Краткая история денег - Остальский Андрей Всеволодович. Страница 27

Почему вдруг такое исключение из общего, казалось бы, правила?

А потому, что в данном случае «плохие» («совзнаки», да и полностью вышедшие из доверия «несолидные» веймарские марки) уже вообще деньгами в полном смысле слова считать было нельзя. Все-таки во всех описанных Томасом Гришемом случаях даже и «плохие» пользовались кое-каким доверием населения. Все-таки минимум респектабельности необходим, чтобы циркулировать в обществе! А бессмысленные фантики этой роли играть никак не могут. Они не «плохие» и не «хорошие» – они вообще уже «не-деньги»!

И еще – такое, видимо, случается в послекризисные, голодные периоды, когда измотанное население сильно ностальгирует по прежней стабильности и жадно хватается за что угодно, что напоминает «доброе старое время».

В России с этого начался НЭП. То есть понятно, что тружениками, винтиками и двигателями НЭПа были «недобитые мелкие буржуи», не успевшие утратить предпринимательских навыков и, как черти из-под лавки, вдруг снова появившиеся на свет при первой же возможности. Но без нормально функционирующих денег все они так бы и остались под своими лавками.

И, кстати, семьдесят лет спустя в упрек Гайдару ставили, что он сначала отпустил цены, а потом только стал проводить приватизацию. Замечательно было бы сделать наоборот – всё, дескать, не так мучительно бы происходило. Замечательно-то замечательно, но реально ли? Чтобы запустить экономику, надо было сначала дать ей полноценную валюту, а сделать это со старыми советскими ценами, увы, было невозможно. Да и какой такой предприниматель захотел бы торговать заведомо себе в убыток – разве что бандиты, которым надо было хоть как-то отмывать свои неправедные «активы».

И дело даже не только в убытках – просто заниматься частным предпринимательством, покупать, продавать, брать кредиты, составлять бизнес-планы, закладывать маржу, высчитывать проценты, руководствуясь при этом несгибаемыми ценами, которые когда-то, в другую эпоху, ковыряя в носу, взял с потолка чиновник Госплана, – дело абсолютно безнадежное.

Знаменитая история, передававшаяся из уст в уста в 70-е годы, – об участнике войны, то ли Герое Советского Союза, то ли просто орденоносце, которого бросили на «укрепление торговли» директором магазина «Овощи-фрукты» в центре Москвы. Магазин тот все как-то не мог выполнить план, и к тому же уровень жалоб и на грубость продавцов и на отвратительное качество товара почему-то превосходил средние показатели.

Герой войны ничего не смыслил в советской торговле, зато был наделен здравым смыслом. Он обнаружил, что в так называемой «пересортице» и продукции второго сорта, которой в основном торговал магазин, встречалось тем не менее достаточно много не разворованных почему-то на базе яблок, апельсинов, помидоров и огурцов приличного качества. И вот он посадил просиживавших без особого дела двух молоденьких практикантш из училища на разборку товара. Приличные экземпляры шли в продажу как «первый сорт» (по соответствующей цене), категория «так-сяк» возвращалась во «второй», а гниль выбрасывалась и списывалась.

Не прошло и нескольких недель, как магазин начал выполнять план. Потом по городу поползли слухи о замечательном, удивительном магазине, и люди стали приезжать туда издалека. И даже продавцы почему-то стали меньше грубить.

Ну и что из этого следовало? Большая премия для умницы-директора? Нет, его арестовали и собирались судить и посадить в тюрьму. Потому что он нарушил закон, присвоил себе функции Госплана и Минфина.

Только геройские награды спасли директора от лагеря. Но работать в торговле ему навсегда запретили, и, говорят, вскоре он умер от инфаркта, не перенеся позора. А магазин вернулся в свое прежнее, нормальное состояние – пустых грязных залов и полупустых полок.

И неважно, что директор ничего, ни копейки, не брал себе, что все были счастливы – и покупатели и продавцы – и что государство было в финансовом выигрыше. Все равно он заслуживал жестокого наказания, потому что замахнулся на святое! Он позволил себе в рамках одного, отдельно взятого магазина сделать советский рубль отчасти настоящими деньгами. Даже слегка конвертируемыми – по крайней мере, во фрукты и овощи.

Не знаю, насколько подлинно и точно пересказывали эту историю, но понятно, о чем она говорит: для того чтобы деньги были деньгами, им надо, как минимум, позволить выполнять функцию ценообразования – выравнивать спрос и предложение. И тогда они способны творить чудеса.

Или вот еще пример – несколько иного свойства. Однажды я с коллегами путешествовал по Японии по приглашению одной уважаемой местной газеты. И вот, помимо множества других чудес, решили хозяева показать нам образец народного капитализма и привезли в одно рыболовецкое хозяйство на берегу моря, не очень далеко от Нагасаки. Хозяйство было чем-то вроде кооператива, объединявшего несколько сотен местных рыбацких семейств. Соединение сил позволяло им скидываться, когда это было необходимо, брать сообща кредиты и так далее. Все вообще работало там замечательно и слаженно, как часы. Но особенно меня поразил маленький научно-исследовательский институт (или лаборатория) при этом кооперативе. Несколько трудившихся там инженеров и молодых ученых корпели над способами повышения эффективности труда рыбаков, внедряли всякие мелкие и крупные инновации. Особенно они гордились разработкой одной небольшой группы (три человека, кажется), которая придумала, что делать с рыбными отходами и прежде всего костями. Какой-то они изобрели очень экономичный способ, как перерабатывать эти пропадавшие ранее отходы в замечательные витамины и пищевые добавки, за которые фармацевтические компании были готовы платить приличные деньги. Уже через год все расходы были окуплены, кредиты погашены, и кооператив получил источник регулярных дополнительных доходов. «Какую же премию дали вы таким замечательным изобретателям?» – спросил я. Руководители очень удивились. «Какую еще премию? За что же они у нас зарплату получают!»

А все это происходило в то время, когда в СССР вдруг задумались о важности «материального стимулирования». Когда гремел фильм «Премия» и так далее. И нам это было совсем непонятно: как это так, даже в Совке дали бы пару месячных окладов за такое замечательное дело, а здесь-то, в меркантильном мире капитализма? Что-то концы с концами не сходятся.

Потом я обсуждал эту проблему с японскими экономистами и вот каков примерно был их комментарий. Конечно, особенности национального менталитета играют большую роль. Можно даже предположить, что социализм больше подходит японцам с их педантичностью, дисциплинированностью и терпеливостью, чем русским. Но не в этом дело, потому что никакого социализма в Японии все-таки нет. А вот что есть, так это довольно высокая безработица, при которой иметь постоянный приличный заработок – уже само по себе счастливый жребий, и никакого дополнительного стимулирования не требуется. Мало того, частью общества премии воспринимаются как нечто подобное чаевым, к которым традиционно существует несколько презрительное отношение. (И если вдуматься – действительно, разве чаевые не та же премия по своей сути?)

Далее – сотрудники такого института по условиям своего контракта обязаны находить экономически выгодные инновации, и если они в этом не преуспевают, то – действительно – за что же им зарплату платить и при чем тут премии?

Ну и, наконец, последнее, но очень важное обстоятельство: японцы чрезвычайно, до трепетности, уважают свою валюту – иену. Вера в нее почти абсолютна. А долго ли бы она, эта вера, продержалась, если бы иена была валютой слабой, неконвертируемой, неполноценной по отношению к другим, к тому же доллару – деньгам победителей и оккупантов? И если бы на иену не всё и не всегда можно было купить? Японцы народ стоический, подождали бы, потерпели. Некоторое время. Не очень долго. А потом началось бы, пожалуй, весеннее, осеннее или зимнее «наступление трудящихся» (помните этот любимый советскими пропагандистами термин?). И стали бы тогда японцы требовать себе всяких поблажек и, действительно, премий, например. Но и премии вряд ли бы помогли. С уважением можно относиться только к настоящим деньгам, ведь они мера твоего труда и социального статуса!