Зов пустоты (СИ) - "Lone Molerat". Страница 28

— Восемьдесят Седьмое — это вообще где? — Эмили осторожно дотронулась до защитной решётки на бампере внедорожника. Металл показался ей тёплым — по крайней мере, не холоднее пальцев.

— К западу от Эверглоу, — негромко произнёс Харон. Это были первые слова, что он сказал ей с самого утра.

— Вы знаете местность? — спросил Лэниган с надеждой. — Тогда, может, вы и поведёте? Путь до Олни я представляю, но западнее Арефу не забирался.

— Нет, — не задумываясь ответил Харон. — За руль я не сяду.

Потому что тогда на заднем сиденье будет ехать чужой, догадалась Эмили. Потому что дорога неминуемо оттянет на себя внимание водителя — это ведь не гладенькая довоенная автострада — а значит, он сможет пропустить попытку нападения.

— Как скажете, — рыцарь пожал плечами. — Тогда забирайтесь.

В салоне машины было просторно — впрочем, почти всё пространство сжирали ящики с топливными элементами и ремонтным оборудованием. Эмили затолкала сумку под сиденье и отвернулась к окну.

— Лучше пристегнитесь, мисс Данфорд, — обернулся к ней Лэниган. — И держитесь за раму. Будет трясти.

*

Трясло, и ещё как. Можно было не сомневаться, что к вечеру от ремней безопасности на теле останутся синяки. Правда, Эмили это нисколько не беспокоило. Боль — любого рода — просто перестала иметь значение.

Первый отрезок пути был самым тяжёлым: восточнее Фоллз-Чёрч от бетонки осталось одно воспоминание, и пришлось ехать по подтопленным пролескам. От брызг, летевших из-под колёс, брезентовый тент почти не защищал. Лэнигану то и дело приходилось останавливать машину, чтобы очистить лобовое стекло: «дворники» только размазывали грязь. А когда Хамви намертво увяз в старице безымянной речушки, Эмили и вовсе решила было, что безумной эскападе скриптора пришёл конец.

Выражение «Я же говорил» на лице Харона было отчётливым как никогда. Лэниган, словно безумная инкарнация Поля Баньяна, шатался по рощице с топором наперевес в поисках подходящих деревьев. Квинлан расчищал колею, столь же самоотверженно, сколь и безуспешно — зрелище было настолько душераздирающим, что Харон не выдержал и отобрал у бедолаги лопату. Примерно через час мытарств с помощью домкрата, деревянных мостков и такой-то матери внедорожник удалось вытолкать из грязи.

Но потом Хамви выбрался на дорогу неподалёку от Фэйрфакса — тут-то он и показал себя во всей красе. О пятидесяти милях в час, конечно, речи не шло, но скорость внедорожник набрал приличную: стрелка спидометра иной раз доползала до тридцатки. Квинлан разом позабыл о том, что не так давно малодушно предлагал прикопать машину в канаве, и с неподдельным восторгом смотрел на дорогу. Что уж он там видел сквозь грязевые разводы на бронестекле, для Эмили осталось загадкой. Сама она почти не вглядывалась в бесконечное мельтешение развалин по обе стороны шоссе.

Они промчались через Фэйрфакс — издалека Эмили видела стены Мегатонны. Обогнули гряду холмов, в одном из которых таился вход в Сто Первое Убежище. Прогулка по долине воспоминаний. По счастью, на этот раз в формате обзорной экскурсии.

На ночлег они остановились к северо-западу от Спрингвейла. Лэниган припарковал Хамви во дворе старой автостанции. Защитить машину от непогоды обветшалый навес не сумел бы, зато силуэт внедорожника полностью сливался с развалинами зала ожидания, стоило отойти от стоянки на полсотни шагов. Тем временем Квинлан развёл костёр в алюминиевом мусорном баке, разогрел несколько банок тушёнки — видимо, даже скрипторы иной раз нарушали ментатную диету.

И вроде бы всё было почти хорошо. От эскорта Старейшины удалось отделаться — уже проблемой меньше: в этом уравнении и без ребят Лайонса хватало переменных. Огонь тихо потрескивал, ночь была звёздной и безветренной — и пока все были живы, все были здесь, и до Восемьдесят Седьмого оставалось часов тридцать пути, а значит, всё закончится уже скоро.

Да. Всё было хорошо.

Просто точно такой же термос стоял на столе в лаборатории Ривет-Сити. И наверное, потом он отправился вместе с учёными в мемориал Джефферсона — папа жизни не мыслил без кофеина, а доктор Ли жизни не мыслила без папы, так что, ну, всё естественно. И термос этот — Мэдисон как-то обмолвилась — мог сохранять тепло в течение тридцати шести часов. А значит, он, может быть, до сих пор валяется где-нибудь там, в ротонде, со всё ещё тёплым кофе. И это тепло медленно рассеивается и гаснет — последнее тепло, что осталось от папиной жизни…

Папа не ушёл навсегда. Он оставался повсюду, говорил с Эмили через все вещи, звучал во всех голосах вечным — теперь уже вечным — укором.

— Семейный пикник, — пробормотал Квинлан, выковыривая из банки остатки мяса. — Нет, ну правда. Мы словно небольшая дисфункциональная семья.

— Мы будем в Убежище послезавтра на рассвете, если повезёт с дорогами, — Лэниган поморщился, разглядывая масляное пятно на манжете своей белой рубашки. — Ни к чему нам родственные связи. И вообще, Грег, я не уверен, что шутки на тему семьи сейчас уместны.

— Чёрт, — скриптор помрачнел. — Эмили, мне жаль. Вечно я…

— Нормально всё, — она пожала плечами. — Может, костёр уже погасим?

— Не проблема, — Лэниган легко поднялся с земли. — Но имейте в виду, ночью будет холодно.

— Я знаю, — слабо улыбнулась Эмили. За кого они вообще её принимают, эти рыцари из ордена, чёрт возьми, Пера? Уж наверное, им не доводилось бродить по затопленному метро, когда снаружи пять градусов по Фаренгейту. А если даже и доводилось — у них-то была Цитадель. Место, куда можно вернуться. Дом. А у неё? Мелькнул арлингтонский коттедж, как маяк в кромешной мгле — да там же, во тьме, и растворился. А она шагнула в другую тьму, уровнем ниже.

— Здорово, конечно, получилось с этим Хамви, — Квинлан с обожанием посмотрел вслед рыцарю. — На самом деле, идея-то на поверхности лежала. Но нет, никто в Братстве не додумался.

— Он же им не сказал, — Эмили отвернулась. Меньше всего ей сейчас хотелось обсуждать гениальность скриптора Лэнигана.

— Да и сказал бы — его бы слушать не стали, — убеждённо заявил Квинлан. — Тут дело не в идее, а в том, чья она.

— Вот оно что, — вяло отреагировала Эмили. Этого скриптору хватило:

— Лэниган для Братства столько сделал, а они всё ту злополучную историю забыть не могут. Вы думаете, почему все на Совете так взбесились, когда услышали про шпиона? Это ведь уже не первый случай. Прямо здесь, в Цитадели лет пятнадцать назад наши раскрыли агента. Парень был непростой, чуть ли не родня Ричардсону. Он несколько лет прослужил в ордене Меча, у руководства числился на хорошем счету… В общем, чёрт знает сколько вреда он успел причинить.

— И что с ним стало?

— Догадайся, — буркнул Харон откуда-то из темноты.

— Его пытали, — Квинлан нахмурился. — Подлечивали, штопали, чтобы не умер раньше времени — и снова в подвал. И так пару дней. А Лэниган, как это обычно называют, переусердствовал на допросе. Взял да и прикончил того урода. Лайонс и Каден — оба в ярости были. Они-то считали, что парень вот-вот расколется, а тут…

— Мне казалось, такой энтузиазм в Братстве ценится, — Харон неприятно усмехнулся.

— Вообще — да. Но… сами понимаете, поползли слухи. Что Лэниган тоже из Анклава, что он добил шпиона из милосердия. Но это всё гнусная чушь! Про Анклав, в смысле. Семья Лэнигана уже двести лет в Братстве, ещё со времён Марипозы. Да и сам он…

Квинлан замер. Оглянулся на подошедшего рыцаря.

— Продолжайте, Грег, продолжайте, — невесело усмехнулся он. — Очень интересно, как всё это видится со стороны.

— Я не думал, что эта история табу, — даже в темноте было заметно, что скриптор покраснел до корней волос.

— Не табу, — Лэниган тяжело вздохнул. — Только в одном вы ошибаетесь. Допрос длился девять дней. Всё, что он мог сказать, он сказал уже на второй. А дальше — это уже просто была жестокость ради жестокости. Лайонс считает иначе, но Лайонс просто отдал приказ об использовании воздействия третьей степени и умыл руки. Он даже в подвал ни разу не спускался. А я там был от начала до конца. Пришлось. Это ведь я его раскрыл, — он горько улыбнулся. — И точно знаю: он был спящим агентом, не более того. Просто копил информацию, завоёвывал авторитет — чтобы потом, когда придёт время, проявить себя. Я не хочу сказать, что его действия не причинили Братству вреда, напротив. Может, в чём-то нам и позавчера аукнулось. Но то, что с ним вытворяли в тюремном блоке, было… несоразмерно. Я вообще не знаю, чему такое могло быть соразмерно. Так что да, я его убил. И да, я не жалею об этом.