Тактик - Орлов Борис Львович. Страница 8

Легкий и верткий истребитель чутко отзывался на каждое движение ручки, и Ожельский, насвистывая в усы модный пасодобль «Für dich, Rio-Rita» [19], мечтал о том, как по возвращении в Варшаву будет танцевать с паненкой Щенкевич, и ее гибкая стройная фигурка будет также чутко отзываться на движения его рук. Вот только сейчас они доведут «двадцать третьих» до места, те смешают эту красную голытьбу с землей… если только дикие большевики не разбегутся раньше при виде самолетов. Ведь откуда этим дикарям знать про самолеты?

Капитан Орловский вел два звена И-180, прикрывая шестерку Су-2, летевших тысячей метров ниже. Их подняли по тревоге: польские паны каким-то чудом прорвались через яростно сопротивляющийся укрепрайон и теперь прут на Житомир, а на пути у них – единственная механизированная рота, да еще и неполного состава. Хлопцы, конечно, дерутся как черти, но уж больно много этих ляхов. Ну, да сейчас «сушки» им покажут! Шутка ли: каждый штурмовик несет по шестьсот кэгэ бомб, да плюс ракеты, да плюс пара двуствольных новейших пушек под каждым крылом!

Скоростной и верткий истребитель чутко отзывался на каждое движение ручки, и Орловский, насвистывая модный мотивчик «Рио-Рита», мечтал о том, как по возвращении на киевский аэродром он сядет на свой мотоцикл и помчится в город, и ветер будет бить в лицо, и к его спине будет прижиматься связистка Машенька из штаба полка. Вот только сейчас они доведут «су-вторых» до места, те перемешают чертовых ляхов с землей… если те раньше не разбегутся при виде самолетов. Поляки – трусы известные!

Оба воздушных отряда добрались до Червоных хаток одновременно. И сразу же стало ясно: у польских летчиков сегодня черный день. И-180 превосходил по скорости PZL-11 чуть ли не на двести километров, а двуствольная 23-мм пушка и два крупнокалиберных пулемета не оставляли шансов поляку, вооруженному всего лишь двумя пулеметами винтовочного калибра. Что же до бомбардировщиков, то тут все было еще хуже: польские истребители не то что не могли пробить из своего оружия титановую броню Су-2, а даже просто догнать его. А тяжелые стволы в крыльях и оборонительный 12,7-мм пулемет Березина вполне позволяли «сушкам» потягаться с поляками в воздушном бою. Что же до PZL-23, то все было с точностью наоборот: три пулемета 7,62 мм были слабенькой защитой против могучих «сто восьмидесятых», которые могли свалить поляка даже не общим залпом, а, к примеру, сэкономив снаряды, одними БС [20].

«Ястребок» Орловского коршуном свалился на ведущего «карася» и коротким залпом разнес его в клочья. Выходя из пике, капитан увидел, как горят два польских истребителя, но один, особо настырный, раз за разом заходит «сушкам» в хвост и отчаянно пытается сбить. «Непорядок», – подумал Орловский, бросая свой И-180 вверх.

Капитан Ожельский лупил по большевистскому самолету длинными очередями, но тот был словно заговоренным: несмотря на то что трассеры постоянно касались темного силуэта в прицеле, красный продолжал лететь. Ожельский, рыча, жал и жал на гашетку, совершенно не обращая внимания на то, что творилось вокруг. И лишь когда двадцатитрехмиллиметровый снаряд разорвался прямо на капоте, разворотив мотор, капитан понял, что попал. И, кажется, пропал. Он еле-еле успел выпрыгнуть из кабины мгновенно вспыхнувшего PZL, рванул кольцо парашюта и закачался в стропах, молясь, чтобы русские не решили расстрелять его в воздухе.

Его не расстреляли в воздухе: советским пилотам вряд ли могла прийти в голову такая «остроумная» мысль. Но по приземлении капитан Ожельский, не успев подняться на ноги, получил сокрушительный удар прикладом по шее и потерял сознание. Очнулся он в каком-то сарае, уже связанный по рукам и ногам. Рядом с ним скучали еще несколько героических польских авиаторов, ровно в таком же положении.

Со скрипом распахнулась дверь, и в сарай вошел молодой парень в овчинном зимнем комбинезоне. Он внимательно оглядел всех пленников, усмехнулся, спросил: «Ну что, курвы? Долетались?» и вышел прочь, оставив поляков в полном недоумении. Их что же даже допрашивать не будут?!

Генерал бригады Гжмот-Скотницкий с трудом открыл глаза и потряс гудящей головой. Налет авиации состоялся, но – увы! – это была авиация красных. Впрочем, своя тоже прилетела. На свою голову. Гжмот-Скотницкий невольно содрогнулся, вспомнив жуткий, почти мгновенный разгром в воздушном бою. Да какой это был бой?! Избиение – так будет вернее…

А потом, когда последний польский самолет рухнул вниз пылающей кометой, большевики взялись за тех, кто был на земле. Русские снизились и, почти ходя по головам поляков, принялись методично уничтожать все и вся, что только попадалось в прицел. Первым кончился зенитный взвод – две двадцатимиллиметровые пушки только и успели сделать по нескольку выстрелов, как их с пикирования расстреляли вражеские истребители. А штурмовики в это время методично прикончили остатки артиллерийского дивизиона и вплотную занялись уцелевшими кавалеристами.

Избиваемые от отчаяния палили по вражеским самолетам изо всех стволов, но крылатым машинам все было нипочем. Казалось, что этот ураганный огонь им даже помогает, выдавая расположение остатков шеволежеров, конных стрелков и великопольских улан. А потом совсем рядом ухнула бомба, невидимая рука подхватила генерала бригады и швырнула его куда-то. В темноту и забытье.

Гжмот-Скотницкий снова тряхнул головой и вдруг почувствовал, как ему в спину уперлось что-то твердое, очень похожее на ствол, а хриплый голос отчетливо произнес:

– Руки вверх, панская морда.

– С кем имею? – поинтересовался генерал бригады нарочито небрежно, чтобы большевик не подумал, будто его испугались. Но руки на всякий случай поднял…

– Кого ты там будешь иметь и с кем – трибунал разберется, – ствол убрали от спины, а в следующую секунду перед Гжмот-Скотницким появился человек в прожженном ватнике, надетом поверх танкового комбинезона синего цвета, с пистолетом в руках. – Подымайся и пошел, имелец.

– Я – генерал бригады Гжмот-Скотницкий, – гордо сообщил поляк и попытался приосаниться. – Я готов обсудить с вашим командиром условия сдачи моей бригады…

Большевик дико расхохотался, а потом весело сказал:

– Дали ж тебе фамилию – ни прибавить, ни убавить! П…дуй, жмот скотский! Некогда мне с тобой условия сдачи обсуждать. Сдадитесь так, без условий!

3

Глава Третьего рейха Адольф Гитлер мерил свой кабинет быстрыми широкими шагами. На лице его застыла угрюмая гримаса, свидетельствовавшая о крайней степени раздражения фюрера великой германской нации.

Только что из кабинета в Бергхофе вышел фон Риббентроп, сменивший на посту министра иностранных дел слабовольного нытика фон Нейрата. И не зря сменившего: бодрый и уверенный в себе Риббентроп, на лету подхватывавший идеи фюрера, был действительно одним из лучших и ближайших соратников правителя новой Германии. Но сегодня, но сейчас…