Дом (ЛП) - Тилли С.. Страница 7

Раздается треск динамиков, и пилот приказывает экипажу подготовить салон к взлету.

Я больше играю с вщами.

Разглаживаю юбку. Скрещиваю лодыжки в одну сторону, затем в другую. Поднимаю маленькую откидную створку на подлокотнике, которая скрывает поднос для коленей, затем опускаю ее.

Когда я поправляю маленькую салфетку, лежащую на плоском пространстве подлокотника между нами, на мою руку ложится чья-то рука, испачканная чернилами, и мои пальцы замирают.

«Нервничаешь?» — голос Дома звучит тихо, чтобы убедиться, что его слышу только я.

«Нет», — отвечаю я слишком быстро. Затем я выдыхаю и пытаюсь расслабить плечи. «Немного».

«Почему?» Он не звучит осуждающе. Он звучит так, будто действительно хочет знать.

Раздается еще одно объявление, и самолет начинает отъезжать от выхода на посадку.

«Никакой веской причины», — честно говорю я ему. «Но небо мне кажется чем-то вроде океана».

"Как это?"

Мне кажется, я слышу улыбку в его голосе, поэтому я смотрю ему в лицо. Но улыбка не на его губах, она в его глазах.

Я выдерживаю его взгляд. «Люди не созданы ни для того, ни для другого».

Он молчит мгновение, и я ценю, что он думает о моем ответе. Или, по крайней мере, он ведет себя так, как будто думает.

Затем он кивает и говорит: «Инстинкт самосохранения — это хорошая черта характера».

«Это завело меня так далеко», — пытаюсь я шутить, но боль от правды царапает мне горло.

Я прожила слишком много дней, сосредоточившись на самосохранении, что это вошло мне в привычку. Что я не знаю другого способа жить.

Я отвожу взгляд от Дома.

Так долго я была просто собой, присматривающей за собой.

Большую часть времени я все еще чувствую то же самое.

Конечно, у Кинга есть охранник, который возит меня. Но я думаю, это просто для того, чтобы он чувствовал себя лучше. Чтобы он мог спать рядом с Саванной ночью и уверенно говорить ей, что он охраняет меня.

Саванна, жена моего сводного брата, единственная Васс, с которой у меня нет общей крови, но я думаю, что она может быть единственной, кто действительно любит меня. Единственная семья, которая испытывает ко мне настоящую привязанность, а не просто обязанность.

Но ее первая преданность всегда будет Кингу. И вот почему я до сих пор чувствую себя таой одинокой.

Пальцы, о которых я забыла, были обхвачены моей сорочкой. Я думаю, он отпускает меня, когда его ладонь покидает тыльную сторону моей руки, но вместо этого Дом просовывает свою руку под мою, так что мы оказываемся ладонью к ладони.

Мне приходится глотать.

Непринужденные объятия Саванны — единственное настоящее человеческое прикосновение, которое я теперь получаю.

И, о мой чертов бог, Мне нужно перестать чувствовать такую чертовскую жалость к себе.

«Извини», — шепчу я, безумно надеясь, что он подумает, что я просто расстроена из-за перелета, и не заметит, что от безобидного флирта мы перешли к тому, что я вспарываю себе живот.

«Никогда не извиняйся». Его строгий тон заставляет меня снова поднять глаза.

Я вглядываюсь в его лицо, вникаю в его серьезность. «Никогда?»

«Никогда», — повторяет он.

«Ты никогда не извиняешься?»

«Никогда».

Я сжимаю губы, размышляя об этом. «Почему бы и нет?»

«Потому что я имею в виду все, что я делаю».

«Все?» Не знаю, почему я спрашиваю. В Доминике нет ничего, что не кричало бы об уверенности.

«Да, Валентина. А когда делаешь что-то с целью, тебе не за что извиняться».

Самолет выпрямляется на взлетно-посадочной полосе, затем набирает скорость.

Я позволил скорости прижать мою голову к спинке сиденья, моя шея все еще была повернута, чтобы смотреть на Дома. «Тогда я не извиняюсь».

Я уже даже не помню, за что я извинилась, но знаю, что это правильный ответ, когда Дом кивает головой один раз, прежде чем повторить мою позицию. «Хорошо».

Самолет поднимается, и мы отрываемся от земли.

Мои пальцы крепче сжимают пальцы Дома.

«Изви…» — начинаю я, замечая, что сжимаю его руку, но останавливаю себя.

И выражение лица Дома выражает чистое одобрение.

Я ослабляю хватку, но не отпускаю его, говоря ему: «Обычно я летаю одна».

«Обычно?» — спрашивает он.

Я тихонько усмехнулась, когда подумал об этом. «Я всегда летаю одна. Я не привыкла, чтобы кто-то…» — утешал — «отвлекал меня».

«Я буду рад тебя отвлечь».

Его тон снова становится насмешливым, и я клянусь себе, что останусь с ним в том же духе.

«Как это великодушно с тоей стороны».

Он фыркает и смеется. «Так почему ты всегда летаешь одна? Работаешь?»

«Да. Я разрабатываю веб-сайты. И ты удивишься, как много людей хотят, чтобы вы пришли к ним лично и показали, как все работает». Я качаю головой. «В девяноста процентах случаев я могла бы сделать это, поделившись экраном из своей гостиной. Но, я полагаю, все учатся по-разному».

«Гостиная», — повторяет он. «Ты работаешь на компанию или на себя?»

«Компания. На самом деле она базируется в Чикаго». Дом заинтересованно хмыкает при упоминании своего города, и я не веду себя странно из-за того, что мы все еще держимся за руки. Вовсе нет. «Я некоторое время работала фрилансером на себя, но мне это не нравилось. Я имею в виду, мне нравится моя работа, но я делаю ее ради зарплаты, понимаешь? Это не то чтобы страсть всей моей жизни. А управлять собственным бизнесом — это чертовски много работы».

Дом кивает, как будто понимает, и мне следовало ожидать его следующего вопроса, но он все равно застает меня врасплох. «Какова твоя страсть?»

Я открываю рот, но пространство внутри меня, которое должно быть заполнено страстью, просто… пусто. Пустое пространство, заполненное мертвыми детскими мечтами, которые превратились в пыль задолго до того, как я стала взрослой.

Оставайся позитивной. Оставайся кокетливой. Ты не можешь сказать ему, что в твоей жизни нет ничего, что могло бы тебя волновать. Не на что надеяться.

«Семья», — выдавливаю я из себя.

«Я тоже близок со своей семьей». Дом неправильно понимает мой ответ, но я решаю следовать ему.

Я имела в виду, что мне бы хотелось иметь собственную семью, но этот путь гораздо лучше и менее удручающ.

«Твоя семья живет в Чикаго?» — спрашиваю я, с радостью переводя разговор на него.

Дом фыркает. «Все они, блядь, там».

Это заставляет меня улыбнуться. «Значит, большая семья?»

Он кивает. «Слишком много, чтобы даже запомнить».

«Звучит неплохо».

«Ты с ними не знакома», — шутит он.

Я улыбаюсь ему. «Если они хоть немного похожи на тебя, я уверена, они прекрасны».

Лицо Дома искажается от отвращения. «Прекрасны? Очевидно, я создаю у тебя неверное впечатление, если ты думаешь, что я прекрасен».

«О?» Я поднимаю брови. «И какое впечатление у меня должно быть?»

Он понижает голос на октаву. «Что я мужественный».

Смех вырывается у меня из груди прежде, чем я успеваю его остановить.

Дом делает вид, что ему обидно, но я знаю, что он сказал это так, чтобы пошутить, поэтому я сдерживаю себя, чтобы не извиниться.

«Что-нибудь еще?» — ухмыляюсь я.

Он поднимает свободную руку, загибая пальцы. «Уморительный. Красивый. Отличная шевелюра».

Я демонстративно смотрю на его коротко стриженные волосы.

Дом постукивает себя по виску. «Это по выбору, а не по необходимости».

Я сгибаю свои пальцы в его. «Могу ли я потрогать их?»

Дом опускает глаза на колени, и я пищу. «Волосы!» Затем я издаю еще один звук и добавляю: «Волосы на твоей голове. Очевидно. О, мой бог».

Глубокий смех Дома ослабляет хватку на моих пальцах, поэтому я пользуюсь возможностью выскользнуть и хлопаю себя ладонями по лицу.

«Ангел», — он все еще посмеивается.

Я качаю головой. «Нет. Меня здесь больше нет. Иди поговори с кем-нибудь другим».

Он смеется еще сильнее, нежно сжимая мое запястье.

Я сопротивляюсь его желанию оторвать мою руку от лица, пока не чувствую дуновение его дыхания на своем голом предплечье.