Фрунзе. Том 1. Вираж бытия. Страница 8

– Здесь я собрал материалы по ее смерти.

– Не доверяешь сотрудникам ГПУ?

– Получив выписку из больницы, я первым делом направился в морг. Осмотрел труп. Почитал заключение по вскрытию. Распорядился сфотографировать это заключение. И отправился в ГПУ, к следователю, – начал повествование хозяин квартиры, проигнорировав вопрос Сталина. – И тут-то и началось самое интересное.

– Интересное? – напрягся Ворошилов.

– Опрос следователя показал, что он выполнил свою работу ненадлежащим образом. Положение тела не было сфотографировано и описано. Обстановка в комнате и квартире – тоже. Опись, конечно, есть, но очень скудная, поверхностная и условная, не позволяющая установить важные для дела детали.

– Детали? Какие?

– Разные. Например, когда я прибыл в квартиру, в ней наблюдался бардак, не отраженный в описи. Словно бы последствия обыска. И совершенно не ясно – это рылись сотрудники ГПУ или кто-то еще? Я тщательно прошелся по квартире и обнаружил довольно много пропаж. Украшения Софьи, деньги, часы, кое-что из одежды. Вот список, – произнес Фрунзе и достал лист бумаги с машинописным текстом.

Сталин его взял. Пробежался по строчкам. И его брови от удивления взлетели домиком.

– Ты уверен, что это пропало? Жена не могла это подарить или как-то еще использовать?

– Она раньше меня отъехала с детьми в Ялту. Из квартиры выходил я последним и помню, что да как в ней было. Когда она вернулась в Москву, то первым делам заехала к моей маме и оставила ей детей. Сама же, забросив свои чемоданы в квартиру, поехала в больницу. Потом вернулась и более из квартиры не выходила. Я смог буквально по минутам восстановить график ее перемещения. Вот тут он зафиксирован вместе с источниками сведений. Кто, где и когда ее видел.

– Занятно, – почесал затылок Ворошилов. Он хоть и стоял у истоков ГПУ, но ничем подобным никогда не занимался.

– Заявлений о том, что в квартире разгром, она не делала. Да, она могла его и сама учинить. Для нее это нехарактерно, но исключать это нельзя. Нервы. Но вот ценности, очевидно, пропали уже после ее смерти. И возникает вопрос – кто их взял? Меня обокрали сотрудники ГПУ или это сделали убийцы?

– И все же почему ты считаешь, что ее убили? – вновь задал вопрос Сталин, отхлебнув чая. Причем сделал он это только после того, как сам Фрунзе выпил уже половину чашки.

– Первое – траектория вхождения пули. Вот посмотри. Здесь зарисовка, сделанная патологоанатомом. Вот тут – реконструкция положения тела, сделанная по моей просьбе хирургом. Как ты видишь – рука вывернута крайне странно. Обычно так не делают. Обычно стреляются, засовывая ствол пистолета в рот или приставляя его к виску. А тут… странно…

– Всякое бывает.

– Всякое, – кивнул Фрунзе. – Поэтому я пошел дальше. Пуля пробила череп навылет. Значит, она вылетела и куда-то попала дальше. Так? Так. Я осмотрел комнату и нашел место попадания пули в деревянную панель. Место расположения тела плюс-минус следователь зафиксировал. Совместив положение тела, траекторию движения пули, пробившей две стенки черепа, и пулевое отверстие в деревянной панели, удалось получить ее позу в момент смерти. Вот.

– Она стояла на коленях? – чуть более нервно, чем обычно, спросил Ворошилов.

– Да. Как вы видите – простейшая задачка по геометрии. Странности усиливаются. Но я решил пойти дальше. И изучил ее одежду. Со мной в морг пришел врач с понятыми. Они срезали обе манжеты и воротник. Положили в стеклянные контейнеры. Запечатали. Доставили их в лабораторию. И осмотрели под микроскопом. При выстреле образуется облако пороховых газов с частичками несгоревшего пороха. Они оседают на разных поверхностях. В том числе на одежде. Под микроскопом это хорошо видно. Вот их заключение, – протянул он Сталину с Ворошиловым новую бумагу. – Как вы видите – на манжетах пороховых следов нет. А на воротнике – есть.

– Разве они должны оставаться на манжетах? Пороховые газы же вылетают вперед, – заметил Сталин, с какой-то жадностью глядя на все эти бумажки.

– И отражаются о преграду – голову. Но я решил проверить. Я попросил другого врача с ассистентами раздобыть манекен. Одеть его в подобную одежду. Поставить в то же положение. И выстрелить из такого же пистолета. А потом исследовать манжеты и воротник. Вот их заключение. Хочу заметить, о том, какой результат получил первый врач с ассистентами, они не знали.

– М-да… – совершенно ошалело промычал Ворошилов, выпученным взглядом смотря на это заключение.

– Но я и на этом не остановился. Все-таки Софью переносили, раздевали и одежду хранили непонятно как. Я решил перепроверить результат. Дело в том, что в облаке пороховых газов вылетают и мельчайшие фрагменты ртути, которая входит в состав инициирующего вещества капсюля. И, по идее, она должна оседать также на одежде. И просто так их смыть или стряхнуть не получится. Они крепко держатся. Чтобы выявить ртуть, я, посоветовавшись с химиками, решил применить раствор сульфида натрия. Его с помощью пульверизатора разбрызгали на манжеты и воротник, полученные в рамках обоих экспериментов. И, прикрыв вощеной бумагой, выдержали несколько часов. На выходе у нас получился вот такой результат. Это – фото оригинальных манжет с воротником. Это – с манекена. Как вы видите – оружия в момент выстрела Софья в руках не держала.

– Поразительно! – несколько возбужденно воскликнул Сталин, который, как Фрунзе знал, был падок до подробных детальных и логичных выкладок. Логика вообще являлась его любимым предметом… и единственным инструментом, которым Иосифа Виссарионовича можно было убеждать [6].

– В моих размышлениях нет ничего сложного или требующего особых знаний. Только простая логика и консультация с обычными специалистами. Следователь этого не сделал. Он увидел труп с пистолетом возле правой руки. И все. Этим и удовлетворился. Да еще и нагадил.

– Нагадил?

– Когда я удостоверился в том, что Софью убили, я решил обратиться к пистолету. На нем ведь могли остаться отпечатки пальцев убийцы. Это дало бы наводку. Но этот осел сам пистолет залапал так, что там, кроме его отпечатков, ничего и не осталось.

– Я поговорю с товарищем Дзержинским, – серьезно произнес Сталин. – Мы это так не оставим.

– Я поговорил со следователем и убежден – во всем произошедшем нет злого умысла.

– Как это нет?

– Вот так. Нет. Проблема в том, что следователь дурак. Он честный коммунист, преданный революции, но дурак, причем лишенный внятного образования и кругозора. По сути, он даже не понимал, что я у него спрашиваю. Девственная наивность.

– И Феликс поставил такого человека на столь важное дело?! – воскликнул Ворошилов, которого такой нелестный отзыв о безграмотном следователе задел. Вон как вскинулся, увидев себя на его месте.

– Я пообщался потом и с начальником этого следователя. Думаю – может, с ним что путное выйдет… Да только он тоже оказался не семи пядей во лбу. Судя по нашей беседе, он посчитал, что я к нему и его подчиненным придираюсь и желаю доставить им проблем. Потому испугался. Стал убеждать меня в преданности линии партии и в твердом следовании курсу… Как будто я этом сомневался!

Фрунзе потер голову. Отхлебнул чаю и продолжил.

– Ты понимаешь? Мне же там нужны были его профессиональные знания. А как раз их и нет… Даже все доводы, которые я ему озвучил, отразились словно от глухой стены. Испуг, раздражение и полное непонимание того, что от него хочет нарком! Проще было бы, Иосиф, если бы он врагом оказался. Так нет. Не враг. И даже сам по себе не тупой. Зато безграмотный, как полено, и совершенно не желающий учиться. Не понимает – какой пост ему доверили… Феликса Эдмундовича я, впрочем, не виню. Где ему других взять? В армии ведь примерно так же все обстоит. Почему в ГПУ должно быть лучше? В одной все же стране живем.

Тишина.

Сталин с Ворошиловым молча переваривали эти слова.

– И я тогда подумал. Просто представил, каких дел такие кадры могут наворотить. Например, проверяя какой-нибудь трест.