Крадущаяся тень - Страуд Джонатан. Страница 27

В спальне все было тихо, однако мне показалось, что дверца одного из стенных шкафов приоткрылась с тех пор, когда мы в последний раз заглядывали сюда. Сама приоткрылась? Тикающие звуки прекратились. Ничего необычного в спальне не замечалось.

– Локвуд правильно сказал, эта тварь любит шутки шутить, а выражает себя в основном через звуки, – заметил Джордж. Он выглянул в коридор, помахал рукой, давая знать Киппсу, что у нас все в порядке, а затем неожиданно спросил: – Ты тот дурацкий тухлый череп с собой не захватила? Интересно, что он обо всем этом думает.

– Взять-то я его с собой взяла, только боюсь, что этой ночью пользы от него будет мало, – ответила я. – Не в настроении он, видишь ли. Дуется на меня за то, что согласилась снова поработать с Локвудом и вами.

– Ревнует, – сказал Джордж. – Решил, наверное, что ты теперь принадлежишь только ему одному. Отелло маринованный. Но, по правде говоря, его понять можно, ведь ты единственная ниточка, которая связывает его с миром живых, как же ее потерять? В конце концов, у каждого свои проблемы. Ладно, пойду поставлю в гостиной еще одну ПСРО, а ты тем временем, может, захочешь еще раз попытаться поговорить со своим черепом. Не нравится мне здесь. И домик жутковатый, и до сих пор не могу найти ни малейшего намека, где может находиться этот чертов Источник.

Где может находиться Источник, я тоже не знала. И никто из нас не знал.

Ночь понемногу тянулась дальше, и вместе с этим продолжал расширяться репертуар звуков, которые я здесь слышала с помощью своего экстрасенсорного Дара. Еще несколько раз со второго этажа доносились тяжелые шаги, и всегда это случалось в тот момент, когда я сама находилась внизу и слышала их у себя над головой. Странные это были шаги – короткие и вместе с тем слегка размазанные. Такой звук могли производить домашние тапочки, надетые на огромные, распухшие ноги. Дважды – один раз в подвале и один раз в гостиной – я слышала тяжелое, натужное дыхание. Было такое впечатление, что кто-то огромный и грузный пытается идти, но делает это с большим трудом. А еще однажды, стоя посреди холла, я услышала у себя за спиной мягкий долгий шорох, словно кто-то тащил, прижимая к стене, свое туго обтянутое тканью брюхо. Любого из этих звуков было бы достаточно, чтобы выбить меня из колеи. Собранные вместе и неслышные для всех остальных, они начали изводить меня.

Да, шумный это был дом, разговорчивый. Теперь я понимала, почему Пенелопа Фиттис так настаивала на том, чтобы подключить меня к этому расследованию.

Пенелопа Фиттис настаивала, не Локвуд. Когда я вспоминала об этом, меня всякий раз охватывало раздражение, но я тут же гасила его. Делать это я хорошо научилась за месяцы своей самостоятельной работы и знала, что рискованнее всего давать волю своему раздражению в опасных местах. А уж в том, что этот дом был очень опасным местом, сомневаться не приходилось. А самым опасным местом в этом очень опасном доме была, как мне представлялось, неряшливая, безвкусно обставленная и оклеенная горчичными обоями кухня. Вот ее я и решила исследовать внимательнее, чтобы попробовать установить, какое место занимала кухня в тех событиях, которые разыгрались в этом доме тридцать с лишним лет назад.

Результат такого исследования вряд ли может оказаться приятным, однако это самый быстрый способ нащупать Источник. Я это сделаю, потом сразу же постараюсь выбросить все из головы и отправлюсь домой. Спать.

На часах одиннадцать тридцать. В это время мы договорились все вместе встретиться в гостиной, и вместо кухни я сначала направилась туда. Для всех остальных за последние два часа не произошло ничего примечательного. Все было тихо, за исключением, быть может, легкого мелейза и ползучего страха, но это же сущая ерунда, правда? Если кому и досталось, так это мне. Я рассказала обо всем, что услышала и почувствовала. Локвуд уточнил ряд деталей, потом спросил, могу ли я продолжать работу. Я заверила его в том, что могу. После этого были перераспределены места вахт. Джордж отправлялся в подвал, Холли брала на себя первый этаж, Локвуд должен был свободно перемещаться по дому, проверяя, все ли у всех в порядке. Я по-прежнему была вольным стрелком и вернулась на кухню.

Когда я входила в дверь кухни, мне показалось, что раздалось короткое насвистывание, а потом три быстрых удара. Затем тишина.

– Череп, – позвала я. – Ты это слышал?

Ответа не последовало. Ну все, хватит! Я вытащила из рюкзака призрак-банку, внутри нее, в зеленом ихоре, плавало лицо черепа. Выражение его было еще более надменным, чем обычно, а когда я пыталась заглянуть черепу в глаза, он немедленно отворачивался от меня в сторону. Я поставила банку на пол рядом с кольцом из железных цепей и требовательно спросила.

– Отвечай, ты слышишь? Только не говори, что не слышишь, не услышать такого мы с тобой просто не можем. Звуковые феномены множатся, что ты скажешь о них?

Призрак прекратил вертеться, повел одним глазом вправо, другим влево, затем заморгал, делая вид, что только что заметил меня.

– О, теперь ты решила снизойти до разговора со мной? Со старым заплесневелым…

– Да, решила. И перестань дурака валять. Здесь что-то происходит, и я чувствую смертельную опасность. Хочу знать, что ты об этом думаешь.

Призрак изобразил на своей зеленой роже недоумение, повел ноздрями так, словно фыркнул, и сказал:

– Можно подумать, тебя интересует мое мнение.

Я обвела взглядом залитую лунным светом кухню – такую безобидную на вид, но таящую в себе смертельную опасность. Ладно, придется подмаслить приятеля.

– Дорогой череп, – медовым тоном начала я. – Меня действительно очень интересует, что ты думаешь насчет всего этого, и я прошу тебя… прошу тебя, как… как…

– Чувствую твое замешательство с этим определением, – перебил меня череп. – Ты просишь меня как друга?

– Ну уж нет, – я моментально сменила тон на резкий. – Как друга? Не дождешься.

– Тогда как уважаемого коллегу, может быть?

– Пожалуй, и это было бы слишком. Нет, я прошу тебя как человек, который ценит твое мнение, несмотря на твой злобный нрав и мерзкий характер.

Череп внимательно посмотрел на меня, затем ответил:

– Что ж… Как я понимаю, ты решила отбросить лживую лесть и резать теперь только правду-матку. Я прав?

– Да.

– Тогда иди и удавись. А от меня ни единого мудрого слова не дождешься.

– Я думала, что Джордж преувеличивает, но он, похоже, прав! Ты в самом деле просто ревнуешь, – сердито фыркнув, я наклонилась и опустила на крышке банки рычажок, позволявший вести переговоры с этим… как его назвал Джордж? С Отелло маринованным!

И в этот самый момент послышался тихий булькающий звук. Булькающий и слегка дребезжащий. Я обернулась.

В углу кухни стояла старая черно-белая газовая плита. Огонь в ней никто не зажигал уже больше тридцати лет, однако сейчас на ее пыльной решетке что-то погромыхивало.

Оказалось, что погромыхивает кастрюля. Большая. Я медленно подошла ближе. Кастрюля подрагивала на плите, внутри кастрюли что-то булькало, варилось. Вода бурлила, выплескивалась из кастрюли на плиту и шипела. К засаленному ободку кастрюли изнутри лепились маленькие воздушные пузырьки.

Смотреть на то, что там варится в этой кастрюле, мне совершенно не хотелось, но я должна была это увидеть.

Внешняя стенка кастрюли слабо блестела, освещенная лунным светом, внутри кастрюли было темно, и из этой темноты торчало и ворочалось что-то округлое, окруженное пузырьками. Из кастрюли сильно пахло крепким мясным бульоном.

Я подошла ближе, потом совсем близко. Кастрюля продолжала постукивать, покачиваясь на плите. Я отцепила от пояса свой фонарик, зажгла, подняла повыше, чтобы направить луч света внутрь кастрюли…

– Люси!

Я ахнула от неожиданности, обернулась и увидела перед собой в луче фонарика лицо Локвуда. Он вздрогнул, вскинул руку, прикрывая глаза от яркого света.