Последние похождения Арсена Люпэна. Часть I: Двойная жизнь Арсена Люпэна - Леблан Морис. Страница 27

Не закончив фразы, он воткнул свой инструмент в стенку галереи, близ утолщения кладки, в которое была врезана дверь. Как он и надеялся, за первым слоем камня и цемента оказалась мягкая земля.

— За работу! — воскликнул шеф Сюрте.

— Я готов, шеф, но объясните мне…

— Все просто. Мы должны выкопать вокруг этой кладки проход метра в три или четыре, по которому можно будет обойти дверь и выбраться на волю по продолжению подземного хода.

— Но на это потребуется несколько часов, а вода все прибывает.

— Посвети мне, Гурель. Мысль господина Ленормана была верной; ценой известных усилий, выбирая землю из образовавшегося отверстия, он настолько его расширил, что смог в него втиснуться.

— Теперь моя очередь, шеф, — сказал Гурель.

— Ага, ты, вижу, ожил? Хорошо, потрудись тоже… Следуй только за контуром кладки.

К этому времени вода поднялась до их щиколоток. Успеют ли они завершить начатую работу? Чем дальше, тем она становилась труднее, так как разрыхленная земля все больше загромождала проход и, лежа в нем на животе, они должны были постоянно отгребать ее назад. Два часа спустя дело было сделано примерно на три четверти, однако вода доходила уже им почти до колен. Еще час, и она доберется до нового прохода, который они себе пробивали.

И это будет конец.

Обессиленный долгим постом, чересчур крупного телосложения, чтобы свободно передвигаться в узком новом кулуаре, Гурель вскоре был вынужден отказаться от работы. Он более не двигался, дрожа от страха при виде ледяной воды, которая все больше заливала подземелье. Зато господин Ленорман трудился с неослабевающим усердием. Это был страшный труд, работа термита в удушливом мраке недр. Его руки были в крови. Он шатался от голода. С трудом дышал спертым воздухом. И вздохи Гуреля время от времени напоминали ему о страшной опасности, которая угрожала им в этой жуткой норе. Ничто, однако, не могло заставить его отступить перед камнем, цементом и землей, с которыми он продолжал сражаться. Было все труднее, но цель близилась.

— Вода прибывает! — тем же сдавленным голосом напоминал ему Гурель. — Вода прибывает!

Господин Ленорман удвоил усилия. И стержень засова, которым он орудовал, внезапно провалился в пустоту. Проход открылся. Оставалось лишь расширить его, и сделать это теперь было гораздо легче, так как он мог отбрасывать землю вперед, перед собой.

Обезумевший от страха Гурель издавал вопли агонизирующего животного. Но на шефа Сюрте они уже не действовали. Спасение было близко.

Он испытал, правда, некоторое беспокойство, когда заметил, что земля, вывалившаяся в туннель по ту сторону двери, тоже падала в воду. Но это было естественно, дверь не была непроницаемой. Чего еще опасаться? Выход был свободен… Последнее усилие… И он прошел.

— Иди сюда, Гурель! — крикнул он, возвращаясь за своим товарищем. И потащил его вон, полумертвого, за руки. — Встряхнись же, рохля! Мы спасены!

— Вы так думаете, шеф?.. Вы так думаете?.. Но вода уже нам — по грудь…

— Давай, вылезай! Пока она еще не залила нам глотку… Где твой фонарик?

— Он больше не светит.

— Тем хуже.

И тут у него вырвался радостный возглас:

— Ступенька… Еще ступенька… Тут лестница!.. Наконец!

Они вышли из воды, из треклятой воды, которая их чуть не поглотила, и безмерное блаженство, радость избавления возвратила им силы.

— Стоп! — скомандовал господин Ленорман.

Он наткнулся на что-то головой. Подняв руки, он напрягся, чтобы устранить преграду, которая тут же подалась. Это была створка люка, открыв который можно было пройти в погреб, куда, через слуховое окошко, проникал слабый свет ясной ночи.

Он опрокинул створку и преодолел последние ступеньки.

Тут на него упала плотная ткань. Чьи-то руки его схватили. Он почувствовал, как его заворачивают в нечто вроде одеяла либо мешка, как его перетягивают веревками.

— Давайте второго, — сказал грубый голос.

Та же самая операция была проделана, по-видимому, с Гурелем, так как тот же голос вскоре произнес:

— Если станут кричать, убей их сразу. Кинжал при тебе?

— Да.

— Тогда — в путь. Вы двое возьмите этого, вы — того… Не светить и не шуметь… Иначе дело плохо, сад обыскивают со всех сторон с самого утра, их там десяток или полтора, они просто бесятся… Возвращайся во флигель, Гертруда, и по малейшему поводу звони мне в Париж.

Господин Ленорман почувствовал, как его уносят, а минуту спустя — что они уже на дворе.

— Подгони телегу поближе, — сказал прежний голос.

Господин Ленорман услышал шум колес и топот копыт.

Его уложили на доски. Гуреля устроили рядом. Лошадь побежала рысью.

Поездка продолжалась примерно полчаса.

— Стойте! — приказал уже знакомый голос. — Снимайте… Эй, возница, поверни телегу, чтобы задок встал к перилам моста… Вот так… На Сене не видно лодок? Нет? Тогда — не будем медлить. Вы привязали камни?

— Да, по паре булыжников на каждого.

— Тогда давайте. Поручи свою душу Господу, мсье Ленорман, и помолись перед Ним за меня, Парбери — Рибейру, более известного под именем барона Альтенгейма. Все в порядке? Готово? Доброго пути, мсье Ленорман!

Господина Ленормана положили на перила. Толкнули. Он почувствовал, как падает в бездну, и успел услышать тот же голос, злорадно повторивший:

— Приятного путешествия!

Десять секунд спустя настал черед бригадира Гуреля.

Глава 6

Парбери — Рибейра — Альтенгейм

I

В саду, под надзором мадемуазель Шарлотты, новой сотрудницы Женевьевы, играли маленькие девочки. Госпожа Эрнемон устроила для них раздачу пирожных, затем вернулась в комнату, которая служила одновременно гостиной и салоном для встреч между ученицами и их родственниками, и устроилась за письменным столом, на котором стала приводить в порядок бумаги и регистры.

Внезапно у нее появилось ощущение, будто в комнате она не одна. Охваченная тревогой, она обернулась.

— Ты! — воскликнула она. — Как ты появился? Каким образом вошел?

— Тихо, — сказал князь Сернин. — Слушай, и не будем терять ни минуты. Женевьева?

— В гостях у госпожи Кессельбах.

— Она должна вернуться сюда?

— Не раньше, чем через час.

— Тогда я впущу братьев Дудвиль. У меня с ними назначена встреча. Как чувствует себя Женевьева?

— Очень хорошо.

— Сколько раз она виделась с Пьером Ледюком после моего отъезда, за десять дней?

— Три раза, и должна с ним встретиться опять сегодня, у госпожи Кессельбах, которой его представит, как ты велел. Должна, однако, тебе сказать, что не вижу ничего особенного в твоем Пьере Ледюке. Женевьева должна была бы скорее встретить хорошего парня из своего круга. Лучше всего — учителя.

— Ты сошла с ума! Женевьеве — выйти за школьного учителя!

— Да, если для тебя главное — ее счастье…

— Брось, Виктуар. Твоя болтовня мне порядком надоела. Да и нет у меня времени на сантименты. Я разыгрываю шахматную партию и двигаю фигуры, не размышляя о том, что они себе думают. Когда выиграю партию, постараюсь узнать, есть ли сердце у рыцаря Ледюка и королевы Женевьевы.

Она прервала его речь:

— Ты слышал? Свист!

— Это братья Дудвиль. Приведи их и оставь нас.

Как только братья вошли, он, не мешкая, заявил:

— Я знаю все, что писали газеты об исчезновении Ленормана и Гуреля. Что известно вам кроме того?

— Ничего. Заместитель шефа Сюрте господин Вебер взял дело в свои руки. Вот уже восемь дней мы переворачиваем вверх дном сад дома уединения и не можем докопаться, как они могли исчезнуть. Вся наша служба на ногах… Такого еще не случалось никогда… Чтобы сам шеф Сюрте испарился, да не оставив никаких следов!

— А обе служанки?

— Гертруда уехала. Ее ищут.

— А ее сестра?

— Госпожа Вебер и Формери допросили Сюзанну. Против нее ничего нет. Ничто не говорит о ее вине.

— И это все, что вы можете мне сообщить?