Тактик - Орлов Борис Львович. Страница 12

Старший ассистент вытащил бутылку пятидесятиградусного ромового ликера [33] и щедро разлил в две чашки принесенного Сависааром кофе.

– Присаживайтесь, Лагле, дорогая, – пригласил он и незаметно погладил круглое колено агента Парек.

Та захихикала, точно портовая девка, которую ущипнули за зад, и, не чинясь, присела к столу. А через пятнадцать минут, после того как кофе и ликер были выпиты, Лагла Парек елозила по столу ассистента оголенной грудью, в то время как хозяин кабинета трудился над ее мощным задом. И все шло премило, как вдруг…

Грохнули разом несколько полицейских «люггеров», бабахнул карабин, а потом в ответ им зачастил неизвестно откуда взявшийся пулемет. А потом к нему прибавились еще несколько…

Райво отпихнул от себя заверещавшую Лагле и начал лихорадочно застегивать штаны, когда дверь, распахнутая сильным пинком, со всего маху двинула его по лбу. А когда перед глазами старшего ассистента перестали плясать созвездия, он обнаружил, что в кабинете оказался еще один человек… скорее всего – человек… или нет? Нечто бесформенное, темное, с лицом, размалеванным черными полосами на манер тигриной морды, со странным оружием в руках…

– А ну-ка, что у нас здесь? – бесформенный бесцеремонно ухватил агента Парек за ляжку и развернул к себе. – Э-э… гхм… Слышь, мужик: она чего – твоя начальница? Руки, кстати, подыми.

– А-ва… ик… – Аэг судорожно мотнул головой.

– Чо, неужто жена?

– Н-нет…

– Ну, б… и вкусы у вас, буржуев, – констатировал бесформенный. – Ладно, ладно. Стальной Кир правильно сказал: «На вкус и цвет все краски разные». Только уж не обессудьте: свяжу я вас, голубки. – И, заметив, как дернулась Лагле, усмехнулся: – Ты, девка, не надейся. Мне столько не выпить.

Но как ни старались спецназовцы, захватить Главное Управление с налету им не удалось. Весь третий этаж и половина первого остались в руках яростно обороняющихся полицейских. Большинство из защитников поняли, кто эти нападающие и откуда они прибыли. А потому, не рассчитывая на снисхождение классовых врагов, дрались с отчаянием обреченных.

– Бегом! Шире шаг! – скомандовал Бажуков, ускоряясь.

Но удержался с ним наравне только капитан Лесной. Среднего роста крепыш упорно не желал отставать от своего длинноногого командира. Остальная же рота, дыша точно паровик, явно не могла выдержать подобной скорости. Лесной тронул старшего лейтенанта ГБ за рукав:

– Игорь, сбавь темп. Ребята падать сейчас начнут…

Бажуков обернулся и зло оскалился:

– Желудки! Бабы беременные! Кира на вас нет! – Вот и все цензурные слова, кроме нескольких союзов и предлогов, которые произнес старший лейтенант государственной безопасности во время своей полутораминутной речи. Но темп все же сбавил, и теперь рота бежала размеренным плавным бегом марафонцев-рекордсменов. Замыкали колонну все те же четыре якутские лошадки.

– Леха, я сейчас сдохну, – прохрипел Соколов. – Или этот садюга пристрелит…

– За седло лошади возьмись… – Доморацкий чуть не задохнулся от сказанного, но сумел выправить дыхание. – Легче будет…

Соколов тут же последовал доброму совету. Бежать и впрямь стало легче, и он приглашающе махнул Геллерману, который уже пару раз споткнулся на таллинской брусчатке и теперь двигался, явно ничего уже не соображая. Вскоре к друзьям присоединился и Алексей, который хоть и был самый сильный в неразлучной троице, но все же не железный, как Новиков и его ближние…

Когда до объекта «Бардак» оставалось не более ста метров, капитан Лесной оглянулся и тут же, не удержавшись, засмеялся разве что не в голос.

– Что там, Андрей? – поинтересовался Бажуков и тоже оглянулся.

Зрелище того стоило. Теперь впереди, точно буксиры, двигались лошадки, а за ними, связками сарделек, волочились спецназовцы.

«В бою от них сейчас толку будет не больше, чем от пионеров», – пронеслось в голове Игоря, и он скомандовал:

– Шагом! – И у роты вырвался вздох облегчения.

К зданию Главного Управления полиции Эстонии рота Лесного подошла, почти успев отдышаться. Правда, снайпера не рискнули бы открывать огонь на дистанции более ста пятидесяти метров, а остальные годились не для прицельной стрельбы, а для воздействия по площадям, но все же это была боевая рота спецназа, а не запаленная насмерть орава полутрупов. Что бойцы тут же и доказали, развернув таубинский гранатомет и высадив очередь сорокамиллиметровых гранат по окнам третьего этажа. Гранаты, влетающие внутрь кабинетов, пронизывающие комнаты и коридоры тучами осколков, навели уцелевших на мысли о бренности существования и о хрупкости человеческой жизни. Так что когда к обстрелу подключились еще один гранатомет и пара станкачей, они выбросили белый флаг.

Сдавшихся полицейских связывали и временно размещали в подвале, а во дворе Кирилл яростно распекал Игоря.

– Ты что, Игорь, ох…ел?! – шипел он так тихо, что услышать мог только один Бажуков. – Ты во что роту превратил?! Им же теперь после твоих бросков минимум час лежать, чтобы хоть чуть-чуть в себя прийти. Чем думал, когда с такой скоростью круги по ночному городу нарезал?!

Бажуков молчал. Поставленный волей Новикова комбатом, он совершил очень распространенную ошибку: принялся считать своих бойцов совершенно равными себе. Он просто забыл, что Кирилл занимался с ним почти целый год, прежде чем они оба оказались в бригаде.

К чести Новикова, он понял ошибку своего подчиненного, сбавил тон и холодно-вежливо растолковал Игорю, что и как тот сделал неправильно. Правда, закончил объяснение Кирилл Андреевич в своей обычной манере:

– Еще раз подобное увижу – с чистыми петлицами отправишься белых медведей тренировать. Минус четыре за жару считать станешь!

После чего отдал приказ роте Лесного отдыхать в захваченном здании, а сам с остальными ротами второго батальона двинулся по адресам эстонских парламентариев. Операция вступила в завершающую стадию под кодовым названием «Слив».

В четыре тридцать утра десятого ноября открылось экстренное заседание эстонского парламента. Кворум был собран, хотя выглядели депутаты несколько своеобразно: лишь на четверых были более или менее приличные костюмы. Примерно половина депутатов щеголяла без брюк, а остальные – в брюках, которыми и исчерпывалось их одеяние. Отдельно сидела троица в ночных рубашках и шлепанцах.

На председательской трибуне размещалась колоритная пара: Новиков в простом комбинезоне, который он расстегнул, чтобы стали видны петлицы старшего майора государственной безопасности, по-армейски – комдива. Рядом с ним на дрожащих, подгибающихся ногах располагался президент Эстонии Константин Пятс [34]. Он был в пиджаке с чужого плеча, напяленном поверх пижамы.

Президент Эстонии наверняка бы упал в обморок, но за спиной его стоял самый крупный человек в бригаде – сержант Доморацкий. Незадолго до выхода на трибуну он основательно встряхнул Пятса и приблизил к его носу кулак размером с президентскую голову:

– Вот только попробуй чего отчебучить – наизнанку выверну! – сообщил Алексей грозно. – Гляди у меня!

И Пятс глядел. Глядел с ужасом. И никак не мог отделаться от ощущения, что он спит…

– Начинайте, президент, – произнес Новиков своим спокойным, лишенным интонации голосом. – Пора.

Пятс собрался, напрягся…

– Я… и мы все здесь… собрались… то есть были собраны, – начал он, – чтобы… чтобы уничтожить нашу независимость…

– Поправка, – громко и отчетливо произнес Новиков. – Свою независимость вы уничтожили, напав на Советский Союз.

– Ложь! – завизжал вдруг Пятс. Он рванулся вперед и закричал: – Мы должны бить их! Сейчас, всегда, везде! Только тогда…

Что именно «тогда», он не договорил. Не успел. От яростного грохота задрожали, а кое-где и лопнули стекла, все здание содрогнулось, словно сказочный великан взял да и встряхнул замок Тоомпеа, а потом поставил на место. Пятс не удержался на ногах и сел на пол со звучным шлепком. К нему метнулся было Доморацкий, но был остановлен коротким жестом Новикова.