Black Sabbath. Симптом Вселенной - Уолл Мик. Страница 27

Но на этот раз, как бы долго и тяжело он ни работал в студии, Тони так и не мог произвести на свет ничего похожего на музыку, которую слышал в голове. Потрясающий саунд возрожденной группы, который ускользал от него всякий раз, когда он снова фокусировал взгляд и брал гитару, чтобы играть.

— Мы решили вернуться в Лос-Анджелес и снять ту же самую студию. И, конечно, так и сделали, но ничего не смогли придумать, ничего не происходило. Мы были на мели. Ничего не получалось… все развалилось на куски, мы были безутешны. «О, ну все, у нас ничего не придумывается…»

Сначала он злился, потом впал в отчаяние. Однажды в припадке мрачного гнева он пришел в парикмахерскую на Голливудском бульваре и попросил коротко постричь ему волосы. Вернувшись в особняк в Бель-Эйре, он еще и сбрил усы. Его не узнавала не только группа, но и он сам. Но в студии так ничего и не получалось. Вернувшись домой после очередного неудачного студийного сеанса, он увидел пьяных Оззи и Гизера, которые дрались, катаясь по полу. Наконец, в июне он сдался и сказал группе, что они летят обратно в Англию, чтобы взять отпуск и хоть как-то попробовать вернуться к нормальной жизни, а потом начать заново.

По иронии судьбы место, где Sabbath решили искать более ясное представление о том, что же все-таки им делать, оказалось еще более странным, чем сумасшедшая атмосфера, которую, как они думали, им удалось оставить в Лос-Анджелесе.

Замок Клируэлл, неоготическая постройка восемнадцатого века в Динском лесу, что в графстве Глостершир, был построен для депутата парламента Томаса Уиндема в 1728 году взамен старого дома, стоявшего на том же месте. Его построили из местных материалов и украсили башенками и красивыми воротами; уже в двадцатом веке, в пятидесятых годах, его отреставрировал сын бывшего помощника садовника этого поместья, Фрэнк Ейтс. В 1973 году Ейтс умер, оставив в наследство свежепостроенную репетиционную комнату и подвальную студию. Заметив, что «альбомные» рок-группы все чаще арендуют крупную недвижимость в сельской местности и платят за это немалые деньги, Ейтс твердо решил тоже заработать на этой волне. В оставшуюся часть десятилетия темный, атмосферный подвал замка Клируэлл становился временным домом для многих известных артистов — в том числе Mott The Hoople, Bad Company, Deep Purple и Led Zeppelin. Ну а первой группой, которая арендовала здание для работы над альбомом — что весьма уместно, учитывая, что студия размещалась под землей, — стали Black Sabbath.

— Нам пришлось репетировать в донжоне, — со смехом вспоминал Гизер. Впрочем, лишь после того, как они провели в замке ночь, они узнали о слухах, что там якобы водится шаловливая девушка-привидение, которая пробирается в закрытые комнаты и устраивает там беспорядок, словно по комнате пронесся ураган. Еще, как говорили, она по ночам поет колыбельные своему младенцу-призраку под звон музыкальной шкатулки. Группе, конечно, ничего об этом не сказали, хотя, конечно, это вряд ли бы их остановило. Но атмосфера действительно чувствовалась. В первые несколько дней, репетируя новый материал в бывшем донжоне, они увидели фигуру в длинном черном плаще, торопливо прошедшую мимо двери. Sabbath уже столько раз встречались с фанатами в черных плащах, что давно поняли, что такие встречи ничего хорошего не сулят, так что Тони перестал играть и в сопровождении техника погнался за быстро убегавшим силуэтом.

— Они увидели, как он забежал в другую дверь в конце коридора, — говорил Гизер. — Они кричали на него, думали, что это какой-то чокнутый фанат, который пробрался в замок. Они зашли в комнату вслед за ним, а там никого не было — он исчез.

Они пошли к владельцу замка и спросили, есть ли там еще постояльцы, но тот ответил: «А, это просто привидение». В замке их полно, добавил он.

Они тогда нюхали столько кокаина, что им казалось, что у них и без того в головах носятся миллионы призраков, когда они играют, так что от этого происшествия они, как обычно, просто отмахнулись. Тони уже давно был уверен в своих растущих оккультных силах. «Вся группа общается на очень близком уровне, — торжественно объявил он одному интервьюеру. — У нас словно есть, если хотите, третий глаз. Мы чувствуем, что может произойти с каждым из нас. У нас были реальные опыты. Один раз я даже помню — Гизер спал и, должно быть, ушел в астрал. Я застрял в лифте. Ему это приснилось, и когда я его разбудил, он сказал: „Я рад, что это ты, потому что мне только что приснилось, что ты застрял в лифте“. И такое бывает довольно регулярно. Сначала я очень пугался, потом привык».

Отчаянно пытаясь выполнить требования перфекциониста Тони, который хотел добавить к звучанию Sabbath что-нибудь — что угодно, — группа перепробовала буквально все, пытаясь найти новые звуки и текстуры. Измученные кокаином, привидениями и плохими снами они часто тратили попусту целые часы.

— Мы целый день могли сидеть и пердеть, и ничего полезного у нас не получалось, — злился Тони. Впрочем, постепенно что-то все-таки начало получаться. — Мы всякие штуки придумывали, делали всякие ящики, и нам в голову приходили замечательные идеи: например, скидывали что-нибудь с пианино, закидывали что-то в пианино, а потом приставляли микрофоны к струнам пианино, чтобы получать разные звуки.

Билл однажды нашел в одной из пристроек замка наковальню и записал звук, с которым она падает в бочку с водой. Тони привез с собой необычные инструменты, которые, по его мнению, хорошо сочетались с вечным полуночным сумраком замка: скрипки, виолончели и даже волынки, которые прозвучали на закрывающем эпическом треке Spiral Architect, дав альбому его собственный «момент Stairway To Heaven».

Несмотря на всю напряженность, вызванную их новым, более тщательным подходом, в альбоме нашлось место и легкости. Тони полностью контролировал производство альбома, так что саунд Sabbath стал определяться уже не хулиганскими риффами и брутальными ритмами, а новым, сладкозвучным стилем, в котором нашлись украшательства даже для дикого, словно мамонт, риффа в песне, давшей название всему альбому — Sabbath Bloody Sabbath, с ее неожиданными поворотами, звенящими по-джазовому акустическими и электрогитарами и новым пульсирующим перегруженным басом Гизера. Эта песня не хуже, а возможно, даже и лучше, чем их классика всех времен вроде War Pigs и Iron Man.

После записи заглавного трека, с которого начался альбом, дело пошло на лад, и они довольно быстро сочинили остальные песни. Даже когда следующий номер на первой стороне пластинки, A National Acrobat, направляет звучание к прежней, узнаваемо зловещей территории Sabbath, — даже тогда этот переход выглядит таким гладким, таким полным пространства и времени, что кажется, что Айомми действительно вывел группу в совершенно новую звуковую галактику. С точки зрения текстов группа тоже хорошо повеселилась. Оззи поет «When worlds collide, I’m trapped inside my embryonic cell» [17], и на первый взгляд это похоже на типичное произведение Гизера Батлера, обожавшего Герберта Уэллса, но на самом деле, по его словам, A National Acrobat — это «песня об онанизме, только никто этого не понял». Или, если точнее, это песня об онанизме от лица сперматозоидов.

Собственно, единственный момент, где альбом провисает, — это едва ли не обязательный акустический инструментал под названием Fluff, названный в честь Алана «Флаффа» Фримена, который стал голосом рока на Radio One в семидесятых. По сути, он был единственным британским диджеем, регулярно ставившим по радио песни Sabbath в своих субботних дневных шоу, прославившихся письмами поклонников: «Дорогой Флафф, больше Sabbath, больше ELP…» К этому времени, впрочем, новизна подобных моментов начала выветриваться. Тони настаивал, чтобы Sabbath и дальше выпускали подобные вещи, чтобы показать, что они умеют играть не только тупой металл. Впрочем, акустические гитары, фортепиано и клавесин все-таки подсластили пилюлю слишком уж сильно.