Золотой треугольник - Леблан Морис. Страница 38

Бельваль поднял на дона Луиса измученные глаза.

— Разбудит? — переспросил он. — Значит, она жива?

— Хотя и говорят, что мертвые пробуждаются, но я никогда этому не верил, — спокойно ответил дон Луис…

— Коралия жива, жива! — повторил капитан, пьянея от радости и забывая обо всем остальном. — Но нет, этого не может быть, вы вероятно, смеетесь надо мной!

— Я вам говорю то же, что недавно говорил этому господину… Разве слышал кто-нибудь, чтобы я хоть раз бросал начатое дело?

Он подошел к двери в глубине комнаты, прикрытой драпировкой.

— Смелее, капитан, — воскликнул он. — Вспомните, что вы — французский офицер! Да, она здесь, наша матушка Коралия. Не бледнейте же так… Она спит под тщательным надзором двух сиделок. Она не ранена, но ужасно слаба, и от перенесенных потрясений у нее лихорадка.

Бельваль сделал два шага вперед, качаясь, точно пьяный. Дон Луис остановил его.

— Не ходите туда, капитан. Я приказал принести ее сюда для того, чтобы переменить обстановку и чтобы ничто не напоминало ей об ужасах пережитого. Больше того, что она вынесла, она вынести не в состоянии. Малейшее волнение теперь будет для нее опасно.

— Да, да, вы правы, — повторил Патриций со вздохом облегчения. — Но вы совершенно уверены? — с опаской спросил он.

— В том, что она жива? — рассмеялся дон Луис. — Она так же жива, как вы и я, капитан, и готова вам дать то счастье, которое вы вполне заслужили… Только немного терпения… Кроме того, вы вероятно, забыли, что существует еще одно препятствие! Она замужем…

Он закрыл дверь и повернул Бельваля в сторону Эссареца.

— Вот это препятствие, — сказал он. — На этот раз, надеюсь, вы будете решительным, капитан? Между вами и матушкой Коралией стоит только он.

Эссарец даже не взглянул на дверь. Его била нервная дрожь.

— Ты, кажется, трусишь? — обратился к нему дон Луис. — Не бойся, ты не будешь казнен без суда. Трибунал состоит из трех лиц: Патриция Бельваля, вашего покорного слуги и Симона. Прения открыты… Слово принадлежит тому, кто пожелает выступить в защиту Эссареца. Никто? Итак, Эссарец-бей приговаривается к смерти. Смягчающих обстоятельств никаких… Повода к кассации нет… Просьба о помиловании не принята. Приговор должен быть приведен в исполнение немедленно. Как видишь, мы времени даром не теряем. Теперь остается только избрать род казни. Пистолет? Великолепно! И чисто, и скоро! Капитан Бельваль, вперед!

Но Бельваль не двигался с места. Он смотрел на человека, причинившего ему столько страданий, с чувством омерзения.

— Я не стану его убивать, — наконец произнес он.

— Вы правы, капитан. Ваше чувство вполне достойно вас… Вы не имеете нравственного права убить мужа женщины, которую любите. Не вам уничтожать это препятствие. И, кроме того, вам претит его убить, и мне также… Он слишком низок! Стало быть, ты должен вывести нас из этого затруднения, старик!

Дон Луис наклонился над Эссарецем. Слышал ли он? Был ли он в сознании? Он потряс его за плечо.

Эссарец простонал:

— Золото… Мешки с золотом…

— Ах, ты думаешь об этом, старый негодяй? Тебя это интересует? Но тогда я могу тебе сказать, что твои мешки у меня в кармане, если вообще найдется карман, который мог бы вместить восемьсот мешков с золотом.

— Тайник…

— Твой тайник? — переспросил дон Луис. — Я его нашел, можешь быть уверен. Коралия у меня, а где была она, там было и золото. Итак, ты должен признать себя побежденным по всем пунктам. Женщина, которую ты желал, свободна и скоро соединится с человеком, который ее обожает. С другой стороны, твои сокровища найдены. Стало быть, все кончено! Ты согласен с этим? У тебя остается единственный выход… — и с этими словами дон Луис протянул ему пистолет.

Эссарец машинально взял оружие и навел на него, но не смог сделать выстрела. Рука дрожала.

Дон Луис вновь вложил в его руку выпавший из нее пистолет.

— Этим последним актом ты искупишь все подлые поступки своей жизни, негодяй! Надежды тебе не остается никакой. Твое прибежище только в смерти. Побольше храбрости, приятель! Да и что тебе еще остается? Ни любимой женщины, ни золота, ничего, ради чего ты жил.

Эссарец, точно соглашаясь с ним, поднял револьвер к виску, но едва сталь коснулась кожи, он вздрогнул и прошептал:

— Прощения!

— Нет, ты не заслуживаешь прощения! — возразил дон Луис. — И подумай сам, к чему тебе жить? Та, которую ты любишь, в объятиях другого, любимого… Разве ты сможешь жить, зная это? Ну, полно, одно только усилие…

Под влиянием железной воли дона Луиса таяла сила Эссареца. Он точно погружался в бездонное, засасывающее болото. Его существо мало-помалу примирялось с сознанием, что смерть неизбежна.

— Как приятно будет перестать бороться, забыться, наконец! — продолжал дон Луис. — Подумай о золоте, которое ты потерял, миллионы золотом, и Коралию! Сперва мать, потом дочь! Жизнь — это беспрерывный обман, и потому жить не стоит… Одно только усилие.

И почти бессознательно Эссарец сделал это усилие. Грянул выстрел, и он упал коленями на ковер.

Дон Луис отпрыгнул в сторону, чтобы его не забрызгала кровь, хлынувшая из раздробленного черепа.

— Кровь подобного существа может принести только несчастье… Но какой негодяй! Право, я думал, что избавить землю от него доброе дело! Как вы думаете, капитан?

Глава 19

Да будет свет!

Около шести часов вечера того же дня Патриций прогуливался по набережной Пасси. Прохожих и машин было мало, только изредка громыхали трамваи.

Дона Луиса Бельваль не видел с утра. Он получил от него только записку, в которой тот просил его распорядиться, чтобы Я-Бона перенесли в особняк Эссареца, и приглашал на встречу у хижины Берту.

Теперь он должен был вот-вот придти, и капитан думал о том, что скоро все узнает. Кое о чем он догадывался сам, но все же еще оставалось много тайн и нерешенных загадок.

Драма, правда, была сыграна, и занавес упал в момент смерти злодея. Теперь некого и нечего бояться. Больше не предвидится ни ловушек, ни предательских нападений из-за угла.

Как страстно Патриций ждал момента, когда, наконец, потоки света прогонят тьму, с которой он так долго боролся! Всего несколько слов дона Луиса, и все загадки раскроются! Он сумеет сделать это очень быстро и через час уедет…

Поджидая своего друга, Бельваль размышлял о тайнике с золотом. Откроет ли дон Луис секрет золотого треугольника? А что он сделает с золотом? Увезет с собой? Но как?

Со стороны Трокадеро показался автомобиль. Минуты через две он остановился у тротуара, где стоял Патриций. Тот уже протянул руку, чтобы приветствовать дона Луиса, но к его изумлению из машины вышел судья Демальон.

— Как поживаете, капитан? — радостно воскликнул он. — Кажется, я вовремя явился на свидание? Но скажите, вы опять ранены в голову?

— Это пустяки, — возразил Бельваль. — Но о каком свидании идет речь?

— Как? Да ведь вы сами его мне назначили.

— Я вам не назначал его.

— Как? — удивился Демальон. — Вот записка, которую мне доставили в префектуру. Я вам прочитаю ее: «От капитана Бельваля. Господин Демальон извещается о том, что тайна золотого треугольника раскрыта. Мешки в его распоряжении. Его просят явиться к шести часам на набережную Пасси с полномочиями от правительства принять все условия передачи. Небесполезно привести человек двадцать агентов, половину которых рекомендуется расставить вокруг особняка Эссареца и на набережной».

— Но это не моя записка! — воскликнул Патриций.

— А чья же тогда?

— Наверное, ее написал человек, будто шутя разгадавший все загадки, и он же сейчас сам явится сюда.

— Его имя?

— Этого я не могу вам сказать.

— Ну, знаете! — сердито проворчал Демальон.

— Приветствую вас, господа! — раздался голос позади них.

Капитан и Демальон обернулись и увидели подходившего к ним человека в длинном сюртуке с высоким воротничком.

— Вот человек, о котором я вам только что говорил, — произнес Бельваль, с трудом узнавая дона Луиса. — Он дважды спас жизнь мне и моей невесте, и я вам ручаюсь за него.