Николай I Освободитель // Книга 9 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич. Страница 44

Но вот что было дальше, уже совсем вышло за рамки приличия. То ли новоизбранный папа перенервничал и решил отомстить обидчикам, то ли это сами французы решили не упускать возможность и поставить кусок Италии под более плотный контроль, а может у Карла Х на любую попытку устроить революцию после событий 1839 года образовалась стойкая аллергия… Точно неизвестно, однако высадившийся у стен Рима пятитысячный экспедиционный корпус начал творить полнейший беспредел каленым железом выжигая крамолу и вешая вчерашних бунтовщиков буквально направо и налево. За оставшиеся три месяца 1846 года по разным прикидкам в Папской области погибло и было казнено под десять тысяч человек. Такой резни Европа не видела уже очень давно. Не то чтобы итальяшек было кому-то жалко, но это было как минимум просто неприлично.

А тут на это все еще и наложились финансовые проблемы святого престола, который к описываемым событиям имел государственный долг примерно в 70 миллионов скудо. То есть порядка двухсот миллионов рублей, если по серебру пересчитывать. Это огромная сумма для государства с населением в 3 миллиона человек. Просто невообразимая.

Чтобы не отдавать Латеранский собор за долги, папе Пию IX пришлось тут же срочно искать возможности перекредитоваться, что на фоне событий внутри государства сделать было нелегко. Попытки папских легатов раздобыть денег хоть где-то — в том числе и с помощью буквально продажи епископских постов и других подобных услуг будто бы на дворе был 12-й век, а не 19-й — попали в прессу и стали достоянием широкой общественности. С последним это уже мы постарались — падающего толкни, а после событий в Польше у нас с Ватиканом в любом случае отношений никаких быть не могло, так что тут сомнений я не испытывал.

Короче говоря, возвращаясь к нашим баранам, репутация католической церкви и Ватикана как ее центра именно в эти годы была на самом низком уровне, а Московского Патриархата — наоборот на пике. Нет ничего удивительного в том, что стали появляться люди, готовые сменить четырехугольный крест на восьмиугольный и вот этот процесс в Будапеште совершенно явственно тормозили, несмотря на все предыдущие договоренности.

— Озвучьте варианты.

— Силовое вторжение. Это конечно скорее прерогатива Генерального штаба, но если подключить Сербию и Пруссию…

— Сразу нет, — я мотнул головой. Устраивать венграм пятьдесят шестой год я не хотел. Зачем вызывать у людей изжогу, это ведь потом каждый из членов Восточного союза будет примерять ситуацию к себе, ничего хорошего из такого потрясания мускулами не выйдет. Нужно действовать тоньше. Последнюю мысль Мордвинову и озвучил.

— Тогда есть вариант с покушением…

— Нет, — я опять мотнул головой. Насчет самого физического устранения «союзного» короля у меня больших терзаний не было, тем более что племянница уже успела родить Кошуту аж четырех детей, так что тут за определенный уровень внутренней стабильности в Венгрии можно было быть спокойным. Но опять же самому пачкаться очень не хотелось, не тот момент, когда простые решения являются самыми правильными. — Что у нас по оппозиции среди мадяров?

С самого начала, с момента создания в 1838 году новых государств на развалинах Австрийской и Османской империй, мы начали плотно работать не только с официальными властями, но и с различными оппозиционными силами Сербии, Греции, Венгрии, в меньшей степени Болгарии, Валахии и Трансильвании.

Например, в Сербии у нас имелись более-менее устойчивые связи с хорватской оппозицией. Хорваты хоть и смотрели одним глазом в сторону Парижа и Лондона, но после попытки переворота 1846 года там поняли, что без нашего одобрения у них все равно ничего не выйдет. Мы естественно своего одобрения не давали, но давали определенные намеки на то, что «возможно в будущем», «при наступлении соответствующей внешнеполитической ситуации»… Ну а пока «нужно немного подождать».

И даже то, что в той же Греции королем сидел мой родной брат, совершенно не мешало нам иметь отдельный канал связи с первым министром Метаксасом и отдельный — с теми политиками, которые на должность этого самого первого министра претендовали. Логика тут была совершенно простой — недовольные всегда будут, пусть лучше они берут деньги у России и в своих планах ориентируются в первую очередь на Николаев, а не на Лондон и Париж. Свято место пусто не бывает, и идея заключалась в том, чтобы заполнить политическое пространство молодых государств полностью, так чтобы наши западные потенциальные противники туда просто не могли всунуться.

В Венгрии нас и вовсе ничего не сдерживало, да и желающих «подвинуть» Кошута там было куда больше. Тем более что и с женой — не смотря на целый выводок продолжателей рода — у короля отношения сложились весьма холодные, отчего Лайош принялся изменять русской великой княгине направо и налево. А по слухам временами Зинаиде и физически доставалась, что было уже совсем за гранью.

— В первую очередь это семья Баттьяни, ваше императорское величество.

— А что у нас на них есть?

— Лайош имеет долю в наших венгерских железнодорожных проектах. Кроме того, на паях с Бабушкиными строят элеваторы и другую инфраструктуру по вывозу зерна на запад. В первую очередь через территорию Сербского королевства.

— Бабушкины?

— Московская купеческая семья. Средней руки, миллионов пятнадцать у них суммарно, — тут же дал требуемую справку Мордвинов. — Зерноторговля, производство сахара, тканей, экспорт леса и шпалопропиточный завод.

Последним в России, кажется занимались вообще все. Что, с другой стороны, не удивительно. При темпах строительства новых железных дорог в 2000 км в год и среднем сроке жизни деревянной шпалы в нашем климате в десять дет, этих шпал нужно было много. Очень.

— Ну да, — я кивнул классика. — Малый джентельменский набор русского купца. А второй?

— Второй Баттяньи финансами не занимается, отвечает в семье за политику. Его старшую дочь, она как раз в возраст подходящий вошла, пригласили на обучение в Смольный, — Дмитрий Михайлович задумался и сделал короткое резюме. — В целом их партия к России относится скорее положительно.

— «Скорее положительно»? — Я криво усмехнулся, — это не та характеристика, на которую я бы хотел делать ставку.

— Казимиру удалось подвести русскую дворянку из рода Муравьевых. Прасковью Александровну, хорошая девушка двадцати лет от роду, смышленая, образованная, да еще и семья перспективная в плане сотрудничества с Россией, — глава СВР хмыкнул и закончил мысль. — Баттяньи заглотил наживку по самые жабры.

— Вы что, поставили задачу девушке? — Удивился я, в эти времена делать из представительниц уважаемых семейств шпионок как-то было еще не принято.

— Нет, что вы, ваше императорское величество. Просто поговорил с ее отцом, Александр Николаевич, отнесся к подобному предложению с пониманием, тем более что жених потенциальный тоже не какая-то босота подзаборная… Ну и Муравьев уже сам дочь на путь истинный наставил, так что никакого принуждения с нашей стороны тут не было.

— Понятно… — Задумчиво протянул я, — по венграм уже почву прощупывали?

— Как можно. Без прямого разрешения мы бы ни в коем разе не посмели вмешиваться в международные дела такого порядка.

— И что вы хотите предложить Баттяньи. Надеюсь, речь о смене династии не идет?

— Регентский совет. Пять человек, одно место отойдет самому Казимиру, еще одно возможно Сеченьи, кому-то из военных… Состав совета пока еще не определен.

— Заявите нашим условием включение в него королевы. Зинаида Сергеевна волей-неволей будет проводником наших интересов, просто чтобы удержать трон для своего сына, — внес предложение я.

— Это значит, что вы, ваше величество, даете добро?

— Да, — я медленно кивнул. Интересный исторический момент, вот так за неспешным разговором на лавочке решается судьба не самой маленькой в Европе страны. А сам Кошут, сидя у себя в Будапеште, глядишь и не знает, что его уже приговорили. И нигде ни в каких документах момент — забавно было бы посмотреть на «протокол собрания» со стенограммой и подписями участников — принятия решения отражен не будет. И ученые в будущем будут гадать, имелся ли в этом деле русский след, и кому вообще был выгоден этот переворот. А еще интересно, как принималось решение о революции в России в семнадцатом году, впрочем, теперь этого уже точно не будет… — Действуйте, генерал, считайте, что у вас есть мое одобрение.