Николай I Освободитель // Книга 9 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич. Страница 36
Наследник получал триста тысяч, его жена и будущая императрица — сто пятьдесят. Миша и Коля — по двести, дети Александра от Гагариной и мои — от Нелидовой — на кабинетное финансирование по закону рассчитывать не могли, поэтому я их содержал из собственного кармана. На выплаты всем Романовым уходило около двух с половиной миллионов рублей. Еще два — тратилось на дворцы, прислугу и остальные траты. Оставшиеся миллион-полтора по утвержденным мною правилам вкладывались в российские гособлигации. Чтобы деньги не просто так на счетах болтались, а на империю работали.
— Ладно, — я махнул рукой. — Закрыли вопрос. Помогу я твоим сестрам, по-родственному.
О том, что император скуп в своих личных тратах в столицах не знал только совсем глухой. Что мол сам не тратится, подарки дарить не любит и другим заработать не дает. А я не понимал, откуда взялась эта традиция — рассматривать монарха как бездонный источник дохода. Смешно, но даже дворцовые слуги еще при Александре регулярно получали подарки стоимостью в сотни рублей. И это при средней годовой зарплате какого-то мастерового в условные двести триста целковых. То есть нормальной считалась ситуация, когда император дарил дворцовому лакею на именины золотую табакерку стоимостью в две-три годовых зарплаты.
Причем самое смешное, что никакого осознания этих трат, как фактически разворовывания собираемых с людей налогов, ни у кого не было. Логическая цепочка, соединяющая три сотни заплативших подушный налог крестьян и одну золотую табакерку, ни у кого в голове не складывалась, эти две реальности существовали как бы параллельно. Там бедные недоедающие люди, вынужденные отказывать себе в самом необходимом чтобы заплатить налог и тут огромные бездумные траты направо и налево. Парадокс.
Ну и собственные траты «на антураж» я с самого начала урезал до минимально возможного минимума. В отличии от других живущих в эти времена людей, для меня уровень жизни определялся совсем не количеством золота в отделке дворца или массой навешанных на себя бриллиантов. Вот автомобиль бы быстрый и удобный или самолет… А за доступ в интернет я вообще почку отдать был готов — это я понимаю повышение уровня жизни. А то напялят на себя десять килограмм украшений, а потом срать идут в туалет типа сортир — вот уж правда недостижимый уровень комфорта, есть за что бороться.
С другой стороны и совсем уж тупую жадность сваливаться я тоже не собирался. Купленные в эти времена картины в будущем станут сильно дороже и передут в музеи. Украшения — золото, бриллианты и прочая ювелирка — станут государственным достоянием, как стали, например, яйца Фаберже. Деньги придут и уйдут, а приобретенные на них ценности — останутся. Ну во всяком случае я очень надеюсь, что в этой истории государству не придется распродавать свое наследие, чтобы накормить людей и построить заводы, как было у нас после Революции.
— Спасибо, — Варвара, никогда не получавшая от меня таких разносов, с большим трудом смогла успокоиться и перестать плакать.
— Сделаем вот как. Пришлю к тебе журналиста, расскажешь ему как все было. Опубликуем историю пот дем соусом, что это была спланированная операция. Как будто мы специально вычислили иностранного агента и таким образом его поймали на горячем, — я задумчиво почесал лысину. — Потянет на приличный детектив.
Конечно Нелидова была от такого перетряхивания ее грязного белья не в восторге, но я убедил жену, что остальные варианты хуже. Взятку в итоге сдали в доход государства, француза судили и вхрнеачили конкретный штраф — он по чистой случайности примерно совпал со стоимостью всего имущества «негоцианта» на территории Российской империи, с последующей экстрадицией и запретом посещения империи на 15 лет. Сажать не стали, чтобы других потенциальных инвесторов не пугать, но раздели на все денюжки. В назидание.
История эта, столь неприятная для меня личн,о в итоге принесла существенную пользу. Количество желающих «купить» кого-то из моего ближнего окружения резко снизилось. Купцы, промышленники, банкиры стали с огромной опаской предлагать взятки — на долго этого эффекта правда не хватило, но и то хлеб — высшим чиновникам, переговариваясь тайком мол «как бы чего не вышло». Под «чего» понималась вполне конкретная каторга, на которую никто попадать особо не желал.
Ну а в феврале 1848 года — этот год вообще оказался очень насыщенным на знаковые события — вышла из-под печатного пресса моя статья о принципах формирования общественных элит в будущем.
Статья стала плодом моих долгих размышлений о появлении новых возможностей в процессе трансформации сословного общества в бессословное. Ну то есть, когда есть 4% дворян и 96% простолюдинов, принцип отбора элит понятен, тут вопросов нет. А вот когда сословные преграды начинаю ослабевать, когда теоретически любой человек может пролезть во власть, как оградить общество от бессовестных, но умных и богатых, политиков, лезущих наверх исключительно для достижения собственных целей. Причем не просто собственных, а идущих вразрез с интересами всего государства и живущих в нем людей.
Понятное дело, что готовых ответов в статье я дать не смог. Ну просто потому, что сам их не знал, да и в таком далеком уже и кажущемся сном будущем на этот вопрос тоже ответ найден не был. Всё упиралось в человеческую природу, для построения коммунизма — ну или царствия Божьего на земле, тут кому, что ближе — нужна всего лишь сущая малость. Другой человек. Вернее, чтобы все люди на планете разом стали другими.
Короче говоря, мною в статье была высказана идея отбора «наверх» не по крови или материальному положению семьи, а по умственным и другим личным качествам кандидата. Впервые был введен термин «меритократия» — власть достойных. Высказана мысль, что только под управлением действительно лучших представителей человечество сможет сделать шаг вперед. Выйти в космос, познать тайны природы, стать чем-то больше, чем просто кучка суетящихся на поверхности планеты муравьев.
Статья была опубликована в «Правде», но без подписи. При всем моем авторитете сама идея отказа от сословных привилегий — даже при том, что границы между дворянином и простолюдином изрядно подразмылись за последние десятилетия — высказанная императорам вполне могла привести к непредсказуемым последствиям.
Статью в итоге заметили, обсудили в обществе, сошлись на том, что дело это конечно очень интересное, но малоприменимое на практике здесь и сейчас. А вот термин «Меритократия», можно сказать, полюбился современным философам и мыслителям и «ушел в народ». Так же собственную жизнь в дальнейшем получила идея развития человечества и стремление к постоянному прогрессу.
Этому к тому же способствовала необычайная популярность книжной фантастики в России. Запущенная когда-то почти пятнадцать лет назад литературная волна — кроме Одоевского на этой ниве успело отметиться несколько десятков той или иной маститости писателей, часть из которых уже сейчас вполне могли претендовать на статус классиков — лишившись подпитки сюжетами с моей стороны не затихла, а наоборот продолжала набирать обороты.
Вообще различные философские кружки, общества, салоны и прочие объединения в эти времена были крайне популярны. СИБ хоть и присматривала за ними, но чаще всего не вмешивалась, поскольку ничего крамольного в духовных поисках творческой интеллигенции зачастую не имелось. Да и в принципе очень тяжело обсуждать революцию снизу, когда фактически каждый день происходит революция сверху. Может не совсем так, как хотелось бы разного рода радетелям за народное благо, но зато плоды каждой этой маленькой революции зачастую можно было пощупать буквально руками.
Выросла целая плеяда отечественных философов, имена большинства из которых мне, если честно, ничего не говорили. Впрочем, попадались и узнаваемые персонажи — Бакунин, например, который в этом варианте истории вполне счастливо жил в России, и слыл ярым радикальным монархистом, что для философской тусовки было, откровенно говоря, не характерно.