Канун Армагеддона - Легостаев Андрей. Страница 45

Оруженосцы быстро подавали господам шлемы, щиты, боевые копья. Алголиане боевым строем выехали вперед.

— Мы примем первый удар, — сказал их командир.

Радхаур взглянул на рвущихся в бой Уррия и Отлака и согласился. Сэр Гловер, настраиваясь на битву, как ни странно, тоже не возражал против неожиданного предложения. Он прекрасно понимал, что за спинами алголиан отсидеться в столкновении все равно никому не удастся и возможность проявить свое мастерство владения мечом представится всем.

— Ну, — кивнул он своему бывшему оруженосцу, — благословляю тебя на первый бой. Не подведи, сэр Отлак!

Но по всему виду юноши было видно, что он скорее умрет, чем опозорит свое имя. Как и Уррий.

Радхаур бросил быстрый взгляд на столь неожиданно обретенного сына и, удовлетворенный, отвернулся.

Первый бой! Внутри Уррия все бурлило, но он заставлял себя хладнокровно смотреть на врага через опущенное забрало, рука уверенно сжимала древко не турнирного ломкого копья, а настоящего, боевого, крепкого и тяжелого, самолично сделанного под надзором графа Камулодунского из ствола молодого ясеня.

— Друзья! — прокричал Радхаур. — Нас, бриттов, явившихся сюда с мирными намерениями, кто-то осмеливается останавливать, угрожая смертью. Наша честь задета. К бою. Докажем тевтонцам, что бриттский рыцарь не трусливый пес, который бежит от первой опасности, поджав хвост. Не опозорим имени нашего повелителя короля Этварда. Во славу его и Британии, к бою!!!

— К бою! К бою! — отозвались рыцари.

Все были готовы, хотя сэр Манч и барон Кайрон всем своим видом выказывали некоторое недовольство тем, что в первых шеренгах выстроились алголиане, ни к истинной вере, ни к чести Британии не имевшие никакого отношения. Место для битвы, надо признать, было выбрано тевтонцами весьма разумно — с обеих сторон простирались луга, а вот немного дальше, за спинами противника, виднелись густые заросли леса. Немногочисленным бриттам стоило опасаться быть окруженными со всех сторон и задавленными численно превосходящим противником.

Последние моменты перед первой битвой — какие они долгие, тягостные, запоминающие на всю жизнь! После боя ты будешь (если будешь) совсем другим. Все чувства человека напряжены до предела, перед битвой не думаешь о низменных вещах вроде сладости эля, аромата чесночной похлебки или прелестях какой-нибудь служанки. Если есть дама сердца, то да, о ней, наверное, и стоит думать перед боем, умирать или убивать с ее именем на устах. Но ни у Уррия, ни тем более у Отлака, который испытывал те же чувства, дамы сердца не было. А о чем думали в эти мгновения граф Маридунский или барон Ансеис, юноши не знали и знать не могли.

Настраиваясь на первую свою битву, Уррий не услышал команду «Вперед!». Он лишь почувствовал, как двинулись всадники перед ним, и, сжимая копье, пришпорил.

Строй алголиан смял первые ряды противников, и отважные дети алголовы, выхаркивая странные для уха слова «Сэйв»и «Энтер», вгрызлись в ряды противников, орудуя своими необычной формы клинками.

Во время битвы раздумывать некогда, и Уррий, увидев перед собой врага в шлеме, направил копье точно туда, куда учил барон. Оружие попало в цель удивительно точно, чему могли способствовать недавно приобретенные и потому не до конца осознанные навыки Алвисида. И только когда противник, успев схватить копье Уррия за древко, повалился кулем из седла, Уррия мельком отметил, что это был сизоносый тевтонец, один из трех предводителей врага. Но размышлять об этом было некогда — он едва успел подставить щит под удар следующего противника. Напавший на Уррия тут же был повержен молодецким ударом сэра Гловера. Уррий хотел было поблагодарить его, но уже с другой стороны сэр Радхаур мечом пронзил сквозь доспех сердце другому врагу, замахнувшемуся на Уррия. Радхаур был без шлема, он улыбнулся Уррию, и по его взгляду юный рыцарь понял, что Радхаур не пропустил мимо внимания, как был повержен сизоносый.

Первый успех в сражении был без сомнения на стороне бриттов, но они могли рассчитывать только на то, что их яростный натиск заставит дрогнуть врагов, и те побегут, невзирая на свое многократное превосходство.

Однако этого не случилось, хотя ни одного из трех предводителей, нападавших в седле, уже не было видно — задние занимали места павших. Кто-то, потеряв коня, бился стоя, кричали раненые, ржали лошади; звон клинков, сливаясь с прочими звуками, превращался в божественную музыку битвы. И Уррий не уронил своей чести, хотя вот уже прошла первая горячка боя, а больше поверженных врагов на его счету не было. Он наносил и отражал удары, но без видимого успеха. Краем глаза он видел, как понесся прочь, к обозу, конь Отлака, и в сердце что-то сжалось — он с удвоенной яростью нанес удар своему противнику, который, не очень-то ловко орудуя мечом, безупречно оборонялся.

Алголиан впереди стало заметно меньше, бриттов разделили, оттеснив друг от друга, и каждый был вынужден сражаться по одиночке. А число противников словно и не уменьшалось. Что ж, в таком случае, надо погибнуть достойно, с именем короля на устах и гордо поднятой головой.

— Нет! — вдруг ворвался в мозг Уррия голос отца. — Нет, Ламорак, нет! Мы сами должны!!! — Но через мгновение голос Радхаура вновь стал властным:

— Отступаем! Все бритты — назад!!! Это приказ!

Что-то изменилось в битве, и Уррий, все так же тщетно наносивший удары своему противнику, не мог понять, что именно. Потом он на мгновение поднял голову и не поверил своим глазам — над местом битвы кружили драконы. Противник Уррия тоже на неуловимый миг поднял глаза к небесам, и для юного рыцаря этого было вполне достаточно, чтобы вонзить клинок в щель между нагрудником и шлемом.

— Отступаем, бритты! Отступаем! — кричал граф Маридунский, отражая удары врагов. — Это приказ!!!

Приказы главнокомандующего (а в этой битве граф Маридунский без сомнения таковым и являлся) выполняются без обсуждения. Уррий выдернул окровавленный клинок, развернул коня и отступил. Последними к сбившимся в толпу бриттам присоединились сэр Радхаур, сэр Гловер и девять оставшихся в живых алголиан.

На поле битвы творилось нечто невообразимое.

Огромная стая драконов напала на их противников. Драконы были сравнительно небольшими, от трех до пяти ярлов в длину, но чрезвычайно сильными. И их было не меньше сотни. Они набрасывались на тевтонцев, выхватывали передними лапами всадника из седла и вздымались вверх, ярдов с пятидесяти отпуская свою жертву. Тевтонцы сражались отчаянно, но исход битвы был предрешен, наиболее умные — или трусливые — пытались спастись бегством. Несколько десятков врагов предпочли сдаться бриттам, чем пытаться убежать от стремительных чудовищ. Высоко в небе, словно охраняя своих малых собратьев, парили четыре огромных красных дракона.

Прямо рядом с бриттскими воинами приземлился тоже красный, но не такой огромный дракон, на котором сидел всадник в блестящих доспехах.

Рыцари напряглись, готовые пустить в ход оружие и против этой новой опасности, но сэр Радхаур движением руки заставил их убрать клинки, спрыгнул с коня и направился к дракону. Таинственный всадник тоже ловко соскочил на землю, погладил по шее своего дракона, словно благодаря за службу, и пошел к Радхауру.

Они крепко обнялись.

— Я же кричал тебе, чтобы ты не вмешивался. Это был рыцарский бой! — укоризненно сказал граф Маридунский.

— Я никому не позволю нападать рядом с моими владениями на моих гостей. Если бы вы были в других землях и направлялись по своим делам, другое дело. Вы ведь ехали ко мне?

— Не только к тебе, — честно ответил Радхаур. — Мы хотим повидаться с Моонлав.

— Да, я знаю, она мне это сама сегодня сказала, — кивнул таинственный незнакомец.

Впрочем, многие уже догадались, с кем мог так тепло обниматься граф Маридунский.

К группе всадников устало подошел барон Ансеис. Уррий вдруг вспомнил о лошади без всадника и тревожно спросил:

— Где Отлак? Он погиб?!

— Нет, — улыбнулся ему Ансеис. — С Отлаком все в порядке. Его просто вышибли в схватке из седла, но он хорошо упал. Отлака вытащили из свалки оруженосцы — ни одного перелома или царапины, только синяки.