Невеста из империи Зла (СИ) - Барякина Эльвира Валерьевна. Страница 24

— Ты бы еще в бриллиантах в школу пришла! — гневно воскликнула та. — Снимай серьги немедленно! И давай сюда дневник!

«Товарищи родители! Ваша дочь носит в школу ювелирные изделия неизвестного происхождения. Примите меры!» — написала завучиха через всю страницу. И еще заявила, что этот инцидент может поставить под угрозу вступление Капустиной в комсомол.

Давно прогремел звонок, все ученики разбрелись по классам, а несчастная Анжелика все сидела в туалете и рыдала.

Роза, как могла, утешала подругу:

— Вот ведь крыса эта Альбина! У нее у самой из украшений только очки и есть. Что ты, выпендривалась своими сережками, что ли?

— Опять страницу из дневника придется вырывать! — всхлипнула Анжелика. — А то если мама узнает, что я без разрешения по ее шкатулкам лажу, мне такое будет!

— Так ты говорила, что тебе эти серьги какой-то парень подарил! — подозрительно нахмурилась Роза.

Анжелика поняла, что проболталась.

— Ну да! — принялась она оправдываться. — Только мама сразу же забрала их и положила к себе в шкатулку. Сказала, что отдаст, когда мне будет шестнадцать лет. Эх! В комсомол теперь не возьмут... Буду как малолетка в этом ошейнике ходить! — И Анжелика с остервенением дернула изжеванные концы своего галстука.

Когда-то в незапамятные времена она ужасно гордилась тем, что ее приняли в пионеры, и даже в двадцатиградусный мороз ходила в пальто нараспашку, чтобы все видели галстук. Но сейчас от былого почтения к святыне не осталось и следа.

— Ладно, не плачь… От Димки из Запорожья письмо не приходило? — попыталась отвлечь ее Роза.

Димка был троюродным братом Анжелики. Летом они ездили к бабушке в деревню, а во время учебного года писали друг другу письма, хвастались мнимыми и реальными подвигами и играли в «любовь». Обоим это занятие приносило огромное удовольствие.

Но на этот раз упоминание о Димке только разозлило Анжелику.

— Вчера письмо прислал, — процедила она. — Его уже приняли в комсомол. А он ведь младше меня на три месяца! Дуракам всегда везет!

— А больше он ничего не написал? — напряженно спросила Роза. Димка был одним из многочисленных пунктиков, по поводу которых она страшно завидовала своей подруге.

Анжелика достала из кармана сложенный листочек:

— На, читай!

Роза быстро пробежалась глазами. Письмо было в высшей степени романтичное: в нем встречались такие слова, как «Я тебя всегда вспоминаю», «Целую в щечку» и «Твой Дима».

— Ему просто хочется иметь девушку в Москве, — сказала Анжелика, сморкаясь в носовой платок. — Потом будет на каждом углу хвастать: «А у меня есть девчонка, которая меня любит. Она в Москве живёт! У нее есть магнитофон, телеигра, цветной телевизор и другие вещи! А она, представьте себе, навсегда в меня влюблёна! Вот!»

— А мне Вадик сказал, что, когда я вырасту, мы с ним поженимся, — поспешно сообщила Роза.

Анжелика хотела заявить, что Вадик еще сто раз передумает, но тут дверь открылась и в туалет вошла пионервожатая Лена:

— Ага, вот вы где! Прогуливаем, стало быть?

«Сейчас еще одно замечание запишет!» — в ужасе подумала Анжелика.

Но оказалось, что Лене было глубоко наплевать на школьную дисциплину.

— Капустина, у меня к тебе дело есть, — сказала она серьезно. — Я собираюсь провести в нашем клубе диспут насчет международного положения. К нам придет настоящий американский студент: он говорит по-русски. А ты приведи папу. Он ведь у тебя журналист-международник?

— Да…

— Попроси его стать нашим почетным гостем. Передашь ему мою просьбу или мне в дневник тебе записать?

Анжелика испуганно прижала портфель к груди:

— Не надо в дневник! Я сама ему все передам!

— Ну и замечательно.

— А когда у нас будет заседание? — встряла в разговор Роза.

— В следующий вторник, — отозвалась Лена. — Но если папе Капустиной будет неудобно, то мы перенесем заседание на другое время.

Анжелика тут же позабыла обо всех своих несчастьях. Она очень гордилась отцом и была рада каждому поводу продемонстрировать его окружающим.

— Ой, я так буду просить папу, чтобы он пришел! — воскликнула она, когда Лена вышла из туалета. — Надо будет Димке написать, что к нам в школу ходят иностранцы. Это тебе не Запорожье, а Москва! У нас даже негры на улицах попадаются!

— Главное — не брать у американцев ни конфет, ни жувачек, — сказала Роза. — Говорят, один мальчик съел и отравился.

В иностранном секторе Алекса встречали как первопроходца, которому удалось заглянуть за край света. «Ну как там? Что там? Что ты видел?» — сыпались на него вопросы. Алекс степенно рассказывал о колхозном житии-бытии, о реставрации памятника Ленину, об уборке урожая…

Его филологические записи также произвели должный эффект — особенно изречения Гаврилыча по поводу кайфа от употребления напитка «Цыган в лесу».

— Готовить его совсем просто, — со знанием дела рассказывал Алекс. — Берешь пузырек одеколона «Русский лес» и смешиваешь с одеколоном «Кармен». Потом пьешь и занюхиваешь либо чьей-нибудь головой, либо собственным рукавом.

— Господи! — обмирали Андреа и Триш.

— А с девушками там как? — робко спросил Бобби, когда они с Алексом остались наедине.

Алекс посмотрел на него взглядом закаленного в боях ветерана.

— Так у тебя был роман с русской?! — догадался Бобби.

— Ну конечно!

Правда, Алекс не стал упоминать, что здесь, в России, существует целая куча проблем, которые мешают простым американским парням наслаждаться жизнью.

Во-первых, это непробиваемый Железный Занавес, которым русские девушки отгораживаются от «потенциального противника».

Во-вторых, непонимание и неприятие самых простых и естественных вещей. Например, кто бы мог подумать, что сидение на полу в клубе — это выпендреж? Или что белые мужские носки— это смешно?

В-третьих, абсолютная невозможность оспаривать следующие незыблемые догмы:

СССР — самая прогрессивная и миролюбивая страна на свете;

Коммунистическая партия никогда не ошибается;

советские люди стоят на голову выше всех по уровню развития;

всему миру есть дело до того, что происходит в СССР;

Америка и Западная Европа постоянно загнивают и в недалеком будущем их ждет полный крах.

Возможно, где-нибудь и существовали русские девушки, свободные от этих предрассудков, но пока Алекс таковых не встречал.

«Они просто не любят нас, — сделал он неутешительный вывод. — Тебе ничего не скажут прямо в глаза, но от этого суть не меняется».

Тем не менее рассказы Алекса о русской деревне звучали так, как будто все колхозницы и студентки прямо-таки изнемогали от любви к заезжим американцам.

Бобби слушал его с затуманенным взором.

— Кто бы мог подумать, что русские такие темпераментные! — удивился он. — Может, мне тоже начать с кем-нибудь встречаться?

Алекс искоса посмотрел на него: он не верил, что Бобби в состоянии приручить даже хомячка, что уж говорить о такой сложной задаче, как русские женщины!

— Я бы на твоем месте лучше к Мэри Лу подкатил, — проговорил Алекс (этот вариант был, по крайней мере, безопасен для нежной Боббиной психики).

Мэри Лу была дочкой фермера из Оклахомы. Высоченная, руки — как у дорожного строителя, мощная грудь, широкие плечи — добрая, сильная и выносливая рабочая лошадка.

Биография Мэри Лу была нетипичной для девушек ее круга.

Вопреки родительской воле она отказалась продолжить фермерские традиции своей семьи и поступила в колледж. А там у нее открылись недюжинные способности к игре на барабане.

— Я пол-Америки с нашим марширующим оркестром исколесила, — рассказывала Мэри Лу.— А потом нас услали в Нью-Йорк на какой-то парад и там один дяденька совратил меня с пути истинного: переводись, говорит, в наш университет; нам, мол, тоже до зарезу нужны умелые барабанщицы. Ну, я и перевелась.

Но барабаны и парады были не тем, чего так жаждала страстная душа Мэри Лу. На классе по зарубежной литературе она познакомилась с творчеством великого русского поэта Лермонтова и вскоре поняла, что это любовь на всю жизнь.