Ртуть (ЛП) - Харт Калли. Страница 36

Вчера, когда я вернулась в свою комнату, Эверлейн уже ждала меня. Она не ожидала, что Кингфишер выбьет дверь моей спальни, перекинет меня через плечо, как мешок с картошкой, и будет вопить, как банши⁷. Также она оказалась не готова и к его ярости, разбитой нижней губе и тонкой струйке крови, стекающей по подбородку. Она взвизгнула, когда он бесцеремонно швырнул меня на кровать и прорычал: «Плохой человек».

— Все могло быть гораздо хуже, — заверила она меня. — Такие воины, как Фишер, плохо реагируют на насилие.

— Ты хочешь сказать, что он настолько одичал, что одного маленького хука справа достаточно, чтобы привести его в неистовство и вызвать желание убить?

Она задумалась, складывая одеяло. Ей потребовалось некоторое время, чтобы принять решение.

— Да, — решила она.

— Тогда твой брат не воин, Эверлейн. Он безмозглый дикарь с отвратительным характером. Но, думаю, я уже говорила тебе это.

— Пожалуйста, зови меня просто Лейн. И не произноси это вслух!

— Вряд ли это секрет. Думаю, все знают, что Фишер — дикарь…

— Не это. Про брата, — сказала она громким шепотом.

— Это не общеизвестно?

— Ну, да. И нет. Об этом просто не говорят. И это очень, очень сложно.

— Позволь мне угадать. У твоей матери был роман, потому что король — мерзкое чудовище, и в итоге она забеременела от другого?

Эверлейн — Лейн — вздохнула.

— Нет. Моя мать была замужем за лордом с юга до того, как вышла за моего отца. От первого мужа она родила Фишера. Когда Фишеру было десять лет, король отправил его отца с миссией в Зилварен. Он так и не вернулся. Тогда-то и закрылись врата. Король сказал, что Финран, отец Фишера, виновен в том, что ртуть застыла, и объявил его предателем…

— Подожди. Кингфишер сказал, что в этом виновата Мадра.

Выражение лица Эверлейн стало озабоченным.

— И это может быть правдой. Фишер, конечно, никогда не верил, что в этом виноват его отец. Но, не имея никаких доказательств обратного, Беликон заявил, что во всем виноват Финран. Менее чем через год Беликон объявил о своей помолвке с моей матерью. По общему мнению, она была удивлена, учитывая, что никогда не встречалась с королем, но Беликон дал понять, что выйти за него замуж — единственный способ доказать, что она не предательница короны. К тому же Финран был очень богат, а Беликону нужны были деньги, чтобы оплачивать войну с Санасротом. Беликон уведомил мою мать через королевского глашатая, что ей надлежит явиться в Зимний дворец и взять с собой все свое имущество и деньги. Русариус до сих пор рассказывает о том, в какой ярости был король, когда она прибыла во дворец с Кингфишером.

— Он не считал сына от предыдущего брака ценным приобретением?

Смех Лейн прозвучал отрывисто.

— Ни капельки. Он хотел иметь собственного сына, и как можно скорее. Он не хотел, чтобы Кингфишер стал его наследником, но прошло много времени, прежде чем моя мать снова забеременела. У фей, дети — редкий дар. Большинству пар везет, если у них рождается хотя бы один ребенок. Беликон считал, что возможности моей матери были исчерпаны рождением Фишера. Он даже сказал это однажды. Он до сих пор настаивает, что, когда спустя много времени наша мать забеременела мной, это была вина Фишера, что у нее не хватило сил произвести на свет еще одного наследника мужского пола. Он также виноват в том, что у нее не хватило сил пережить роды. Ее беременность мной была тяжелой. Никто из лекарей не удивился, когда она скончалась вскоре после моего появления на свет, но Беликон… — Эверлейн печально покачала головой. — По словам короля, во всем всегда виноват Фишер. Но наша мать умерла не по его вине. Это произошло из-за меня.

— В этом не было ничьей вины, — сказала я. — Женщины умирали при родах с незапамятных времен. Люди или феи, разницы нет. Ребенок не может быть виноват.

Лейн, вероятно, уже слышала все это раньше. Она только кивнула, поглаживая руками одеяло, которое положила на спинку моего кресла для чтения.

— Как ты поняла, что Фишер не внебрачный сын Беликона? — спросила она. — У него было достаточно романов за эти годы.

Это легко.

— Потому что, незаконнорожденный или нет, ни один отец не будет ненавидеть свою кровь так, как Беликон ненавидит Фишера.

— Да, но… — Лейн невидящим взглядом уставилась на одеяло. — В этом ты права. Ну, как бы то ни было. — Она вдохнула, выпрямилась, беря себя в руки, и сбрасывая с плеч тяжелую тему, словно она была давящей мантией. — Пойду принесу нам что-нибудь поесть. Когда позавтракаем, отправимся в библиотеку.

Она ушла, а я села на край кровати, испытывая облегчение от того, что наконец-то осталась одна.

Аннорат мор.

Кингфишер велел мне слушать ртуть, и я сделала это. Теперь я не могла перестать ее слышать. Голоса в моей голове исчезли. Это произошло, как только ртуть утихла, но эта фраза… Я повторяла ее про себя снова и снова, словно это был ответ на вопрос, который я не знала, как задать.

Аннорат мор.

Кингфишер отреагировал, когда я произнесла это вслух. Он вытаращил глаза от изумления. Был шокирован. Но он не объяснил, что это значит, и это незнание сводило меня с ума.

Я впилась ногтями в ладони, вслушиваясь в ритм этих слов, крутившихся у меня в голове. Мне казалось, что они заменили биение моего сердца. Мой транс закончился только тогда, когда тишину нарушил громкий стук в дверь.

В какой-то момент Лейн смирилась с тем, что я мало ем, и перестала накладывать в мою тарелку огромное количество еды. Она клала в карман яблоко для меня или что-то в этом роде. То есть, даже если одна ее рука была занята тарелкой с завтраком, у нее оставалась свободная рука, чтобы открыть дверь. Я ворчала про себя, пересекая комнату и поворачивая ручку, дверь распахнулась, а я вернулась к кровати и опустилась на колени, ища под ней туфли, которые я сбросила прошлой ночью.

— Признаться, мне нравится, когда женщина встает передо мной на колени, но в данном конкретном случае…

Я потянулась, зацепила пальцами каблук туфли под кроватью, но как только услышала этот голос, застыла. Кровь прилила к щекам, я отпрянула назад и уселась на пятки, грозно глядя на Кингфишера.

— Тебе здесь не рады, — сообщила я ему.

Его губы выглядели еще более злыми и красными, чем вчера днем. В руках он держал большую деревянную доску, на которой были разложены всевозможные виды вяленого мяса, сыров, фруктов и по меньшей мере три сорта хлеба. На нем было чрезмерное количество доспехов — в два раза больше, чем обычно. Его голени закрывали черные поножи, украшенные золотыми восходящими солнцами, лучи которых поднимались к коленям. На запястьях красовались такие же наручи. Он оглядел себя, и его губы изогнулись в холодной улыбке, когда он заметил, что я смотрю на его обновленную броню.

— Нравится? — промурлыкал он. — Я решил, что дополнительная защита не помешает сегодня утром, раз уж ты теперь бросаешься на меня, как бешеная кошка.

— Кошки царапаются, — категорично заявила я. — А я была близка к тому, чтобы надрать тебе задницу.

— В твоих гребаных мечтах, человек. — Он пинком закрыл дверь, прошел в спальню, опустил доску с едой на маленький столик, а затем подошел ко всем трем высоким окнам в комнате и задернул занавески на каждом из них.

Я шла за ним, снова раздвигая шторы.

— Что ты делаешь?

— У меня похмелье, — объявил он. — Солнце пытается раскроить мне череп, и это делает меня очень недружелюбным. Но, пожалуйста. Не стесняйся открыть шторы.

Как вообще можно убить воина фей? Нужно ли особое оружие? Можно ли их отравить? Я мысленно сделала пометку, что надо спросить у Русариуса — старый библиотекарь наверняка знает. Нахмурившись, я вернулась к окнам и снова задернула шторы.

— Я имела в виду, что ты здесь делаешь? В моей комнате?