Восемь ударов стенных часов - Леблан Морис. Страница 11

— Значит, — заметил Ренин, — обе истории не находятся ни в какой связи?

— Ах, — прошептала она, — ничего решительно нельзя понять. Все это так странно.

Ренин начал иронизировать:

— Мой ученик сегодня не делает мне чести…

— То есть как?

— Судите сами: вся эта драма развернулась, можно сказать, на наших глазах, а вы в ней ничего не понимаете и ничего не можете разгадать. Точно дело происходит Бог знает где.

Гортензия сконфузилась.

— Что вы говорите! Неужели вы что-нибудь разгадали? По каким же признакам?

Он посмотрел на свои часы.

— Я не все понял. Преступление во всей его внезапности — да! Но его психология пока еще мне не ясна. Сейчас двенадцать часов. Брат и сестра, видя, что на свидание к «Трем Матильдам» никто не является, вероятно, приедут сюда. Не думаете ли вы, что мы скоро распутаем все это дело и поймем его связь с убийством д'Имбреваля?

Они пошли по набережной, вдоль которой расположились дачи. У одной дачи они заметили много любопытных. Два таможенных солдата стояли у дверей дачи и никого туда не пускали. Через толпу быстро пробирался мэр. Он возвращался с почты, откуда телефонировал в Гавр. Ему ответили, что прокурор и судебный следователь в скором времени прибудут в Этрета.

— Мы имеем время, чтобы позавтракать, — сказал Ренин. — Трагедия не разыграется раньше двух-трех часов. Думаю, что выйдет очень интересно.

Они поторопились позавтракать. Гортензия, возбужденная и взволнованная желанием все скорей узнать, засыпала Ренина вопросами. Он отвечал уклончиво и все поглядывал по направлению набережной, которая виднелась через окна столовой.

— Вы их ожидаете?

— Да, брата и сестру.

— Вы полагаете, что они рискнут?..

— Внимание! Вот и они!

Он быстро вышел.

По главной улице неуверенно шли мужчина и женщина, точно были здесь впервые. Брат был маленький, худенький человек с автомобильной фуражкой на голове. Сестра, тоже маленькая, но довольно полная, хотя и в летах уже, все же сохранила следы своей былой красоты, как это можно было заметить через вуалетку, прикрывавшую ее лицо.

Они подошли к собравшейся группе людей. Видимо, оба волновались и беспокоились.

Сестра подошла к матросу. С первых же слов, когда, вероятно, она услыхала об убийстве д'Имбреваля, она вскрикнула. Сестра и брат старались протиснуться вперед. Ренин слышал, как брат обратился к таможенным солдатам:

— Я друг д'Имбреваля!.. Вот моя визитная карточка… Фредерик Астэнг… Моя сестра, Жермена Астэнг, подруга госпожи д'Имбреваль… Они нас ожидали… У нас было назначено свидание!..

Их пропустили. Ренин и Гортензия, не говоря ни слова, последовали за ними.

Д'Имбревали занимали во втором этаже четыре комнаты и гостиную. Сестра бросилась в одну из комнат и упала на колени перед кроватью, куда положили убитого. В гостиной сидела Тереза. Она рыдала среди нескольких хранящих безмолвие людей. Брат сел около нее, схватил ее за руку и проговорил дрожащим голосом:

— Бедный мой друг… бедный мой друг!

Ренин и Гортензия внимательно взглянули на них. Гортензия прошептала:

— И ради такого господина они убили?.. Нет, это совершенно не может быть!

— Однако, — заметил Ренин, — они друг с другом знакомы. Мы также знаем, что они вели переговоры с третьим лицом, своим сообщником, значит?

— Невозможно, — повторила Гортензия.

Несмотря на предубежденность своего спутника, Гортензия испытывала к молодой женщине необыкновенную симпатию. Когда Астэнг встал, она села около госпожи д'Имбреваль и принялась утешать ее нежным голосом. Слезы несчастной бесконечно трогали ее.

Ренин наблюдал за братом и сестрой. Фредерик Астэнг ходил по квартире и все внимательно осматривал, спрашивая о подробностях совершенного преступления. Два раза сестра его подходила к нему, и они о чем-то шептались. Затем он опять вернулся к госпоже д'Имбреваль и опять сел около нее, обнаруживая живое участие к ее горю. В конце концов, переговорив с сестрой в передней и как будто о чем-то условившись с ней, Фредерик ушел. Все продолжалось около сорока минут.

В это время подкатил автомобиль с прокурором и судебным следователем. Ренин, ожидавший их прибытия позднее, сказал Гортензии:

— Надо поспешить. Ни под каким видом не оставляйте госпожу д'Имбреваль.

Предупредили свидетелей, чтобы они собрались, и следователь приступил к делу. Опрос госпожи д'Имбреваль должен был последовать позднее. Всех посторонних удалили. Остались только две сиделки и Жермена Астэнг.

Жермена стала на колени перед телом убитого и, закрыв лицо руками, долго молилась. Когда она встала и хотела выйти из комнаты, к ней подошел Ренин.

— Мне, сударыня, надо сказать вам несколько слов.

Она удивилась и ответила:

— Говорите, я вас слушаю.

— Не здесь.

— Где же?

— Рядом, в гостиной.

— Нет, — живо возразила она.

— Почему? Хотя вы и не поздоровались с госпожой д'Имбреваль, все же, думаю, вы ее приятельница?

Он не дал ей времени подумать, увлек в гостиную и, подойдя к госпоже д'Имбреваль, которая собиралась уйти в свою комнату, сказал:

— Сударыня, умоляю вас, выслушайте меня. Присутствие госпожи Астэнг не должно вас смущать. Мы должны переговорить, не теряя ни одной минуты, о вещах в высшей степени важных.

Обе женщины очутились лицом к лицу, причем было ясно, что одна ненавидела другую; эта ненависть читалась в каждой черте их лиц. Гортензия, которая раньше думала, что они приятельницы, видя это, ужаснулась, ожидая, что произойдет роковое столкновение. Она заставила госпожу д'Имбреваль сесть. Ренин же стал на середину комнаты и проговорил твердым голосом:

— Случай, который помог мне открыть правду, даст мне также возможность вас обеих спасти. Но вы должны быть со мной вполне откровенны и дать мне необходимые дополнительные сведения. Каждая из вас понимает, что находится в опасности. Ненависть вас сейчас ослепляет, и я хочу помочь вам. Через полчаса следователь будет здесь. До его прихода вы должны прийти к соглашению.

Обе подскочили как под ударами хлыста.

— Да, вы должны прийти к соглашению, — повторил он еще более повелительно. — Добровольно или нет, но это должно свершиться. Вы не одни являетесь страдающими лицами. У вас ведь две девочки, — обратился он к госпоже д'Имбреваль. — Я вмешиваюсь в это дело, чтобы защитить их и быть им полезным. Ошибка, лишнее слово и… они, эти девочки, погибли. Этого не должно быть.

При упоминании о детях госпожа д'Имбреваль упала в кресло и зарыдала. Жермена Астэнг пожала плечами и пошла по направлению к двери.

— Куда вы идете? — остановил ее Ренин.

— Меня вызвал судебный следователь.

— Нет.

— Да, как и всех, кто может что-либо показать.

— Вас там не было. О происшедшем вы ничего не знаете. Никто ничего не знает об этом преступлении.

— Я знаю, кто его совершил.

— Быть не может!

— Тереза д'Имбреваль.

Это обвинение было брошено с жестом злобы и ненависти.

— Негодяйка! — воскликнула госпожа д'Имбреваль, бросаясь к ней. — Пошла вон! Пошла вон! Ах какая подлая женщина!

Гортензия пробовала ее успокоить, но Ренин тихо сказал:

— Оставьте их, я именно этого хотел… заставить их сцепиться и выяснить таким образом истину.

Госпожа Астэнг, оскорбленная, деланно расхохоталась:

— Негодяйка? Почему? Потому что я тебя обвиняю?

— За все, за все! Ты, Жермена, негодяйка, подлая женщина! Слышишь?

Тереза д'Имбреваль повторяла оскорбительные слова, точно они приносили ей облегчение. Когда она стала успокаиваться, возможно, что физические силы изменили ей, тогда госпожа Астэнг перешла в атаку. Лицо ее сделалось неузнаваемым, оно постарело лет на двадцать.

— Ты, ты еще смеешь меня оскорблять после совершенного тобой преступления! Ты решаешься поднимать голову, когда человек, которого ты убила, лежит тут рядом. Если кто из нас негодяйка, то это, конечно, ты, Тереза! Ты убила своего мужа!.. Ты убила своего мужа!