Волаглион. Мой господин. Том 2 (СИ) - Баунт Софи. Страница 20

Инга приоткрывает рот. Лицо Рона перекашивается в один миг, словно он откусил лимон.

— Была, — поправляюсь я. — Ты была нужна мне. Очень. Я не хочу, чтобы между нами были обиды. Прости меня.

В воздухе повисает тяжелый сладковатый запах нашего прошлого. Мы смотрим друг другу в глаза. У Инги рдеют щеки.

— Ты прав, — разрушает она паузу. — Извини. Нам стоит просто забыть всё... И наши отношения.

— Прошлое нельзя взять и выбросить.

Рон многозначительно кашляет в кулак, и я отпускаю ладони Инги. У него от наших переглядок холодный пот выступил.

Вспоминаю разговор Рона с Иларием, который я подслушал неделю назад. Они говорили обо мне. И теперь я знаю: Рон до мурашек боится меня. Точнее не меня, а того, что у Инги, возможно, есть чувства ко мне. Он боится ее потерять. И вот стоит бледный как северные льды.

— Кстати, о прошлом, — Инга сияет радужной улыбкой, ныряет Рону под руку, обнимает.

На меня накатывает ностальгия. Вспоминаю те дни, когда только познакомился с Ингой, когда видел при каждом слове ее светлую улыбку. В ту пору она беспрестанно вдохновляла меня. Легкая. Веселая. Она была утешением. Первым человеком, которого я пустил в личное пространство, запертое со времен детства и тщательно оберегаемое.

— Ты готов? — адресует она Рону.

— Не особо...

— К чему? — удивляюсь я.

Инга просит меня выйти. Я не двигаюсь. Она терпеливо ждет. Косится на меня. Я неохотно сдаюсь. Но не до конца. Оставляю щель в дверном проеме, чтобы видеть, что они там делают. Инга дает Рону телефон. Он смотрит в экран пустым взглядом.

— Что ты сказала им?

— Почти правду. Сказала, что я твоя сиделка. Ты жив. Однако о-о-очень болен. Полностью парализован. Ты ушел от них, когда стал инвалидом, потому что не хотел видеть их мучения из-за тебя, не хотел портить детям жизнь, быть обузой. В общем, ты овощ.

— О Ини...

— Смелее, — она целует его в щеку.

Рон подносит телефон к уху.

И начинается поистине — ей-богу, я глазам не верю — поразительное зрелище. Рон воодушевлено воркует. Кажется, сначала с одним сыном, потом с другим. Он говорит, говорит, говорит... Я загипнотизирован его интонацией. В ней тонны счастья! Спустя полчаса он обещает сыновьям позвонить снова и умоляет не искать его. Я сижу, опираясь о стену макушкой, а затем слышу всхлипы.

Рон рыдает.

Я возвращаюсь в гостиную. Ревущий Рон, а после и целующая его Инга — картина не для моих нервов.

Мне жалко Рона. Он потерял тех, кого любил. И я ненавижу Рона. Он забрал у меня ту, кто любила меня. Вот такой порочный круг.

— О, ты как раз вовремя, Рексик, — заявляет Виса.

Вампир стоит посередине гостиной. Вокруг члены ковена. Вместо ламп горят свечи, на полу пентаграммы и бафомет, как у Висы над бровью. В центре — два объекта под одеялами.

— Начнем игру? — Виса сбрасывает одеяла.

Под ними те самые пленники, которых я передумал освобождать. Окровавленные. С завязанными ртами. В глазах — мольбы о помощи.

— Прошу, Рексик, — распевает Виса. — В этом году мы решили предоставить выбор именно тебе, хотим дать нашему любимому полудохлику возможность снова почувствовать себя живым.

— Какой выбор?

Виса обнимает меня одной рукой за шею и вручает двусторонний кинжал.

— Сегодня... ты бог, — сладко шепчет вампир. — Ты должен выбрать. Кому жить, а кому умирать.

— О, даже не знаю, с кого начать. Сначала голосую за тебя, а потом за Деркача. Можно взять комбо?

Ковен смеется.

— Когда-нибудь мы сыграем и в такую игру. Но сегодня... Ты должен выбрать из этих двоих. Так что, Рексик, подумай. Кто из них умрет. У тебя тринадцать минут.

ГЛАВА 8. Традиции предков

Скажем без экивоков. Я бы с радостью перерезал не одно горло. Но ни пленникам. Есть кандидаты куда лучше. Ублюдок Виссарий. Подонок Деркач. Да и Зои поднадоела интеллектуальным коэффициентом уровня обезьяны.

Избавиться от них всех...

О, каким облегчением это стало бы!

Увы. Я не могу убивать друзей Сары. Я должен ей нравится. Должен показать, что я психологически расту, держу эмоции под контролем, и неважно, что на самом деле я хочу разнести половину дома, измордовать Деркача или утопить Вису в сортире, неважно какая ярость рвется из меня наружу, какую боль я испытываю, понимая, что мою жизнь давно уничтожили.

Цель — доказать Саре свою силу. Показать, что она может доверять мне, положиться на меня, как на соратника в войне с демоном.

Я сжимаю рукоять. Лезвие торчит из-под пальцев. Никогда не видел обоюдоострого кинжала и пристально рассматриваю его минут десять. Металлическая пентаграмма на рукоятке и сам клинок переливаются в пламени свечей. На левом лезвии набито слово «mors», а на правом «vita».

Буду ли я выбирать жертву?

Нет! За кого вы меня принимаете?

Никто не заставит меня убить человека. Не позволю. Надо только понять, как освободить пленников. С другой стороны, если я это не сделаю, что дальше? Мужчина — маньяк. Женщина — убийца собственных детей. Я просто подарю им свободу? Отпущу в мир? Их?!

Возвращаюсь в реальность. Закрываю глаза. И снова открываю. Только что передо мной был лишь кинжал, мысли о смерти, и вдруг — бац! — вспоминаю, что я стою посередине комнаты. Напротив связанных жертв.

Мужчина смотрит с ненавистью. Он бы содрал с меня кожу при возможности. Девушка плачет. Черные слезы бороздят щеки полосами.

На часах — два ночи.

Тринадцать минут, чтобы сделать... выбор. И две недели, чтобы выкарабкаться из дома живым. Или проиграть.

Оборачиваюсь. Сжимаю нож. Костяшки белеют. Я даже не могу себя зарезать. Будь я жив, у меня был бы настоящий выбор. Я бы выбрал, что не стану выбирать. Или я бы воткнул этот гребаный нож в свое горло. Или в горло Висы. Или Сары? Вряд ли. Не способен я на убийство... хотя все они заслуживают смерти. В том числе и Сара. Нельзя забывать, что главная задача — выбраться из дома.

Любой ценой!

Ковен собирается в круг. Каждый произносит тост и держит перед собой золотой бокал с вычурной буквой «В». Уверен, эта посуда стоит целое состояние. О том, что учудил Деркач в спальне, никто не заикается, как и о том, что рядом стонут, рычат и всхлипывают окровавленные пленники.

Всем весело. Я не знаю, как реагировать. Нахожу рассудок в отстраненном взгляде Илария и Сары. Они молчат. Сара, как часть круга. Иларий позади: держит золотой поднос, с которого раздавал бокалы.

Виссарий — гнусная тварь! — с напущено-радостным подвыванием манит меня в их свору.

Встаю между Максом и Зои. Хочу уйти. Однако лучше постою, чем буду очередной раз вступать в диалог с вампиром. Он издевается. И оттого счастлив. Чтобы позлить меня пуще, он липнет к Саре, обнимает, и мне куда труднее контролировать приближающийся взрыв: ревность, раздирает когтями. Я не допущу, чтобы Виса все испортил. Не для того я прогибаюсь целыми днями.

— Мои любимые дгузья! — чирикает Зои и целует в щеку Деркача, который давно утонул на дне бокала. — Как год начнешь, так его и пговедешь. Пусть наш гитуал пройдет удачно, пусть...

Ее слова летят мимо ушей. Я замечаю, что она уже не так весела. Вроде смеется. Но будто плачет. Что-то не то.

Вспоминаю, как Рон развлекался с Зои в первые дни моего пребывания в доме. Предполагаю, пышногрудая брюнетка ожидала и сегодня его внимания, поэтому она не в таком радужном настроении, как в начале вечера. Инга подпортила ей праздник. Рон игнорирует Зои. Ни разу не взглянул на нее. К своему ужасу, я вдруг замечаю еще одну деталь, но очень хочу выбросить ее из головы. Гляделки Зои и Деркача. Напряженные. Словно между ними общая тайна. А что если... это Зои науськала Деркача на Ингу? Втолкала чушь о том, что Инга хочет его?

Я гоню мерзкие мысли.

Поникший Деркач заставляет их шустро мелькать на краю сознания. Я уже собрал образ Деркача — злобный хмырь. А сейчас он рассыпается мозаикой, и я чувствую себя беспомощным ребенком, который совершенно не понимает взрослых и мотивы их поступков. Теперь я вижу не опасного насильника, а несчастного парня, мечтающего о кусочке прошлой жизни. Окрысенного на мир. Использованного. Господи, да я почти уверен, что здесь замешана Зои. Ее зрачки пилят Деркача, и без сомнений, он читает там «облажался». Только в чем? В том, что Зои не успела окучить Рона? И как я не задумался раньше? Именно Зои отперла дверь в спортзал, где его заперли. Видимо, хотела остаться наедине.