Язык цвета. Все о его символике, психологии и истории - Рекер Кит. Страница 29

Пикантная графика Обри Бердсли сформировала провокационную репутацию «Желтой книги».

Обри Бердсли. Ежеквартальный иллюстрированный журнал, апрель 1894, том 1.

В конце концов словосочетание «желтая книга» стало самостоятельным явлением – появился английский литературный журнал The Yellow Book, «Желтая книга», сознательно названный так, чтобы установить некоторую связь с декадентским феноменом livre jaune, бытующим по ту сторону канала во Франции. Альманах выходил всего три года, с 1894-го по 1897-й. Художник Обри Бердсли^[157] был его художественным редактором на протяжении всего этого короткого периода, и внешний вид издания – безумно стильные, выходящие за рамки иллюстрации и словно предвосхищающие будущие свежие и современные дизайн и верстку – привлек к нему большое внимание. Бердсли, нарисовавший скандальные, откровенно сексуальные изображения для первого английского издания «Саломеи» Уайльда в 1894-м, создал для журнала шокирующие по тем временам работы. Джон Лейн, издатель «Саломеи»^[158] и «Желтой книги», усердно проверял отсылки к японской эротике, полушутя вспоминая, как «помещал рисунки под микроскоп и рассматривал их вверх ногами»^[159]. Говорят, что Бердсли так же усердно трудился над тем, чтобы не пересекаться с ним. Период активного творчества художника продолжался всего чуть более семи лет, и в 1898 году он скончался от туберкулеза в возрасте двадцати пяти лет.

Сенсации и скандалы конца XIX века, разгоравшиеся вокруг творчества авторов, публиковавшихся в livres jaunes, привнесли в символику желтого цвета странный и опасный отблеск. На рубеже XIX и XX века словосочетание «желтая пресса» вошло в обиход в США благодаря дедушке фальшивых новостей – Уильяму Рэндольфу Херсту^[160], который претенциозным образом смешивал текущие события, мнения и непристойные подробности личной жизни знаменитостей. Примерно в то же время стала широко использоваться фраза «желтая опасность», когда кайзер Вильгельм произнес ее, провоцируя формирование предрассудков и разжигание ксенофобии, чтобы побудить европейские империи вторгнуться, завоевать и колонизировать Китай. Трудно рассматривать мощную комбинацию скандала, декаданса и геополитической пропаганды как нечто совершенно отдельное от энергии антисемитского символа. Бедный, бедный желтый – его увели в сторону от солнечного света и завлекли в очень плохие места.

Самый заметный цвет?

Увы, печальная история желтого еще не закончена. Дизайнеры XX века считали его самым заметным оттенком как в светлое, так и в темное время суток, а также способным передать срочность и непосредственность. То, как часто он встречается на наших улицах, – от классического нью-йоркского такси до линий безопасности, предупреждающих знаков и светофоров, – обусловлено связью между высокой видимостью и безопасностью. Его заметность стала способом увеличения посещаемости и объема бизнеса, в результате чего появились эмблема McDonald’s, а также желтые логотипы компаний и товаров XX века, являвшихся когда-то образцами доступности и удобства для огромного количества людей, таких как Western Union, The Yellow Pages, Kodak и Polaroid.

Когда желтый цвет считался самым заметным, было логично окрашивать в него такси и другие символы удобства мегаполиса.

Считалось, что желтый возвышается над шумом оживленного гламурного мегаполиса прошлого столетия, и, похоже, в конце концов его стало чересчур много. Как цвет может быть самым заметным, если встречается повсюду, каждый день, каждую секунду? Подобно тому, как почти все упомянутые здесь корпорации потеряли ведущие позиции, был свергнут и желтый.

В настоящее время считается, что человеческое зрение наиболее остро воспринимает длину волны 555 нанометров, которая дает неоновый желто-зеленый цвет средней яркости. С 2017 года он часто используется в дизайне спортивных товаров, формы спортивных команд, защитных жилетов (французские gilets jaunes, «желтые жилеты», почти такого оттенка), а также в других случаях. Новый желтый – это… зеленый?

Обновление сада

Можем ли мы дать желтому еще один шанс? Возможно, нам нужно вернуться к основам и уделить больше внимания его счастливой символике, дать цвету возможность быть самим собой, развиваться естественным образом, без вмешательства людей. Мы явно плохо обращаемся с бедным желтым, применяя в тех целях, которые Хлорида и другие божества – как главные, так и второстепенные – не одобрили бы.

Пока я пишу эти строки, заросли лилейника цвета неаполитанской желтой украшают уголок моего сада, сияя легкомысленным посланием об изобилии. В другом, тенистом и влажном месте лимонно-желтые примулы дарят крошечные всплески оптимизма. На солнечном склоне, где я посеял семена полевых цветов, расцвели галактики из астр – они искрятся и вспыхивают, переливаясь от бледного неона до насыщенного кадмия. Мне нужна счастливая, здоровая энергия, начиная с форзиции и нарциссов, раскрывающихся весной, до затяжного цвета осеннего золотарника и последних янтарных листьев на деревьях в ноябре. Я дорожу каждым мгновением цветения и листопада, зная, что то, что я впитываю в хорошие сезоны, будет служить мне опорой в плохие. И под плохими я подразумеваю не только скудно освещенные и бесплодные дни зимы, но и повседневные житейские заботы и неслыханные тревоги нашего времени. Поможет ли мне настой натурального желтого цвета? Стоит попробовать. Как сказал Винсент Ван Гог, художник, известный изображением подсолнухов, звезд, солнечного света, айвы и лимонов, «долг художника – отражать богатство и величие природы. Мы все нуждаемся в веселье и счастье, надежде и любви»^[161].

Gilets Jaunes («желтые жилеты») – символ протеста рабочего класса в современной Франции (не обращайте внимания на то, что они бледного неоново-зеленого тона). Бордо, Франция. Январь 2019.

Оранжевый

Фрукт, привезенный в Европу морскими торговцами в XV веке, дал название цвету.

Находясь посередине между красным и желтым, оранжевый заимствует мотивирующую теплоту и ярость у красного и солнечную, яркую сторону желтого. Как правило, это оптимистичный цвет, который передает жизнерадостные сообщения, но не обладает такой грубой интенсивностью, как красный, не соотносится с его первобытной, плотской природой и не предупреждает об опасностях и угрозах. В отличие от желтого, он не заманивал нас в темные области человеческой психики. Оранжевый – счастливый, приятный и живой, он подобен волне сладких ароматических масел, поднимающихся в воздух, когда вы начинаете чистить клементин, – ничего сложного, но на мгновение его присутствие наполняет все ваши чувства. На ум также приходит Тигра, жизнерадостный оранжевый друг Винни-Пуха: постоянно скачет, полон бодрости, у него нет недостатков.

Почему же оранжевый не обладает сложностью? Возможно, из-за того, что он относительно недавно появился в нашем цветовом словаре: у нас просто не было достаточно времени, чтобы превратить его свежую, оптимистичную привлекательность в нечто нездоровое. Давайте все так и оставим.

Экспортные фрукты и импортные слова

Там, где желтый ныряет в красное, образуется оранжевая рябь. Дерек Джармен. Хрома. Книга о цвете^[162].