Лахезис - Дубов Юлий Анатольевич. Страница 1

Лахезис

Дубов Ю. А.

Д79 Лахезис: Роман. — М.: Книжный Клуб Книговек, 2014. — 304 с.

«Дж. Д., наследник древнего шотландского рода, человек, преуспевший во всех искусствах и тонкостях, блиставший в Европе, Азии и Америке, в военных и мирных делах, в шатрах диких племен и в королевских палатах, так много свершивший, приобретший и перенесший, лежит здесь, позабытый всеми.

Г. Д., прожив жизнь в незаслуженных огорчениях, которые он мужественно переносил, умер почти в тот же час и спит в той же могиле рядом со своим единоутробным врагом.

Заботами его жены и его старого слуги воздвигнут этот камень над могилой обоих».

Р. Л. Стивенсон

Предисловие автора

Двадцать пятое сентября две тысячи пятого года, семь тридцать вечера, лондонский клуб «Папирус».

Некто Джон Роксмит. Как выясняется, католический священник. Лекция называется очень странно — «Релятивизм предопределенности».

Далее следует приведенная к читаемому виду расшифровка отдельных тезисов.

Он говорит: «Приверженцы тезиса о полной предопределенности человеческого существования, несмотря на преимущественно материалистическую аргументацию, неким парадоксальным образом повторяют античную точку зрения на этот вопрос, каковая никакого отношения к материализму не имеет. Нависающий над человеком Всесильный Рок, неодолимой силой которого пропитаны греческие мифы, однозначно и изначально определяет узкую дорогу, по которой гонит человека безжалостная судьба. Невидимая рука помещает маленькую фигурку на тропу, ограниченную с обеих сторон неприступными каменными стенами, и холодный колючий ветер гонит вперед, к предначертанному концу. Или же не ветер, но изготовленная неумолимыми мойрами прочная нить тянет арканом. В этом мире абсолютной предопределенности нет места свободной воле человека. Лишенная права выбора, но наделенная тем не менее живой и страдающей душой, механическая кукла покорно следует по предуготованному пути — от самого рождения до неминуемой гибели».

Дальше он говорит: «Христианство же, со своей стороны, утверждает безусловный примат именно свободной человеческой воли, и я как священнослужитель придерживаюсь именно этой позиции, но с некоей оговоркой, которую мне хотелось бы сейчас сформулировать. Я полагаю, что следует отличать свободное волеизъявление человека от последствий этого волеизъявления, и данное отличие имеет принципиальное значение для обсуждаемого вопроса. В волеизъявлении человек, безусловно, свободен, а в том, что из этого волеизъявления получится, — далеко не всегда. Я готов допустить существование Фатума, но не применительно к человеческой воле, а к тому, что получается в результате. Кроме того, на разных отрезках человеческого существования свободная воля человека и Фатум проявляют себя, так сказать, с разной силой. В большинстве случаев свободная воля в смысле влияния на жизненный путь наиболее активна в первой половине человеческого существования. Парадоксальным образом именно эта активность создает предпосылки для укрепления роли Фатума и нарастания несвободы. Я здесь не имею в виду, что человек перестает свободно мыслить или желать, я всего лишь утверждаю, что свободная воля все в меньшей и меньшей степени влияет на жизнь конкретного человека».

И еще он говорит: «В наиболее последовательном виде идея постепенного нарастания несвободы и усиления роли судьбы присутствует, как я полагаю, в скандинавских сагах. Изначально скальды весьма твердо придерживались как раз теории о нависающей над человеком судьбе, но впоследствии их отношение к этому вопросу постепенно менялось и окончательно оформилось, когда — во времена Эгиля Скаллагримсона и Халльфреда Трудного Скальда — на северные берега Европы пришел Белый Христос. Начиная с этого периода, для скандинавов Рок уже перестал быть обрушивающимся сверху родовым проклятием, они начали воспринимать его как водоворот, бездонную воронку, бездну, на краю которой стоял человек и вглядывался, приложив ко лбу ладонь и ежась от холодных брызг. Он изучал бездну, а бездна изучала его. До первого подхода к краю, до первого пристального взгляда вниз у человека существовала еще возможность выбора, оставалась она, постоянно суживаясь, и на некоторое время потом, пока ответный взгляд пучины не становился слишком уж пристальным. Совершая первые — осмысленные или случайные — шаги к краю бездны, человек, сам того не осознавая, строил свою судьбу. И он, конечно же, не понимал, что с некоторого момента притяжение бездны окажется сильнее изначально дарованной ему свободной воли. Начиная с этого момента, обратного хода уже не было, и человек из мира свободной воли попадал в совершенно иной мир, где властвует бездна».

И он завершает: «Хочу заметить, что скальдам удалось нечто весьма необычное — они первыми и, насколько я знаю на сегодняшний день, единственными в истории человеческой мысли предложили небесспорную, но осмысленную конструкцию мира, в котором сосуществуют две несовместимые реальности, которые, конечно же, никогда не пересекаются ни во времени, ни в пространстве, а объединяются, если можно так сказать, исключительно присутствием человека, который одновременно присутствовать в обеих реальностях не в состоянии, но может в отдельных случаях переходить из реальности свободного выбора в реальность предопределенности. Мне представляется, что подготовка к этому переходу может производиться человеком совершенно неосмысленно — как детская игра с выбранной для себя ролью, как придуманная пьеса, в которой происходят фантастические события, как сотворение персональной легенды. Трудно переоценить значение творческого элемента в детской игре для формирования человеческой личности, и именно способность к творчеству как высший Божий дар лучше и вернее всего готовит человека к встрече с Судьбой».

Когда начали задавать вопросы, мне пора уже было уходить, о чем я впоследствии немного сожалел, потому что мне тоже было о чем спросить. Даже перечитал Снорри Стурлусона, после чего досада только усилилась. Я снова зашел в «Папирус» примерно через месяц и спросил, как можно найти м-ра Роксмита, но мне ответили, что он постоянно проживает где-то в Африке, кажется в Могадишо, в Лондоне был проездом, они узнают, как с ним можно связаться и мне непременно сообщат.

Не очень типичная для Лондона история, — никто мне так ничего и не сообщил, хотя я и приходил в «Папирус», и звонил несколько раз, но никакая дополнительная информация так и не поступила.

А интересно было бы узнать, чем занимается английский католический священник, специализирующийся на скандинавских мифах, в стране, раздираемой гражданской войной. Играет ли его свободная воля еще хоть какую-то роль, или бездна уже взяла свое?

Клото. Нулевой уровень

Ожидалось, что появится палата с орущими младенцами, но вместо этого на экране возникло изображение кабинета с обшарпанным конторским столом, справа от которого стояла погруженная в металлическую крестообразную опору новогодняя елка, украшенная цветными бумажными гирляндами и тремя красными шарами. За столом сидел лысый человек в очках, с бородкой и в белом халате, а перед ним стоял седой, в кителе и с тремя свертками под мышкой.

— Я вас поздравляю с рождением сына, — механическим голосом произнес лысый в халате. — Как решили назвать новорожденного?

— Мы решили назвать ребенка Григорием в честь героя Гражданской войны комбрига Котовского, — таким же механическим голосом ответил седой в кителе.

— Очень хорошо, — одобрил лысый в халате.

— У меня к вам большая просьба.

— Внимательно вас слушаю.

Картинка на экране замерла, и раздалось громкое тиканье часов. Белая стрелка пульсировала в такт отсчету секунд. Что делать дальше было непонятно, мышь двинула по экрану стрелку, зацепив один из свертков; тут же появилась надпись: «Бутылка коньяка». Судя по всему, просьба седого в кителе должна была быть подкреплена материально, перемещение стрелки ко второму свертку обнаружило в нем пистолет. В третьем свертке находилась повестка к следователю МГБ.