Князь Алтайский (СИ) - Костин Константин Александрович. Страница 4

Не знаю, поверил Яков или нет, но, по-моему, у него осталось впечатление, что меня, после всех моих выкрутасов, отправили в ссылку. Оно и правильно, пусть так и думает. У него свои секреты — у меня свои.

После этого чаепития, закончившегося ближе к обеду — а куда торопиться, полдня нам роли не сыграют — мне захотелось пройтись. Погода хорошая, солнышко светит, морозец чувствуется, но не такой, чтоб прям птицы на лету замерзали — хорошо! День чудесный, как скажет лет через двести поэт. Если родится здесь такой, и если он будет любить зиму, конечно.

Конечно, боярину своими ногами ходит как бы и не по чину, но будем считать, что мы в походе, когда всякие условности можно чуть подвинуть. Тем более, что мы и впрямь в походе.

Гуляю я, значит, по городку, между шатрами и повозками, вокруг кипит жизнь, там мои стрельцы тренируются, здесь — мясо на костре жарят, тут — в свайки играют, дальше — кого-то кнутом бьют…

На «бьют кнутом» я и остановился.

Не то, чтобы меня это как-то трогало, меня и самого кнутом били и мне в Приказе приходилось, да и видно же, что мужик лупцует не с остервенением, а так, для порядка. Я просто не понял, кого это он там охаживает.

А когда понял — удивился.

Мужик, судя по одежде, кто-то из обозников экспедиции на Иртяш-гору, лупил кнутом икону.

Глава 3

К иконам на Руси в 17 веке — ну, по крайней мере, в здешней Руси — отношение было… для меня непонятное. С одной стороны, для среднестатистического жителя Руси икона была не просто картинка на доске, изображавшая какого-то дядьку, который живет на небе и может помочь, если хорошо попросить. С другой — и святыней икона для этого самого среднестатистического не была. К иконам относились… тут даже немного сложнее — к иконам относились по-разному, в зависимости от того, кому эти самые иконы принадлежали. Иконы в церкви — вот те да, вещи серьезные и просто так их и пальцем не тронь, но не как святыню, а, скорее, как священника в той же самой церкви. Домашние иконы — это вроде таких родственников, типа дедушек или бабушек, к ним со всем уважением, но, если святой Власий на молитву не откликнулся и корова таки сдохла, то не грех его и к стене перевернуть, мол, пусть над своим поведением подумает. Ну а икона в чужом доме — типа чужого родственника. Как к семье относишься, так и к их иконам отношение будет. Возможно, все перечисленное — пережиток времен язычества и идолопоклонничества. Вроде бы даже некоторые особо религиозные граждане в церковь со своими иконами ходят и только на них молятся. Мол, наш-то святой Никандр — образ старый, намоленный, всегда на просьбы откликается, а ваши образа неизвестно какие богомазы малевали. Священники с такими практиками боролись, но без особого успеха.

Так что в том, что кто-то решил наказать икону — ничего такого сверхъестественного не было. И, тем не менее, я поморщился и двинулся в ту сторону. Ну не привык я к такому обращению с иконами, коробит меня.

— Зачем образ тиранишь? — спросил я, подойдя поближе и пристукнув посохом. Эффект несколько смазался от того, что по снегу, даже утоптанному, как следует не стукнешь, звук не тот.

— А тебе-то что… — мужик с кнутом развернулся, так что я еле удержался от того, чтобы не сдать назад. Уж больно крупный тип попался, прям таки прадедушка Валуева. А я, хотя и начал постепенно раздаваться в плечах и даже немного прибавлять в росте — говорят, что так на бояр Источник влияет — но все равно по массе до этого гиганта не дотягивал. С другой стороны — боярин я или хрен собачий?

Мужик окинул меня сверху вниз, от высокой шапки цилиндром — ее верх возвышался над макушкой громилы, но лишь чуть-чуть — до расшитой шубы и узорчатых сапог, после чего скинул шапку с головы и низко поклонился:

— Прости, боярин, со спины не признал.

Мы оба на секунду зависли, пытаясь осмыслить эти слова, после чего я мысленно плюнул и повторил:

— Зачем икону лупишь, говорю?

— Так деньги требую.

— А у тебя святой что, денег в долг брал? — пошутил я.

— Да не он сам, он поручителем был.

Пошутил, говоришь?

— Это как? Давай, рассказывай.

В общем, история с иконном была прямо-таки иллюстрацией к моему предыдущему рассказу о здешнем отношении к иконам. К моему собеседнику, конюху Никандришке, пришел как-то сосед, торговец Егорка, еще на Москве, и попросил денег в долг. Рекомый Егорка слыл человеком ненадежным, поэтому Никандр логично потребовал либо залог, либо поручителя. Залога у Егорки ожидаемо не оказалось, зато он вытащил из дома икону святого Николая. Не в залог, что характерно, а предложил святого в поручители. Никандр, нимало не сомневаясь, спросил, не возражает ли святой быть поручителем. Тот ожидаемо промолчал, конюх принял молчание за знак согласия и забрал икону, пообещав пороть ее кнутом, если деньги в назначенный срок не будут возвращены. Как вы сами понимаете, в назначенный срок Никандр не увидал ни денег ни самого Егорки, вот теперь каждый день, после полудня, святой Николай отдувается за пройдошливого соседа.

Мда. Что тут можно сказать? Лох не мамонт, лох не вымрет. Вот поэтому, кстати, не стоит становиться поручителем, когда хороший приятель просит: «Я там кредит беру в банке, без поручителя не выдают, чирни подпись». Нет, может, он и не собирается кидать вас с банком, но жизненные обстоятельства бывают всякие, и может оказаться неприятным сюрпризом — узнать, что теперь кредит приятеля висит на тебе как на поручителе.

Я глянул на икону. Ее создатель, может и не обладал особыми художественным талантами, но как мешать краски — знал твердо. После всех этих упражнений с кнутом краска даже не облупилась, хотя следы и виднелись, вон, даже лицо святого местами пострадало.

Я поморщился. Лик Николая на иконе выражал присущее любому образу святого долготерпение и смирение, но… Как-то не мог я эту ситуацию просто так бросить. Глупо, да, но не мог.

— Сколько тебе задолжали Егорка с Николаем?

— Полтину серебром, боярин.

— Проценты набежали?

— Что ж ты говоришь, боярин, деньги в рост давать — это грех!

А иконы тиранить — не грех, значит…

Я полез в карман и достал оттуда горсть монеток. Отсчитал пятьдесят копеек:

— Держи и хватит уже Николая наказывать.

— Спаси тебя бог, боярин. А…?

— Что еще?

— С иконой-то что теперь делать?

Ох-хо-хо… Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

— Давай уж сюда.

У меня, кстати, в церкви своих родовых икон и не было. Те, что прям родовые — в Мангазее остались, а новых я как-то и не завел. Так что — с почином тебя, боярин Осетровский, «князь, блин, Алтайский».

Отец Савватий, мой личный священник, с некоторым подозрением осмотрел икону — ну да, видок у святого был несколько криминальный — но, услышав мой рассказ о ее обретении, согласился, что поступок был правильный и даже богоугодный, после чего пообещал поговорить со священниками экспедиции, чтобы они провели разъяснительную работу среди несознательных граждан. Опять-таки, как и говорил — священники с такими проявлениями рудиментов идолопоколнничеста борются, но без особого успеха.

Ну а наш кочевой городок, благополучно переночевав, снял и двинулся дальше.

Особых приключений на дальнейшем пути не было. Разбойники не нападали, хотя и ходили слухи о немирных башкирах, кои злодействуют на здешней дороге. К слухам я поначалу отнесся с сильным сомнением, мол, откуда бы здесь взяться разбойникам, кого им здесь грабить? Разбойники, они, знаете ли, не неписи в компьютерных играх и не станут бродить там, где годами не появлялось ни одного живого человека, у них работа состоит не в том, чтобы приключенцам было чем заняться, а чтобы грабить проезжающих, желательно — богатых. С бедных-то что возьмешь? В общем, разбойников в степи я увидеть не ожидал, пока не узнал, что купцы — они тоже народ неглупый и не станут переться неудобями и буераками, если есть проложенная трасса. Откуда здесь купцы? А оттуда. С Руси в Сибирь, Монголию, Китай, и на Русь — оттуда же. Конечно, основные торговые пути проходили несколько южнее, но и по той дороге, по которой мы сейчас движемся, проходило в свое время одно из ответвлений Великого Шелкового пути, которым по старой памяти продолжают пользоваться купцы. Так что, построив эту дорогу, царь-государь явно не прогадал. Правда, как это часто бывает на Руси — не только в 17 веке — государство считает, что достаточно построить что-то этакое, масштабное, а сопутствующая инфраструктура сама собой нарастет, как грибы на пне. Поэтому что в России 21 века мотелей вдоль трассы федерального значения днем с огнем не найдешь, что здесь, в этой степи, ни одного трактира не встретишь. Вот в Сибири, когда я в Мангазею ехал — были, а здесь — шиш. Нет, понятно, конечно, что разбойники и все такое, но можно ж было об этом подумать? За все время пути по башкирской степи встретился один-единственный трактир, мрачно торчащий посреди снежного ничего, но мы в нем селиться не стали. Во первых, почти полторы тысячи человек в него просто-напросто не поместятся, во-вторых сей трактир крайне напоминал стереотипное разбойничье гнездо из фэнтези — не удивлюсь, если он им и был, почему-то ж разбойники его не трогали — ну и третья причина выползла на стойку, когда я, чисто из любопытства заглянул в этот самый трактир.