Лейб-гвардии майор - Дашко Дмитрий. Страница 6

Он еще не отошел от горячки боя и столь неожиданного его завершения.

– А разве я сказал иначе? – с иронией спросил лекарь. – Только, если вы не станете меня слушать, я за ваше здоровье не в ответе.

– Вот что, – прикрикнул я на юношу, – делай что сказано. Два дня постельного режима. Встанешь – убью! Лично!

– А как же?.. – начал говорить кузен, но, сообразив, что среди нас имеется посторонний, вовремя закрыл рот.

Лекарь взял с меня две монеты и, пообещав проведать раненого послезавтра, удалился.

Я сел в глубокой задумчивости. Как ни крути, но мы едва не распрощались с Карлом. Если бы не своевременный и, главное, меткий выстрел, кузен бы уже знакомился с ангелами. Единственной подходящей кандидатурой на роль таинственного благодетеля был Михай. Он ненавидел Потоцкого, отлично стрелял и, вдобавок, выходил из гостиницы, хотя я строго запретил гренадерам покидать комнату. И что самое противное – я не знаю, как с ним поступить. С одной стороны, он ослушался приказа, с другой – спас Карла. Понятно, что на любых весах перетянет последнее. Есть, правда, еще один фактор, который надо учитывать, – выстрел из засады бросил тень на честь кузена, а уж кому, как не мне, знать, насколько он щепетилен в этих вопросах.

Михай явился через полчаса. Выглядел он, как всегда, хмурым и подавленным.

– Говори, где был! – сурово спросил я, едва Михай переступил через порог.

– В костел ходил, господин сержант, – не поднимая глаз, в своей обычной манере ответил поляк.

– Только в костел или еще куда-то завернул по пути?

– Больше никуда не заходил, – с удивлением произнес Михай. – На службе постоял, помолился за благополучный исход поединка между вашим кузеном и паном Потоцким, душу отвел перед образами.

– Покажи свое оружие, – приказал я.

– Зачем? – Михай побледнел, но, как мне показалось, скорей от обиды, чем из боязни оказаться раскрытым.

Нет, что-то тут не так. Неужели я иду по ложному пути? Но проверить Михая в любом случае надо.

– Покажи свое оружие, – с нажимом повторил я.

Обиженный поляк выложил свой арсенал. Выяснилось, что все на месте, ничего с собой наш друг не брал. Я задумался: времени обзавестись новым пистолетом или мушкетом у Михая не было, порохом от него не пахло. Да и удивление на его лице выглядело вполне естественным, актерских талантов в нем я не наблюдал. Выходит, загадочным стрелком был кто-то другой. И это встревожило сильнее всего. Похоже, в игру вступил новый игрок, и кто знает, чего от него ожидать и какой стороне он подыгрывает. Пока что в его активе спасение Карла, но вдруг это часть какой-то хитроумной комбинации? Или здесь что-то другое: месть, сведение старых счетов? Как всегда, вопросов больше, чем ответов. Скверно. Все равно что брести в потемках по минному полю.

Для очистки совести я все же потребовал от Михая клятвы:

– Поклянись, что не стрелял в Потоцкого!

– А в него что, стреляли? – ахнул Михай. – Надеюсь, убили?

– Убить – не убили, но ранили серьезно. Поклянись, что не твоих рук дело.

– Клянусь всеми святыми! Я-то, когда увидел кузена вашего, обрадовался. Думал, зарубил он этого гада. А тут вон как все обернулось! Но в Потоцкого я не стрелял, господин сержант, хотя, выпади мне такой случай, не дрогнул бы.

– Ладно, верю. День выдался тяжелый. Столько событий сразу навалилось.

– Господин сержант, – привстал Чижиков, – дозвольте сказать.

– Говори, раз уж начал.

– Я вот что думаю. Вы уж не смейтесь надо мною, но давно уже в затылке свербит, будто кто-то за нами идет и в спину смотрит. Словно взгляд чужой, на тебя направленный, чувствуется.

Я вздрогнул, уж больно мысли Чижикова были созвучны моим:

– Смеяться не собираюсь, не в моих это правилах. Объясни подробней, что тебя беспокоит.

– Помните, как мы у матушки вашей в имении ночевали? Я с утречка вышел во двор, трубочку раскурить, и ночного сторожа встретил. Он нашему языку немного обучен. Слово за слово, сцепились мы языками, и вот что он мне сказал: дескать, ходит неподалеку кто-то чужой, близко подойти не решается, но собак тревожит. Я поначалу не придал речам его значения. Мало ли что привидеться ночью может, у страха глаза велики, сами знаете. Но как отправились в путь дальше, зябко мне вдруг стало. У меня мамка ворожить умела, к ней все ходили, даже из других мест, и мне кое-что от нее в наследство передалось.

– А ты у нас колдун, значит, – засмеялся Михайлов.

– Скажешь тоже! Никакой я не колдун, – обиделся Чижиков. – Чутье у меня появилось. Сначала всего ничего было, а с годами побольше стало. Иной раз словно в будущее заглядываю, точно знаю, что и как произойдет. Но такое редко бывает, а то бы нас ни в жизнь в засаду не поймали. А вот ежели кто в спину смотрит, всегда о том ведаю.

– Понятно, экстрасенс ты наш доморощенный, – улыбнулся я. – Ну, трави, что было дальше.

Чижиков не обратил внимания на незнакомое слово и продолжил:

– Чую, идет кто-то по нашему следу. Аккуратно так, на удалении держится, но из виду не упускает. Почитай до самой Польши чувство такое было, но, как через кордон перебрались и в Крушаницу приехали, отпустило.

– А что мне не сказал? – удивился я.

– А что говорить-то?! Вы ж меня на смех бы подняли без доказательств! – пояснил солдат.

– С этого дня ты мне лучше все рассказывай. Я тоже себя неуютно чувствовал. Если бы ты поделился со мной подозрениями, могли бы проверку устроить – узнать, кому это вздумалось за нами пылить. Глядишь, сейчас голову над этим ломать бы не пришлось.

– А может, оно и к лучшему, что не узнали? – заметил Михайлов.

Я вздохнул. Возможно, он прав. В голове забрезжило смутное предположение. Ушаков, отправляя нас в эту командировку, велел ни при каких обстоятельствах не предавать гласности тот факт, что мы находимся на русской службе и выполняем его задание. Политика есть политика. Джентльменам в белоснежных перчатках в ней делать нечего. Не удивлюсь, если генерал-аншеф для подстраховки отправил вслед за нами других людей, целью которых является наше устранение, если что-то пойдет не так. Вполне логичное решение. Нет человека – нет проблемы. Только не надо приписывать это выражение Иосифу Виссарионовичу. Это еще задолго до него придумали и в жизнь воплотили.

До поры до времени «контролеры» – назову их так – помогают нам. Устранили Потоцкого, как только стало ясно, что жизнь Карла в опасности. Действовали грязно, рискованно, но вполне эффективно. Ужас, как не хочется быть следующей мишенью.

Хотя… вдруг это паранойя? Впрочем, как говорили мне в армии: лучше перебдеть, чем недобдеть. Будем действовать с учетом новых обстоятельств, только и всего.

Я велел Михайлову ухаживать за раненым Карлом, а сам с остальными гренадерами отправился на поиски лавки Микульчика. Выяснилось, что до нее рукой подать.

За прилавком стоял разбитной приказчик, из тех, которые умеют так обслужить покупателя, что случайный человек, зашедший, чтобы переждать дождь, обязательно выйдет с солнечными очками. Но, услышав, что мы хотим поговорить с хозяином, не стал упираться и привел круглолицего купца со щеками как у хомяка.

– Что вам угодно, господа? – Микульчик смотрел на нас с опаской, понимая, что мы вряд ли явились к нему за покупками.

Говорил он на польском, но, когда я сказал несколько фраз на немецком, купец с легкостью перешел на этот язык:

– Итак, чем могу служить, благородные рыцари?

– Я приехал сюда, чтобы осведомиться о здоровье пана Дрозда, – произнес я слова пароля.

– О, у меня для вас радостное известие: пан Дрозд пошел на поправку и в честь своего выздоровления собирается пожертвовать деньги на новый костел.

Я кивнул, будто на самом деле радовался приятной новости. Этот отзыв означал, что все в порядке, надо договариваться о встрече с проводником.

– Как бы мне с ним свидеться?

– Скажите, где вы остановились, и пан Дрозд лично явится к вам с визитом, – продолжил купец.

Я сказал, что мы остановились на постоялом дворе и занимаем одну из комнат, назвал номер.