Беркут (СИ) - Горъ Василий. Страница 39
…Провожать ее я не пошел. Вернее, выпустил из дому на пляж, пожелал удачи, закрыл дверь, вернулся в гостиную, подошел к Оле, обнаружившейся у окна, обнял и пристроил подбородок на ее макушку. Мгновением позже рядом с нами нарисовалась Иришка, ввинтилась под мою левую руку и вздохнула:
— Мелочь в бешенстве и точно натворит дел…
— Угу… — мрачно поддакнула моя благоверная, а я вздохнул и попросил Дайну комментировать все важные телодвижения «мелочи».
«Кукла» кивнула, просунула правую ладошку между моим животом и спиной моей супруги, притянула ее к себе и затихла. А минуты через четыре гневно процедила:
— А мамаша нашей девочки действительно с прибабахом — выплыла к лестнице в стиле Императрицы, проигнорировала поздравительную речь мужа и потребовала, чтобы он немедленно подал ей руку и помог спуститься на первый этаж. Теперь назвала дочку мелкой гулящей сучкой… Ого, а ударчик-то у Светы ничего!!!
— Врезала⁈ — хором спросили мы.
— Переместилась к ней рывком, всадила локоть в челюсть, раскрошила ее к чертовой матери, а сейчас бьет «Императрицу» затылком об пол. Вернее, била. До тех пор, пока ее не оторвали. О, стряхнула захваты отца и старшего брата, приголубила падающее тело ногой в печень, увернулась от рывков всех троих братьев, всадила мамаше в живот воздушный кулак и унялась. Вернее, требует, чтобы старую и вконец охреневшую суку побыстрее привели в сознание, если хотят, чтобы это избиение было последним. О-о-о, как интересно: в глазах Валерия Константиновича промелькнула злое удовлетворение, а реально шокирован только его младший сын!
Следующие минут шесть-восемь в коттедже Уфимцевой не происходило ничего особо интересного — пока Валерий Константиновича бегал в машину за аптечкой и оказывал супруге первую помощь, его сыновья присматривали за сестрой. А потом пострадавшая пришла в сознание, почувствовала боль и застонала, парни, вроде как, не заметили рывка Светы, и она, возникнув рядом с матушкой, присела на корточки и холодно процедила:
— Заткнись и слушай предельно внимательно! Итак, мое терпение иссякло. Поэтому говорю прямо: с этого дня ты мне больше не мать, а значит, после следующего оскорбления, причем не только высказанного в лицо, но и озвученного за спиной, я вызову тебя на дуэль по крайним правилам и убью, как бешеную собаку! Далее, увижу тебя в моих покоях родового поместья или городского особняка, изувечу. Не вернешь «одолженные» драгоценности, подаренные мне папой — ославлю на весь Высший Свет, как воровку. Вздумаешь пожаловаться кому бы то ни было — вырву твое грязное помело и прижгу какой-нибудь раскаленной железякой. И последнее: подставишь папу или деда Костю еще раз – опозорю на всю Империю. Да так, что от тебя отвернутся даже родители. Ты меня поняла?
Пока она говорила, отец и братья потрясенно молчали. Потом младший из последних, Игорь, попытался вразумить «взбесившуюся» сестренку, но был перебит на первом же предложении:
— Эта тварь испоганила жизнь всей семье: папа днюет и ночует в мастерской, ты, Яша и Леша при любой возможности уезжаете из родового поместья хоть к черту на рога, а я поступила в НАУГ только для того, чтобы как можно реже появляться дома. Хотя люблю вас больше жизни и предпочла бы видеть каждый божий день! А теперь вопрос: ради чего мы ее терпим⁈ Что в ней такого, что хоть как-то компенсирует, к примеру, мои слезы в подушку на протяжении последних семнадцати лет⁈
Этот брат промолчал. А старший скрипнул зубами и глухо сказал, что так тоже нельзя.
И взбесил Свету еще сильнее:
— Да-а-а⁈ Что ж, тогда продолжай терпеть ее обращение к твоему сыну. Ведь оно — маленький ублюдок — звучит милее некуда!!!
Тут, наконец, подал голос глава семьи, по уверениям Дайны, успевший посереть от чувства вины:
— В ней нет ничего особенного — меня заставили заключить договорной брак, соотве— …
— Я знаю. Но отказываюсь понимать, почему ты, заключивший не одну тысячу договоров и разбирающийся в вопросе на зависть профессиональным юристам, не разорвал этот в тот день, когда сука, навязанная в жены, в первый раз наплевала на обязательства, взятые на себя главой ее рода⁈ Впрочем, ты в разы старше, опытнее и информированнее меня, значит, теоретически можешь видеть сложившуюся ситуацию под другим углом. Но МНЕ объяснения не нужны: я настолько устала терпеть оскорбления, унижения и избиения, что готова выйти из рода, лишь бы больше никогда не видеть эту тварь! Так что целуйтесь с нею в десны хоть до потери пульса. А я пошла. К ребятам, которые не позволят меня обижать никому на свете и, в отличие от вас, уже подарили мне Настоящий Праздник.
Валерий Константинович попытался ее остановить, но куда там — Света пребывала в диком бешенстве, вот и выкатила ему ультиматум:
— Пап, я тебя люблю… несмотря на то, что ты позволял этой твари меня гнобить. Но мое терпение иссякло. И я не появлюсь ни в родовом поместье, ни в столичном особняке до тех пор, пока ты не разведешься и не вернешь эту суку ее родителям. Далее, если дед заставит тебя отнять у меня и этот коттедж, то немедленно выйду из рода и забуду о вашем существовании навсегда. Ибо все, уперлась. К слову, в разы жестче, чем после похорон Илоны Рюминой. А значит, назад не отыграю. Что еще? Ах, да: это не «дурное влияние» Игната Щеглова или его жены, а возраст: я, наконец, выросла, поняла, что ТАК жить нельзя, и больше не позволю себя унижать никому, включая тебя. И самое последнее: если дед решит отомстить моим друзьям, то я выступлю НА ИХ стороне и использую всю имеющуюся у меня информацию. Ибо эти ребята, в отличие от вас, не продают близких ни за заводы, ни за доходы…
…Прятать голову в песок и делать вид, что ничего не произошло, Уфимцев не стал — набрал меня сразу после ухода дочери, сообщил, что они со Светой сильно поругались, взял на себя всю вину, попросил присмотреть за дочкой и пообещал приехать в понедельник днем с правильными извинениями. Потом, по словам Дайны, вызвал из Лукоморья реанимобиль, заткнул расшумевшихся сыновей, набрал тестя, извинился за столь ранний звонок и выдал чертовский жесткий монолог:
— Николай Тимофеевич, сегодня Лера перешла все границы допустимого и настолько серьезно оскорбила мою дочь, что Света поломала мать и, по сути, ушла из рода. Моему терпению тоже пришел конец, поэтому завтра утром я подам на развод вне зависимости от того, согласитесь на это вы и мой отец или нет… Да мне плевать: я терпел ее закидоны двадцать шесть лет и сыт по горло… Вот пусть отец с нею и живет, а я больше не буду… Привезу. Сегодня же. Ибо наши целители ее лечить точно не захотят… Вы меня, кажется, не услышали! Что ж, повторю еще раз: мне плевать — в данный момент я сгораю от стыда из-за того, что не сделал этого раньше и потерял уважение дочери… Нет, поговорим после того, как я ее привезу. На этом все, ждите…
Не успел БИУС закончить «репортаж» с места происшествия, как Оля напряглась и показала мне вниз, на наш лежак, стоящий на пляже. Я прикипел взглядом к знакомой водолазке, возникшей «из ниоткуда», увидел, как «из воздуха» появляется еще и футболка, скрипнул зубами и потянул «своих дам» к двери:
— Это мы могли увидеть из окна и догадаться, что что-то пошло не так.
— Угу… — поддакнула жена, остановилась, стянула с себя спортивные брюки и метнула на диван. Я последовал ее примеру, а Ира дала по тормозам и заявила, что с нами не поплывет.
— Почему? — хором спросили мы.
— Раз Света под невидимостью, значит, не хочет, чтобы ее было видно с берега, а я ни разу не Одаренная.
— Понял… — буркнул я и, оставшись в одних шортах, ушел рывком в коридор. Ибо решил, что они прекрасно заменят плавки. Ольга тоже не тупила — рванула следом сразу после того, как разделась до белья. Когда допрыгала до меня, «исчезла» и легонечко толкнула.