Газлайтер. Том 17 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич. Страница 44
— До Люция мы еще доберемся, — отмахивается Цезарь. — Что с русским?
— Филинов чист. Украденные вазы не обнаружены.
Цезарь долго молчит, сжимая руки за спиной. Его терпение на пределе. Он привык держать под контролем всё вокруг, привык быть на шаг впереди всех, а теперь сталкивается с человеком, который раз за разом обходит его.
Если уж на чистоту, дело даже не в методах Филинова. Горят какие-то склады — подумаешь, Цезарь и сам временами устраивал покруче сцены. Что до музея — он ему никогда особо не нравился. Но он жаждал схватить этого русского за холку, подрезать ему крылья, чтобы тот знал, кто главный в его Империи. Но телепат слишком ловко ускользает, что лишь добавляет Цезарю ярости.
Цезарь направляется в свой сад, пытаясь успокоиться, и вдруг замечает на мраморном столике бутылку вина. Где-то поблизости раздаётся тихий «тяв» — почти как издевательский сигнал. На столе стоит бутылка редчайшего вина — «Роза Марса». Дорогая, цена её — три миллиона рублей. Цезарь смотрит на бутылку с подозрением, вспоминая, какое именно представление Филинов устроил на выставке вина. Цезарь не горит желанием вновь стать жертвой очередной шутки русского.
Он осторожно берет бутылку, вглядывается в её содержимое, рассматривает сквозь стекло — вроде ничего необычного. Внутри только вино. Но велик риск оказаться жертвой розыгрыша русского телепата. Как бы ни был велик соблазн избавиться от бутылки, выбросить столь редкий урожай — грех. Поэтому Цезарь всё же убирает бутылку в погреб, решив, что преподнесёт её какому-нибудь верному чиновнику в награду за службу. Или же подарит другому государю, например, тому же Ци-вану, чтобы подчеркнуть дружеские отношения между их странами.
На виллу приезжает репортёрша из «Новостного Льва». Кажется, этот всецарский канал каждую неделю что-нибудь обо мне да показывает. Я и мои жёны даём девушке интервью. Оказывается, весь мир обсуждает недавний инцидент в Историческом Музее Рима, и княжна Ольга Гривова лично отправила журналистку в Рим взять у свидетелей комментарии, причём в первую очередь — у рода Вещих-Филиновых.
Мы, разумеется, делаем вид, будто совершенно не понимаем, о чём идёт речь. Камила мастерски играет на публику, изображая полное изумление. Она говорит, что вся эта ситуация — странный вкус римлян, не иначе. Светка пофыркивает, излучая едва скрытое довольство, а Настя просто загадочно улыбается. Ледзор, конечно, не упустил возможности и незаметно взял у репортёрши номер телефона. Кажется, коротковолосая девушка оказалась неравнодушна к суровому обаянию и длинной бороде немерзающего морхала.
Светка, прищурившись, смотрит на Ледзора:
— И как ты собираешься ей звонить? У тебя же даже мобильника нет.
Ледзор усмехается в бороду:
— Так я ведь, внучка, на службе у вашего рода. Воспользуюсь вашим домашним телефоном, с вашего позволения, хо-хо.
Светка хмыкает, скрестив руки на груди:
— Ну, а я тоже воспользуюсь им — чтобы рассказать Кострице, с кем это ты завёл знакомство.
Ледзор и Светка обмениваются взглядом, и под её неотступным взором Ледзор вздыхает, сминает трофейный номер и бросает бумажку в мусорную урну.
После этого мы— я, мои жёны, Настя и Ледзор — отправляемся на экскурсию в Капитолийский холм. Наш гид, понтифик Аврал, рассказывает нам об истории и достопримечательностях величественного дворцового комплекса. Я невольно отмечаю про себя, что жрецы здесь живут на широкую ногу, окружённые роскошью и богатством, достойными царей.
В конце концов, мы входим в главный храм Юпитера. Это не просто какой-то там храм — он больше напоминает дворец, с величественными колоннами и сводами, украшенными древними фресками. Здесь как раз идёт служба: перед огромной статуей Юпитера, сидящего на троне, выстроились жрецы. Они по очереди проводят молебны, обращаясь к богу грома и молнии, а вокруг собрались десятки молящихся. Впереди, с видом особой значимости, сам Юпитерский ведёт песнопения, время от времени поднимая руки к статуе.
Аврал с пафосной серьёзностью произносит:
— Почтить Юпитера — древняя традиция наших предков, — говорит он, его голос приобретает уважительный оттенок. — Прикоснуться к его ладони, склонить голову — это не просто формальность. Даже для тех, кто не поклоняется ему, это жест уважения и символ удачи. У нас считается, что Юпитер благоволит к тем, кто проявляет уважение, и воздаёт им в трудные моменты.
Ледзор лишь усмехается:
— Хо-хо-хо, ты не там ищешь себе паству, поп, — тут же даёт понять, что не горит желанием участвовать в этом обряде.
Аврал слегка нахмурился и попытался его переубедить:
— Это традиция, уважаемый, — настаивает он. — Все наши гости следуют ей. Поверьте, многие чужеземцы считают этот обряд полезным. Она не требует от вас измены вашим верованиям, но… в этих древних ритуалах есть своя сила.
Но Ледзор лишь отмахивается, оставаясь при своём. А вот я, напротив, заинтересовался статуей Юпитера и решил подойти поближе — что-то в ней смущало. Пяти метров высоты, каменная колоссальная фигура нависала над жрецами. Я приближаюсь и замечаю на ладони статуи нечто странное — тонкий слой едва заметного яда, какого-то сканирующего вещества. Он не причиняет вреда, но словно бы собирает информацию, забирает образцы ДНК. Хитро придумано, геноманты Юпитера! Видимо, они решили таким образом изучать всех, кто касается их бога.
С этой ловушкой я обхожусь осторожно, избегая её действия. При этом замечаю ещё одну странность в статуи бородатого мужика.
Активирую Стоеросова. Легионер сразу замечает: камень статуи чужеродный, явно магический. Его структура как-то иначе откликается на энергию, будто здесь что-то не так. Подключаю в подмогу Жору. Картина становится яснее, детали чётче. Через энергозрение ощущаю внутри статуи странное поле, скрытую энергоёмкость — пустую, но ждущую активации.
Я вспоминаю, где видел подобный материал. Из этого камня сделаны големы в заброшенном склепе монахов из Обители Мучения. Ну те самые громадины, что чуть не растоптали Лиана и Размысла. У меня еще где-то валяется жезл их для контроля. Интересно, а на этого истукана палка подействует?
Да, это не просто статуя. Передо мной голем, скрытый под маской скульптуры бога. Энергоёмкость разветвляется сетью каналов, уходящих в конечности, будто готовых ожить и двинуться. Сейчас они пусты. Обычный маг этого бы не заметил, но благодаря Жоре я вижу всё ясно, как днём.
Мда, еще одна ниточка к Обители Мучения. И снова она ведет в Капитолий.
Меня охватывает любопытство. Это монахи поставили голема здесь? И для чего? Погружённый в мысли, я делаю вид, что просто следую обряду. Прикасаюсь лбом к каменной ладони, передавая немного энергии. Жора тихо квохчет в голове, но я игнорирую его протесты. Сейчас любопытство сильнее жабьей жадности.
Жён я к статуе не подпускаю. Усмехнувшись, говорю:
— Можете не беспокоиться, я уже за всех прикоснулся.
Понтифик Аврал поворчал, но спорить не стал. Мы отходим, и в этот момент статуя Юпитера вдруг оживает, величественно поднимаясь с трона. Жрецы в изумлении замирают, а затем взрываются радостными криками и молитвами. Главный жрец Юпитерский, стоящий у самого алтаря, с выражением потрясения на лице наблюдает за этим чудом, явно не веря своим глазам.
Аврал ошеломлённо восклицает:
— Ох, мать Юпитера!
Глаза у него чуть не вылезают из орбит, и он отступает на шаг и делает молитвенный жест. Тем временем Юпитерский, стоящий прямо перед величественной фигурой Юпитера, оглядывается вокруг. Вся толпа — от жрецов до простых паломников — застыла в потрясении, и на лицах написано благоговейное, почти детское удивление. Никто не ожидал увидеть, как сам Юпитер встаёт с трона.
Собравшись с мыслями, главный жрец поднимает руки и, в порыве вдохновения, громко восклицает:
— О, великий Юпитер! Царь богов и бог людей! Ты снизошёл с небес, чтобы возвестить своё слово и поощрить своих верных слуг! Вними мне!