Волаглион. Мой господин. Том 1 (СИ) - Баунт Софи. Страница 3

И ладно. Я немного преувеличил. Здесь не оргия. Развлекаются двое. Но разврат же, ей-богу!

— Иначе что? — язвлю я. — Прикажешь тебя ублажать?

— Нельзя заставить делать то, что ты и так желаешь. — смеется Сара.

Я фыркаю.

Чашка в руке остыла. Кофе превратилось в мерзкую жижу. Выплескиваю в раковину. А надо бы Саре в лицо. Желательно кипятком. Что ж, в следующий раз так и сделаю.

— В твоих снах, — шиплю в ответ на вопросительный взгляд ведьмы.

Не желая больше наблюдать этот цирк, отворачиваюсь. С какой целью ведьма его устроила — неизвестно. Вздохи за спиной сгущаются, отголосками проносятся по стенам. Надсадно гашу желание посмотреть, коля палец о булавку, прикрепленную к черной кофте. Боль помогает сосредоточиться. Кровь сползает с кончика мизинца. Я упрямо смотрю на оставленный багровый след, но глаз непослушно зацепляет Сару. Точнее — обнаженные ноги.

Предполагаю, что раньше и она участвовала в подобном веселье. Тоже спит с Роном? Или Иларием? Поэтому паренек книги в уголке начитывает?

Окидываю просторы за окном. Высокие деревья. Беседка, укутанная листьями. Три памятника недалеко от дома. Это я тоже преувеличиваю. Могилы красуются ни где-то за забором, а прямо во дворе, выйди через заднюю дверь и окажешься на личном кладбище. Имен на памятниках нет. Стерлись. Каждый вечер Сара садится на фигурную лавку и что-то рассказывает усопшим, если не подводит слух, то речи она ведет о своем дне. Даже советуется. Словом, под землей лежит кто-то, кого она знала при жизни. Ответа «кто» — я не добился. Этого не знают и домочадцы.

Когда я поворачиваюсь, Рон одевается, а брюнетка отправляется к выходу (еще и подмигивает на прощание). Сара сидит в коротком янтарном халате, заплетая волосы в толстую рыжую косу, но пояс не завязан, покоится под кофейным столом.

Ведьма лениво потягивается. Усмехается, замечая, что я вскользь заглядываю в зазор, откуда видна часть ее груди.

Намеренно раздражает?

Я чувствовал ее непрерывный взгляд все время, что смотрел в окно, чувствовал не видя. Удивительное ощущение. Словно глазами она обгладывает каждую молекулу тела. Когда Сара думает обо мне, внутри мерцает необъяснимый огонь, кажется, что меня призывают, как на спиритических сеансах, требуют подчиниться воле.

Вздыхаю и поднимаю шелковую ленту — вроде и не пояс, а склизкую змею, — бросаю Саре.

— Оденься!

— В своем доме я хожу так, как мне нравится, Рекси.

Рычу под нос ругательства. Сара называет меня малышом Рекси, потому что сейчас я самый молодой в ее «гареме». Рона она убила двадцать лет назад, когда ему было двадцать семь, а вот Илария всего пять лет назад. Ему тогда стукнуло двадцать три. Мне двадцать пять, но ведьму веселит именно моя реакция на происходящее. Она считает, что я хуже взбалмошного ребенка.

А как я должен смотреться? Вместо того чтобы отправиться на покой — я застрял здесь. Понятия не имею, как выбраться! И еще понятия не имею, сколько лет самой ведьме. Выглядит она не старше двадцати!

Сара нарочито вульгарно перекидывает ноги со спинки кожаного бежевого дивана и, размахивая рыжей косой, подплывает ко мне. Вплотную. Аромат лаванды и шалфея проникает в нос: яркий, настойчивый, как и его хозяйка.

Я замечаю на животе девушки глубокие шрамы. Уродливые. Изогнутые. Их ржавым гвоздем рисовали? И кто создал, интересно, такой шедевр?

— Ты чем-то недоволен?

— Ни в коем случае, — цежу сквозь сомкнутые зубы, обхватываю пояс вокруг ее талии и завязываю.

Ведьма хохочет.

— Ты точно бизнесменом был, а не монахом?

— А ты точно ведьма, а не проститутка?

Зря сказал. Злить Сару — дело гиблое. Первый день я грубил ей на каждом слове. И попытался кинуться на нее с кинжалом, украшающим стену гостиной. Ха! И на что я надеялся? Она очередной раз схватилась за золотой медальон на шее и меня парализовало. Не знаю, что за черную магию таит эта побрякушка, но медальон с изображением когтей позволяет ведьме управлять призраками в доме. Я — не исключение. На следующий день не смог покинуть комнаты.

Омерзительный опыт.

Сара проводит горячими губами по моей щеке. Откидывает косу и рисует узоры на моей груди, истязает выразительными глубокими глазами. Движения отточены. В них нечто плавное, кошачье, привязывающее. Она болезнь, заражающая мужчин. Точно бешенство — не сделай укол вовремя и станет неизлечимой — проникает в организм и атрофирует мозги до той поры, пока не превратишься в дикое животное.

На ее ключицах поднимается и опускается в такт дыханию золотая цепочка. Я замечаю зеленое свечение медальона. Сара усмехается и отступает. Свет украшения гаснет. Хотелось бы знать, отчего медальон начинает сиять.

— Лари, сделай чай с жасмином, — зевая, протягивает ведьма и шлепает на второй этаж.

— Сию минуту, — отзывается Иларий, зализывая свои золотистые волосы и сдувая несуществующую пыль с белоснежного пиджака.

С другой стороны гостиной (объединенной с кухней) доносится приглушенный звук телевизора. Там Рон по-хозяйски развалился в кресле с банкой пива. Я успел привыкнуть к хмельному амбре. Этот человек целыми днями переключает каналы, ругает пульт, пьет, курит, но самое забавное — остальное время занимается спортом.

— Может, хватит упиваться? — рявкаю, отбирая у Рона заляпанный жиром пульт.

В одной его руке — банка с темным пивом, в другой — кусок курицы в панировке.

— Закончу к обеду.

— Уже обед.

— К обеду пятницы. Сегодня четверг.

Рон вырывает пульт обратно и откидывается на диване, отрывая зубами внушительный кусок мяса. Курица выпадает изо рта и приземляется на затасканную, потную футболку.

Позвякивая ложкой, голос подает Иларий:

— Ты рискуешь очутиться за дверью «тайника», Рекс.

— Как ты сказал? — переспрашиваю, отвлеченный банкой, которую Рон в меня запустил. — Тайника?

Иларий поправляет на носу кошачьи очки. Стекол в них нет. Вытащены. Зрение после смерти идеально, но парню в очках явно комфортней.

— Мы не единственные в доме, — продолжает Иларий. — Других призраков Сара заперла в подвале.

Я сощурился на слове «призраков» — других? — затем сообразил, о какой двери идет речь. Да, в невыносимо сыром подвале имеется одна странная запертая дверь. И кое-что за ней слышно. Голоса…

Дверь выглядит, как переливчатое сизое пятно во тьме. Ламп в той части подвала нет. Ходишь на ощупь. Близко я не подходил, но даже на расстоянии оттуда доносится что-то невнятное. Как ни старался — разобрать и пары букв не смог. Только жути нагнал на себя. Хотя... чего я могу бояться? Я мертв!

Не ведаю, чем я стал, но факт остается. Мне перерезали горло.

Я дорожу этим знанием, истираю его в памяти. Боюсь забыть, кто я. Что произошло… Сойти с ума. Уверен: ответ близко, главное — помнить и искать.

— То есть, ведьма прячет за дверью души убитых мужчин, чтобы они не разгуливали по дому? — предполагаю я и тру подбородок. — Но парочку услужливых ребят оставляет.

— Я похож на услужливого идиота, вроде Ларика? — возмущается Рон, громко чавкая. — Не мечтайте. Просто каждый из нас Саре чем-то интересен.

— Ага, — бурчит Иларий, натирая поднос до режущего блеска, — рядом должен быть хоть один урод, в сравнении с которым девушка будет чувствовать себя безумно желанной. Хорошо, что у нас есть Рон.

Рон запускает в домочадца банкой. Несколько прыжков по доскам и банка катится мимо кровавого пятна, разбрасывая желтые капли.

Я усмехаюсь. Рон действительно выглядит, как побитый после матча хоккеист. У него лицо гиппопотама. Еще и шрам от скулы до лба. В остальном — ничего сверх запоминающегося: кудлатые каштановые волосы и карие радужки. Я умудрился выпытать, кем он работал при жизни с такой-то «модельной внешностью». Оказалось, что Рон был следователем.

Никогда бы не догадался.

А вот Иларий — смазливая кукла для девочек: блондин с салатовыми глазами, высокий, худой, но с россыпью веснушек и курносый, у него идеальные ногти, безупречно выглаженные дорогие рубашки и зализанные волосы до плеч.