязычным я на себе прочувствовал. А вот здесь, да еще примазавшись к Ватикану шансы выжить были довольно высоки, все же высочайшая религиозность местного общества давала неиллюзорную защиту от покушений как на меня, так и на мое очень даже быстро движимое имущество. Из разговоров с местными я узнал, что священников даже бандиты не трогали, и во времена любых войн они оставались в полной безопасности. Правда в мирное время отдельные диктаторы могли себе позволить определенные вольности, но и их получилось избежать.

А то, что пристанище оказалось не особо богатым, то это как посмотреть: на Аргентину и Парагвай британцы нападать не стеснялись, а вот Уругвай они вроде особо и не трогали: нечего тут взять. Пока нечего, но тут уж от меня уже многое зависит. Правда, народу вокруг маловато: в Уругвае сто тысяч (я все же склонен считать пессимистическую оценку верной), в Аргентине — тысяч шестьсот. Мало народу — поэтому и войны тут были смешными: в самой великой и самой эпической битве между Аргентиной и Бразилией в Уругвае с обеих сторон участвовало около трех тысяч человек, а потерпевшая полный разгром Аргентина потеряла убитыми коло сотни солдат. Тоже люди живые были, но я только о масштабе событий говорю. И понятно, почему все тут англичан боятся: те ведь могут солдат пригнать уже тысяч пять…

А мне здесь англичане не нужны. И вообще они мне нигде не нужны. У меня к ним отношение особое, личное, можно сказать. Семейное.

Но чтобы не было англичан, нужно, чтобы в них нужды у местной элиты не было — и я, пожалуй, знаю как этого добиться. Но для этого мне нужно, чтобы тут народ просто перестал друг с другом воевать. Просто потому, что когда люди воюют — они не работают, а чтобы заработать — нужно, оказывается, работать, и от работы людей отрывать категорически не стоит. Так что для начала нужно будет договориться о мире во всем мире. Ну, хотя бы в землях сгинувшего Королевства Ла-Платы. А чтобы разговоры увенчались хоть каким-то успехом… да, священники тут имеют огромный потенциал, и если они за это дело возьмутся, то перспективы будут довольно радужными. А чтобы они взялись…

С Лоренцо Антонио Фернандесом мне повезло, то есть повезло с тем, что на второй день наших с ним разговоров он, сославшись на головную боль, решил с яхты свалить. А я ему просто подсунул таблеточку — и через полчаса буквально отбивался от его вопросов. Ну а так как лучшая защита — это нападение, на каждый его вопрос я отвечал тремя своими, и уже к вечеру я знал, что осины полно уже непосредственно в Буэнос-Айресе, там она просто на улицах растет. В лесах — он насчет лесов осиновых вроде не слышал. А вот ива мало что растет в несметных колдичествах, так ее еще крестьяне и специально сажают потому что древесина из нее получается очень для всякого разного подходящая. И если людям за ивовые ветки посулить мелкую денежку…

Вероятно, когда он про денежку заговорил, морда лица моего приобрела уж очень легко читающееся выражение, и он тут же уточнил:

— Я попрошу у себя в приходе крестьян принести ивовых веток в качестве епитимьи за мелкие грешки — а грешат они много. На исповеди о них не рассказывают, но в душе-то они знают, что грешны, так что, дон Алехандро Базилио, веток у вас скоро будет столько, что куча выше вашей мачты поднимется.

— Тогда сразу им скажите, что дева Мария простит им грешки не за ветки, а за снятую с веток кору: мне только кора нужна, причем желательно содранная по весне, еще полная сока древесного.

— Тогда я немедленно отъеду в Канелонес, ведь совсем уже скоро лето настанет, а к вам вернусь чтобы разговор продолжить дней через пять.

Ну да, привыкнуть к тому, что ноябрь — это месяц, когда уже лето наступает, мне пока не удалось, но падре Лоренцо был прав: время не ждет. Правда, насчет горы выше мачты у меня были все же некоторые сомнения: во всем округе Канелонес жителей хорошо если тысяч пять наберется, считая с грудными младенцами. Но и я не собирался налаживать выпуск аспирина тоннами, а для демонстрационных целей мне и пары ведер ивовой коры хватит. Вот только одной коры мне будет маловато — хотя и ром, и уксус здесь тоже не казались дефицитом. А о всем остальном я поговорю уже с товарищем Ларраньягой, когда он в Монтевидео вернется. С ним, потому что других уругвайцев, имеющих хотя бы смутные знания химии, я не знал.