Шотландская красавица - Леер Хелен. Страница 36

Диана слабым движением приказала Сибель удалиться и убрать мокрое полотенце и тяжело опустилась на стул, стоявший рядом с ней. Откинувшись на спинку, она положила ладонь на лоб и неподвижно уставилась в огонь. В пламени очага она видела высокого золотого рыцаря таким, каким он предстал перед ней в тот день в долине под Эдинбургом. И все же не игра света создала его образ: это была ее собственная память, и образы, рожденные ею, были мучительно живыми воспоминания, которые останутся с ней навсегда.

Сибель отложила полотенце и подошла к кровати Дианы. Через некоторое время она обернулась и, прежде чем спросить, несколько мгновений смотрела на нее.

– Может быть, нам стоило остаться? – неуверенно прошептала она.

Диана, наклонив голову, взглянула на свою служанку. Последовало долгое молчание, прежде чем она ответила:

– Это самообман думать, что все могло сложиться по-другому.

– Как белый вереск.

Диана вскинула голову, не уверенная, что она правильно расслышала.

– Что? Что ты сказала?

– Ничего, миледи, – прошептала Сибель. – Резко встав со стула, Диана направилась к кровати:

– Уже поздно, дорогая. Надо отдыхать.

Но, несмотря на усталость, Диана безуспешно пыталась уснуть. Она долго ворочалась с боку на бок, не в силах найти удобную позу.

«Боже! – думала она. – Что с ней случилось? Почему она не может избавиться от воспоминаний о человеке, похитившем ее: о его прикосновении, образе?

Она была в его объятиях, принимала его поцелуи и его нежность. Неужели она сможет найти замену ему? Ведь оригинал для нее навсегда утерян».

В Рат-на-Иоларе Торн стоял у постели брата вне себя от волнения. Он протянул руку, чтобы коснуться лба, но еще на расстоянии почувствовал, что мальчик в лихорадочном жару. Иан был без сознания. Гризель пыталась сделать все возможное.

Торн оторвал взгляд от Иана и взглянул на Гризель.

– Он будет жить? – задал он прямой вопрос.

– Если Богу будет угодно, – бесстрастно сказала она.

Не эти слова он хотел услышать. Одна мысль о том, что Иан может умереть, была невыносима.

Гризель собиралась что-то сказать, но замолчала, увидев, что дверь открылась. В комнату тихо вошел Энгус. Его взгляд устремился на Иана.

– Как он? – поинтересовался Энгус.

Торн повесил голову. Горе и ярость легли невыносимым бременем на его плечи.

– А как ты думаешь?

Подойдя ближе, Энгус коснулся его руки:

– Что ты собираешься делать?

– Отправить Мак-Ларена в ад, – мрачно заявил Торн.

Энгус кивнул:

– Нам нужна будет помощь.

– За этим дело не станет, – ответил он, – Кармайклы всегда откликнутся на наш призыв помочь в битве.

– Я немедленно пошлю им весть, – сказал Энгус и повернулся, чтобы уйти.

Чувствуя потребность в немедленных действиях, Торн все же стоял, не в силах отойти от кровати Иана. Он следил, как Гризель поправляет одеяла и озабоченно поглядывает на маленькую фигурку, распростертую на кровати.

Взглянув на брата, Торн разволновался не меньше ее. Иан, казалось, раскраснелся еще больше!

Выпрямившись, Гризель схватилась за поясницу.

– Тебе надо отдохнуть, – грубовато сказал Торн. – Пришли кого-нибудь из слуг, чтобы посидели с ним.

Она со вздохом опустилась на стул возле кровати и, взглянув на Иана, сказала тихо:

– Нет. Он мое дитя, – если не тела моего, то сердца. Никто не будет выхаживать его, кроме меня.

Торн сел у кровати и взял маленькую, горячую ручку брата в свою. Ни о чем, кроме мести, он не мог сейчас думать. В молчании шли минуты. И он не смог сдержать вырвавшийся у него отчаянный крик, эхом отозвавшийся в залах Рат-на-Иолара. Он остановился, тяжело дыша, словно пробежал несколько миль.

Если бы Иан был мужчиной, если бы его ранили в битве, Торн не ощущал бы теперь этого бесконечного чувства беспомощности и угрызений совести. Несмотря на суровую жизнь, горцы отнюдь не были варварами. Существовал кодекс чести – единый для всех и ненарушимый: мужчина не ударит другого в спину, давший слово обязан его держать, и мужчина никогда не должен воевать против детей.

– Этот сукин сын умрет! – пробормотал Торн, вспомнив о виновнике плачевного состояния мальчика. Он вновь взглянул на Гризель: – Я еду в Сиден, чтобы убить Мак-Ларена.

Гризель задумчиво подняла бровь.

– Ты не сможешь взять осадой Сиден, – сказала она. – Они могут выдерживать осаду годами.

– Никакой осады! – он почти кричал. – Я собираюсь напасть и убить всех Мак-Ларенов, прячущихся за этими каменными стенами!

Гризель внимательно посмотрела на него:

– Всех Мак-Ларенов?

– Да, – мрачно ответил Торн. – Они стали сущим наказанием для всех жителей Высокогорья.

– Ты пожалеешь, если сделаешь это, – наконец сказала Гризель.

Торн, опешив, посмотрел на нее Она, как всегда, прочла его мысли, подумал он. Так было всегда, с самого детства.

– Нет места сожалениям! – твердо сказал он.

– Прольется много крови, – заметила она.

– И пусть будет так! – быстро ответил он, раздраженно взглянув на нее.

– Я не отговариваю тебя убить Мак-Ларена, – торопливо сказала она. – Если бы это было в моей власти, я сделала бы это сама. – Она тяжело вздохнула: – Но нельзя винить всех.

Торн не ответил, и Гризель нахмурилась:

– Как мне уговорить тебя передумать?

– Никак.

– Что ж, будь что будет, – прошептала она смиренно.

Словно приняв какое-то решение, Гризель медленно поднялась на ноги. Подойдя к окну, она открыла деревянные ставни. Он наблюдал за ней с некоторым любопытством. Она не мигая смотрела на луну.

– О чем ты думаешь, старая женщина? – резко спросил он.

Она не ответила, более того, казалось, и не слышала его. Она смотрела напряженно, не отводя взгляда. Гневно буркнув что-то, он поднялся на ноги. Он и так слишком долго откладывал. Время выполнять задуманное.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

За сотни миль от Рат-на-Иолара Диана вдруг широко открыла глаза, мгновенно пробудившись от глубокого сна, крепко державшего ее в своих объятиях еще несколько секунд назад. Минуту она лежала неподвижно, глядя на темный потолок. Что разбудило ее? Смутно, в туманной реальности сна, ей почудился чей-то крик. Крик боли и агонии, поразивший ее в самое сердце.

Она села на кровати и прислушалась. Все тихо вокруг. Лоб ее все еще был мокрым от пота, когда она наконец поднялась с кровати и подошла к окну. Полная луна и редкие звезды проглядывали сквозь несущиеся рваными лентами облака. В ушах ее все еще звучал крик, словно эхо, гонимое ветром по вересковым пустошам.

И вновь взгляд ее был прикован к луне. Словно зачарованная, она следила, как облака рассеялись и образовался сияющий белый ореол. И в этом почти правильном кругу Диана вдруг увидела лицо Мак-Кендрика. Она удивленно наклонила голову. Почему-то она была почти уверена, что это не его крик.

– О Боже! – простонала она, вспомнив лихорадочно блестевшие глаза мальчика.

Отвернувшись от окна, она подошла к шкафу, стоявшему в ногах кровати, и вынула оттуда пучок сухих листьев. Мгновение спустя она была уже одета. Взяв запасную накидку, она затолкала ее в кожаную сумку, надеясь, что в ней останется достаточно места для того небольшого количества еды, которую она собиралась взять с собой. Сибель проснулась, разбуженная шумом.

– Я должна вернуться в Рат-на-Иолар, – сказала она служанке.

Сибель торопливо вскочила со своего тюфяка.

– Я поеду с вами, – решительно сказала она.

– Нет, дорогая, – тихо сказала Диана. – Мне нужно ехать быстро. А тебе нужно остаться здесь, чтобы объяснить мое отсутствие.

– У вас было видение?

Диана кивнула, хотя, по правде говоря, ничего подобного с ней раньше еще не случалось.

– Слушай, – прошептала она, – когда обнаружат мое отсутствие, скажешь, что я поехала в деревню принимать роды.

Сибель с сомнением посмотрела на нее:

– Но это три дня пути туда и столько же обратно.