Лахезис - Дубов Юлий Анатольевич. Страница 43

С одной особо настойчивой чуть не случился облом: она после нескольких неудачных звонков затеяла с Людкой женский разговор и подробно описала, как выглядит разыскиваемый ею Саша. Описание оказалось очень точным, но Фролычу и в этот раз удалось отбиться.

Кризис наступил, когда тогдашнюю лучшую Людкину подругу Эмму замучила совесть. Не берусь судить, может, так оно и было, хотя сам Фролыч убежден, что у «этой суки» просто появилась идея увести Фролыча из семьи, и эту идею она попыталась реализовать с особой изощренностью и крайним лицемерием.

Эта самая Эмма, девушка очень видная, никак не могла выйти замуж, Людка за нее сильно переживала и все время приставала к Фролычу, чтобы тот знакомил Эмму со своими холостыми приятелями. Сперва он попробовал подсунуть ей меня с очевидным результатом, потом еще кого-то, тоже ничего не вышло, а в третий раз холостой приятель не пришел по какой-то причине, и они так и просидели весь вечер втроем, ожидая перспективного жениха, а потом Фролыч отвез Эмму домой на машине. Двухчасовое отсутствие он объяснил тем, что неожиданно сел аккумулятор и пришлось долго голосовать, пока не удалось остановить автомобиль, в котором нашлись провода для прикуривания.

На самом же деле ничего подобного не было — он без приключений довез Эмму до ее дома, там же в подъезде (Эмма жила с родителями и с семьей брата) трахнул и вернулся к Людке, предварительно вымазавшись для достоверности машинным маслом.

Через пару недель Эмма вызвала Людку на встречу в кафе «Огни Москвы» и трагическим голосом призналась, что Фролыч ее любит, что у нее с Фролычем уже все было, что она чувствует себя последней предательницей и хочет, чтобы ее лучшая подруга узнала об этом от нее самой, а не от посторонних людей. За эти две недели Фролыч и Эмма уже успели сходить в ресторан, и там их видели некие общие знакомые, съездили на дачу, где их засекли соседи, а еще Фролыч специально для нее снял квартиру, и вот ключи.

Про квартиру она точно соврала, потому что снял ее Фролыч вовсе не специально для нее и не только что, а давным-давно, но Людке это все было по барабану. Муж, который гуляет, — это сама по себе большая семейная беда. Муж, который спит с твоей лучшей подругой, — оскорбление невыносимое. Но главнее всего — Людка Фролыча любила так… я ведь рядом был, все их отношения у меня на глазах выстраивались, так что я точно знаю, что для нее вообще ничего в мире, кроме него, не существовало, она на него только что не молилась, верила ему совершенно безоговорочно, а тут вот такое…

Она мне потом призналась, что ее как цепью какой-то потянуло к окну (а «Огни Москвы» — это там, наверху), чтобы прыгнуть вниз и не было бы так больно, и удержало только, что стекло разбить не удастся с первого раза, а тут народ сбежится.

Но она себя взяла в руки, в окно бросаться не стала, в прическу Эмме не вцепилась, а просто сменила дома замок на двери, вынесла Фролычу чемодан, вручила изъятые у Эммы ключи от съемной квартиры и попросила из ее жизни исчезнуть навсегда.

Как уж у нее сил достало — просто невероятно.

В это самое время происходили вот какие события. Николая Федоровича назначили первым секретарем райкома партии, и он Фролыча пригласил к себе вторым. Место первого секретаря райкома комсомола, таким образом, освобождалось, и на него шел я. Все уже было согласовано, а тут эта история. Какую роль в дальнейших событиях сыграл Евгений Иванович, я не знаю, но похоже, что без него не обошлось. Непохоже, чтобы он орал на всех углах, что его зять — распутник и потаскун с полным отсутствием морального облика, он был человеком системы и знал, как подобает себя вести, поэтому, скорее всего, просто сигнализировал кому надо, что у предполагаемого второго секретаря райкома не все в порядке с личным делом, и оставил принимать решение тем, кому это полагалось по долгу службы.

Что назначение может в лучшем случае застопориться, а то и вовсе не произойти, Фролыч прекрасно понимал и ходил мрачнее тучи. Хуже всего было, что и все вокруг, хоть и не были в курсе, но чувствовали… это ведь знаете как, если назначение ожидается вот-вот, но день, неделя, еще неделя, а ничего не происходит, то чиновное окружение смотреть на тебя начинает как на конченого человека. Это уже генетический код работает, и воспринимаешься ты как подозрительный отброс, наконец-то выведенный на чистую воду.

И тут Фролыча вызвал Николай Федорович и предъявил ему ультиматум. Деталей их разговора я не знаю, но вкратце дело было так. Если человека собственная жена выгоняет за порог за неправильное поведение в быту, то в райкоме партии такой человек работать не может ни на какой должности. Это не обсуждается. С семейным положением следует определиться, потому что иначе никакие кадровые вопросы в положительном смысле решены не будут. А в отрицательном для Фролыча смысле — именно что будут, место в райкоме комсомола тоже придется освободить. Развод — это для анкеты неприятный момент, конечно, но сейчас к этому относятся легче, поэтому ты, Гриша, решай да побыстрее. Либо ты разводишься, но только по-тихому, чтобы никакое грязное белье на публике не полоскалось, либо возвращаешься к жене. И не заставляй меня заподозрить, что у тебя в башке сперма вместо мозгов.

Фролыч все понял правильно и рванулся определяться с семейным положением.

— Она просто дура! — кричал он, меряя шагами мою столовую. — Настоящая конченая дура! Просто ничего не понимает, рехнулась совершенно! Собирается прожить на сто двадцать, которые ей там в издательстве платят? Да пусть! От меня она ни копейки не дождется, идиотка! У нее же единственный шанс человеческой жизни — это я. Отца ее не сегодня, так завтра на пенсию спишут, я ей объясняю, так вот буквально, — он с силой постучал кулаком по голове, — вот так до нее доходит, или она считает, что найдет, кто ее будет содержать? Сейчас она найдет! Она же в жизни деньги считать не умела, она понятия не имеет, что сколько стоит. Хочет в районную поликлинику походить к дежурному стоматологу — да пожалуйста, в очереди за общепитовскими котлетками постоять — милости просим. Она ведь из коровьего вымени супчик еще не пробовала — теперь попробует, опомнится, да уже поздно будет, ничего не поправишь. Я ей объясняю русским языком, а она свое талдычит. Шизофреничка! Стерва! Сука!

Когда он немного успокоился, перестал бегать по комнате и сел, то рассказал, что принять его обратно Людка категорически отказалась.

— Я ей внушаю, что это просто бес какой-то попутал, что один-единственный раз и был с этой сучкой, что она меня практически изнасиловала и специально так все подстроила, чтобы нас с Люшкой рассорить. Шлюха подзаборная! И что не был я с ней ни в каких кабаках и не ездил никуда, ни на какую дачу, и квартиру она сама сняла, а мне она на дух не нужна и не была нужна, что все это интрига такая. А она…

Фролыч вытер глаза и уставился на пустую рюмку. У меня просто сердце разрывалось, такой он был побитый, и так было его жалко.

— Она за мной следила, — объявил Фролыч. — Она за мной все эти годы следила. В записную книжку мою лазила. Представляешь, тварь какая! Я думал, что с женой нормальной живу, а она на меня досье составляла. Все переписала себе, все телефоны. Вот, говорит, некий Светланин, давай попробуем позвонить вместе, интересно, кто снимет трубку и что ответят. Ты представляешь себе? У меня, говорит, есть парочка номеров девушек, которые сюда звонили и Сашу какого-то спрашивали, не хочешь с ними побеседовать? Я говорю: «Ну раз ты так, давай разведемся и закончим эту историю». А она мне: «А ты, — говорит, — подумай, как ты со мной разводиться собираешься, я ведь молчать не стану. Все скажу как есть. Многим интересно послушать будет». Что делать, Квазимодо? Скажи. У меня просто голова раскалывается, ведь все псу под хвост.

Положение было аховым. Но один шанс все же просматривался, и я про это Фролычу сразу сказал. У шанса было имя и отчество — Евгений Иванович. Фролыч должен был любыми путями добиться встречи, ползать в ногах, просить прощения за то, что так обошелся с единственной и любимой дочерью, признавать свою непростительную вину, посыпать пеплом голову, клясться в любви к Людке, искренне раскаиваться, обещать, что больше никогда-никогда-никогда, и умолять о заступничестве и помощи.