Пенсия для киллера - Гу Бенмо. Страница 32

— Перестаньте, Крестная, вы меня пугаете. Я не заслуживаю такого отношения. Это уж слишком. Так можно обращаться разве что с бывшим любовником.

— Кстати, от парочки своих бывших любовников я тоже отделалась. Хотя носила ребенка одного из них. Желаешь узнать подробности?

— Умоляю, не надо. — Решала отвел взгляд, словно в крайнем смущении, и удалился на кухню.

Перед уходом Когти сложила пополам портрет отца доктора Кана и убрала его в сумочку.

Как разобраться с ним максимально безболезненно?

Все мысли Когти были об этом. Если она не выполнит заказ, его передадут кому-нибудь еще, а тот уже не станет думать о том, как сократить мучения председателя ассоциации. Поэтому она и взялась за это дело, хотя финал бы предопределен.

Цена заказа никак не проясняла его происхождение. Она была слишком велика для сведения личных счетов, но слишком скромна для крупной корпорации, пытающейся разобраться с мелкими предпринимателями, покончить с их ассоциацией и пропихнуть строительство гипермаркета. Это сбивало с толку — так путается перспектива на заднем фоне картины, если убрать линию горизонта.

Старший Кан был всего лишь председателем ассоциации мелких торговцев, и вряд ли он мог шантажировать власть имущих, используя компрометирующую информацию. Да он и не был активистом: обратился в Национальное собрание за разрешением провести пресс-конференцию и потребовать провести реформу закона о развитии оптовой и розничной торговли. Он всего лишь хотел обратить внимание властей на проблему, а также заявил, что проведет митинг перед зданием Национального собрания, если требования не будут выполнены. Но это сделал бы любой человек на его месте. Торговец точно не был возмутителем спокойствия. Странно думать, что пожилой человек с хронической болью в пояснице, который с трудом ездит на велосипеде, вдруг обретет мистическую силу, превратится в вождя и пустится в крестовый поход.

Судя по величине гонорара и тем сведениям о деятельности объекта, которыми агентство снабдил заказчик, Когти пришла к выводу, что тот всего лишь хочет убрать с дороги докучливого старика. У нее не сложилось ощущения, что клиент прямо дышать не сможет, пока Кан не сгинет.

Хотя опять-таки важные шишки очень часто делали именно такие заказы. Теперь-то насчет убийств договариваются по электронной почте или эсэмэс, без личного присутствия. Но в прежние времена оперативники садились лицом к лицу с клиентом, пусть даже в агентство приходил самый младший из помощников главного босса. «Будет чудесно, если вы избавите нас от ублюдка, но если откажетесь — нет проблем, куча народу желает выполнить эту работу. И не надо думать, что вам не придется замарать руки», — говорил клиент, подсовывая ей билеты на самолет в Китай или Юго-Восточную Азию: на материке можно было отсидеться после окончания работы, пока дома все не уляжется.

Когти остановилась и огляделась. Помимо воли ноги сами понесли ее на рынок. Она развернулась. Безумный старик, который обычно околачивался у прилавков, частенько ее тут видел. Впрочем, ничего страшного, если он встретит ее еще раз: бедняга не совсем в себе. К тому же она не собиралась ничего предпринимать на самом рынке. А если даже старик и заметит ее, он тут же позабудет об этом: он слишком сосредоточен на давным-давно утраченных желаниях, любви и разочаровании.

Куда больше Когти терзалась двумя другими вопросами. Во-первых, она, как профессионал, уже приняла тот факт, что отец доктора Кана умрет, и не собиралась искать способ спасти его, но что, если ее целью был бы сам доктор Кан? И во-вторых, ей снова хотелось невозможного: уменьшить физические страдания жертвы. В предыдущий раз у нее появились такие же чувства, когда она разбиралась с биологическим отцом своего ребенка, отданного на усыновление. Когти назвала дитя первым пришедшим на ум именем и отправила его за океан из страха, что малыша отыщут и убьют. После этого ей несколько раз случалось брать заказы на знакомых людей, но она уже больше не испытывала такого горя, сожаления и смятения.

Она представила, как, зажимая рот Кану, перерезает ему горло ножом. Надо действовать точно, чтобы он не успел почувствовать боли. Нет, ничего не получится: она намного ниже его ростом. Разве что жертва будет в этот момент сидеть. Может, подрезать ему сухожилия на ногах? Нет, так будет еще больнее. Придется бить в сердце. Это будет непросто: чтобы пронзить одним ударом сердце, которое находится глубоко в груди, нужно много силы. И при этом Когти окажется в уязвимом положении, поскольку уже не так сильна, как прежде.

Она представила, что произойдет дальше, как будет смотреть на нее доктор Кан. Он будет опустошен, обычное спокойствие покинет его, или же взгляд его будет выражать изумление, а глаза переполнятся ужасом и отвращением.

И что она ему тогда скажет?

«Забудь об этом».

Она встала как вкопанная.

Где-то в сознании промелькнуло, что такое уже было и она говорила кому-то эти слова.

Не так часто ее заставали на месте преступления. И когда же это было? Внезапно она похолодела, в носу защекотало.

— Извините, пожалуйста.

Когти пригляделась. Безумный старик, ошивающийся на рынке, впервые обратился к ней. Даже когда она дала ему персик, он только посмотрел на нее своими блестящими глазами.

— Вы ко мне обращаетесь? — спросила она.

— Вы не видели мою жену? Здесь, около дома престарелых.

Уф. Когти выдохнула.

— Но тут нет никакого дома престарелых.

— А разве не здесь находится общественный центр округа К?

— Здесь находится рынок округа С. Вы заблудились? Помочь вам связаться с семьей? — Когти могла только вызвать патрульных, но упомянула семью, поскольку считалось, что это располагающее, дружелюбное понятие.

— С чего это я заблудился? — огрызнулся старик. — Мой дом вон там. Вот только здание куда-то делось, я его не вижу. И жена ушла не знаю куда.

Предположив, что его жена давно ушла в мир иной, Когти отвела взгляд.

— Понимаю. Но я не была в доме престарелых и вашу жену не видела. Возвращайтесь домой.

В тот момент она искренне полагала, что намного легче все забыть, как этот старик, и не помнить даже дорогу домой, хотя сама Когти пока достаточно быстро соображает и полна энергии. Каково это — доживать жизнь, бесконечно зациклившись на прошлом? Как бы это выглядело, окажись она на месте старика и вываливая первому встречному все события своей жизни, как связки сушеной рыбы? Услышав подробности нераскрытых преступлений из прошлого, люди — конечно, если к тому времени рядом с ней кто-нибудь окажется — отправят Когти в психушку, решив, что у нее старческое слабоумие и она болтает всякий вздор. Но найдутся и такие, кто поймет, что она говорит правду, и вскоре важные клиенты вызовут специалиста по борьбе с вредителями, чтобы она замолчала навсегда. Оперативник придет под видом посетителя или медика и, возможно, подсыплет ей что-нибудь в лекарства.

— Куда ты ушла? — пробормотал старик, когда Когти отвернулась. — Тебе ведь так трудно ходить одной. Я должен тебе помогать. Должен оберегать тебя.

«Давай у нас обоих не будет ничего, что нужно защищать».

Направляясь к станции метро, Когти размышляла о том, можно ли считать ее нежелание причинять старшему Кану лишние страдания стремлением защитить его.

Человек, сказавший ей те слова, покинул мир самым нелепым образом.

Когти тогда исполнилось двадцать шесть. У них уже была не подставная фирма, а настоящий офис с соответствующей вывеской перед входом. Они наняли двоих штатных сотрудников: один отвечал на звонки и занимался делопроизводством, другой заведовал складом. Оба понимали, что фирма занимается вовсе не истреблением грызунов и насекомых, а уничтожением тех, кого кто-то посчитал вредителями. Кладовщик прятал снаряжение после выполненной работы и обеспечивал агентов всем необходимым. Позже он открыл собственный бизнес по сбыту краденых вещей.

К тому времени сам Рю на задания не ходил, и Когти управлялась одна. Он сопровождал ее только на встречи с важными клиентами или новыми заказчиками, а в основном занимался поиском и подготовкой новых специалистов. Иногда Когти так и хотелось подколоть его вопросом, не подбирает ли он агентов тем же способом, каким когда-то взял ее. Большинство новобранцев были мужчинами, у многих наличествовали глубокие шрамы и татуировки на руках, что должно было демонстрировать уверенность и показывать, что им уже не раз приходилось убивать.