Ртуть (ЛП) - Харт Калли. Страница 23
— Живое проклятие.
— Убийца Гиллетри.
— Черный рыцарь.
— Кингфишер.
— Кингфишер.
— Кингфишер.
Имя Кингфишера эхом разносилось по залу, произносимое со смесью благоговения и страха.
— Он жив!
— Он вернулся!
Рядом со мной Эверлейн пристально смотрела на Кингфишера, который скрежетал зубами и рычал, вырываясь из рук охранников.
— Ему хуже, — прошептала она. — Намного хуже.
— Что с ним? — прошипела я.
Эверлейн ничего не ответила. Она смотрела на мужчину, стоящего на коленях перед Беликоном, и ее пальцы дрожали, когда она поднесла их к губам.
— Смотрите! — Беликон встал. Шагнув к Кингфишеру, он вместо того, чтобы вложить меч в ножны, потащил его за собой, и от острия во все стороны полетели искры. Ужасный, многоголосый вопль раздался в моей голове, когда металл заскрежетал по помосту. Звук был оглушительным. У меня скрутило желудок, желчь подступила к горлу. Я зажала уши руками, пытаясь заглушить звук, но тошнотворный гул усиливался по мере того, как Беликон приближался.
— Это… цена безрассудства! — прорычал Беликон. — Безумие. Безумие и смерть!
Кингфишер рванулся, пытаясь освободиться, отчаянно пытаясь добраться до короля, но стражи повалили его на пол. Один из них придавил его шею коленом, но Кингфишер продолжал вырываться. Король Беликон сжал зубы, презрительно покачав головой.
Театрально раскинув руки, он закричал:
— Бич Ивелии! Мужчина, который преследует в ночных кошмарах ваших детей. Мужчина, который сжег город по своей прихоти. Мужчина, который перережет вам горло, едва взглянув на вас. Неужели это жалкое создание сейчас кажется вам внушительной фигурой?
По залу прокатился гул, но невозможно было определить, каково истинное мнение толпы. Те, кто считал Кингфишера ужасающим монстром, закрывали собой близких, чтобы хоть как-то защитить от него свои семьи. У других было каменное, суровое выражение лица, они смотрели друг на друга, стиснув челюсти и раздувая ноздри, явно не получая ни малейшего удовольствия от происходящего.
— Его изгнание не закончилось, но он посмел вернуться. Со времен Гиллетри прошло чуть больше столетия. Наша боль потери притупилась. Пылает не так ярко. Но значит ли это, что мы должны простить?
Вокруг нас поднялся рев, стена звука ударила по моим барабанным перепонкам так сильно, что казалось, они вот-вот лопнут.
— Пощади!
— Убей его!
— Изгони его!
— Защити Ивелию!
— Кингфишер!
— Кингфишер!
— Кингфишер!
— Отправь его в могилу!
Эверлейн с тревогой посмотрела через плечо на подданных своего отца. Дрожа, она сжимала и разжимала руки, заламывая их.
— Он убьет его, — шептала она. — Он доведет их до исступления, и они потребуют его смерти. — Она, казалось, задумалась на мгновение, резко обернувшись, чтобы снова взглянуть на возвышение — не на Беликона, который стоял над Кингфишером, а на сидевшую там старую женщину с узловатыми руками и молочно-белыми глазами.
— Малвей. — Она произнесла это имя чуть громче шепота, но старуха медленно отвернулась от Беликона, который театрально жестикулировал над Кингфишером, и посмотрела на прекрасную девушку рядом со мной.
— Сделай что-нибудь. Пожалуйста! — умоляла она.
Малвей застыла на своем месте. Сев чуть прямее, она окинула Эверлейн взглядом, который, казалось, говорил — чего ты ждешь от меня? Эверлейн всхлипнула и вскрикнула от ужаса, когда король Беликон поднял меч, который он притащил к Кингфишеру, и занес его над спиной темноволосого мужчины.
— Что скажете, граждане Ивелии? Может, стоит ударить этого ублюдка в спину, как он поступил с нами?
— Пощади! Пожалуйста! Пощади!
— Прикончи его!
— Защити Ивелию!
Судя по всему, этот Кингфишер убил много людей. Король вел себя так, будто он сделал это по прихоти, назло кому-то. Если бы это было правдой, то можно было бы утверждать, что мужчина заслуживает наказания. Но все это выглядело как-то странно. Поведение Беликона было слишком показным и провоцирующим, и реакция Эверлейн произвела на меня впечатление. Я едва знала ее, но она казалась… хорошей. Разве она была бы так обеспокоена, если бы ее отец угрожал казнить хладнокровного убийцу? Разве она не требовала бы справедливости вместе с остальной толпой?
Мое волнение взяло надо мной верх.
— Он ведь не собирается действительно убивать его?
Вопрос остался без ответа. Эверлейн сосредоточилась на седовласой женщине, свирепо сверкая глазами.
— Малвей, сейчас же! Если ты хоть немного любишь мою мать, ты сделаешь что-нибудь, чтобы спасти его, — прошипела она.
На морщинистом лице Малвей появилось выражение покорности судьбе. Она застонала, нехотя поднимаясь на ноги. Крики толпы стали неистовыми, когда король Беликон краем глаза заметил приближение сгорбленной старухи.
— Что это? Решила поддержать предателя? — Беликон холодно рассмеялся. — Сядь, Малвей. Дай отдохнуть своим старым костям. Мы скоро закончим, и ты сможешь вернуться к своему магическому шару.
— Увы, я бы хотела, Ваше величество, — прохрипела Малвей. — Но меч зовет меня. Я чувствую его. Последние остатки силы оружия отдаются эхом пророчества. Я почти оглохла от этого проклятого звона в ушах.
— Пророчество?
— В мече все еще есть какая-то сила?
Вокруг нас раздавались вопросы. Их было слишком много. Феи, сидевшие на скамьях, казались взволнованными заявлением старухи.
— Чтобы понять пророчество, я должна подержать меч в руках, Ваше величество, — сказала Малвей. Она выжидающе протянула руку.
— Оракул видит! — воскликнула молодая женщина, сидевшая позади нас. — Благословение! Это благословение!
Беликон оглядел толпу, его мрачные глаза прищурились. Повернувшись к Малвей, он сказал:
— Думаю, мы обсудим это наедине. Пророчества оракула должен слышать только король. Но не волнуйся, ты сможешь взять меч в руки, когда я покончу с этим.
Рука Малвей метнулась вперед и сомкнулась на запястье Беликона. В тот же миг ее затуманенные глаза вспыхнули ослепительно-белым светом, который хлынул из них и осветил помост.
— Богам нужно повиноваться! — Еще мгновение назад ее голос звучал хрипло, но теперь в нем слышались раскаты грома и осуждение. Ее слова гремели над огромным залом. — Нужно повиноваться богам, иначе Дом Де Барра падет!
У Беликона отвисла челюсть, но прежде, чем он успел что-либо сказать, Малвей выхватила меч и сжала его лезвие своей костлявой рукой. По стали потекла река ярко-голубой крови.
Над толпой повисла ошеломленная тишина. Лишь Кингфишер, мужчина в черном, нарушал ее. Он рычал, боролся, все еще пытаясь освободиться.
— Этот Кингфишер не умрет от твоей руки. Не сегодня, — изрекла Малвей. — Кингфишер не умрет от твоей руки.
— Что, черт возьми, происходит? — прошептала я.
— Подожди. — Эверлейн вцепилась в мою руку. — Просто… подожди.
— Что же тогда должен делать король, который любит свой народ? — прорычал Беликон. — Позволить безумным преступникам расхаживать среди них?
Свет, льющийся из глаз Малвей, померк, а затем вспыхнул с новой силой.
— Верни ему то, что ты у него отнял, — произнесла она.
— Меч принадлежит мне…
— Кулон, — прервала Малвей. — Его нужно вернуть.
— Этот кулон содержит могущественную магию. Он не должен висеть на шее вероломного пса. Он принадлежит мне. Я скорее сам лягу в землю, прежде чем верну этому… этому…
— Нужно повиноваться богам, иначе Дом Де Барра падет! — воскликнула Малвей. — Нужно повиноваться богам, иначе Зимний дворец падет!
Король с трудом справлялся с охватившим его гневом.
— И кто я такой, чтобы спорить с богами? — Он ухмыльнулся Малвей, сверкнув ослепительно белыми зубами, острыми, как кинжалы, а затем с сожалением обернулся к толпе. Феи на галерее повскакивали со своих мест, споря друг с другом о судьбе Кингфишера. — Спокойно. Спокойно, друзья мои. Малвей напомнила мне, что подобные вопросы должны решаться правильно. На какое-то время убийца сохранит рассудок.