Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи (СИ) - Агишев Руслан. Страница 23

— Можно…

Кивнув самому себе, Риивал оторвался от дерева и скользнул вдоль рощи вперед. В царившей вокруг темноте его фигура благополучно размазалась, слившись с деревьями. Словно никого чужого и не было.

Пробирался дворами, огородами и неосвещенными подворотнями. Городские псы, только что ленива брехавшие друг на друга, вмиг замирали и тут же с жалобным поскуливанием прятались в будки и норы. Кусок медвежьей шкуры на поясе дроу не подвел и сейчас. Псы с легкостью чуяли грозного хищника.

— Вот и оно.

Массивное двухэтажное здание городского управления государственной безопасности, напоминавшее то ли тюрьму, то ли крепость, встретило его чернотой окон с решетками и закрытой изнутри дверью. Но, когда препятствия останавливали дроу? Охотники темного народа не пасовали ни перед скальными твердынями дварфов, ни перед горными замками эльфов, в безлунные ночи забираясь и туда, и туда. Здесь же один смех…

— Да, совсем дети, — задрав голову, он заприметил неплотно прикрытое окно на втором этаже. Днем жарко, а на ночь просто толком не закрыли.

С легким смешком Риивал подошел к углу здания, и, нащупав выступающие кирпичи, начал ловко взбираться наверх. Малейшие неровности, выщерблены, трещины, незаметные для чужого глаза, для него, напротив, были открытой дорогой. Здесь сумел поставить ногу, там удалось зацепиться пальцами. Два рывка, и он уже осторожно толкает оконную раму внутрь.

— Ни толковой стражи, ни охранных заклинаний, — поморщился дроу, едва переступив подоконник и оказавшись в темной комнатке. Простота оскорбляла, не принося никакого удовлетворения. В рутине не было ни чести, ни достоинства. — Слишком просто…

На мгновение замерев у порога, Риивал шагнул в коридор. Слух подсказывал, что этажом ниже кто-то был. Рулады храпа разносились по коридорам, явно, разрешая следовать дальше.

Уже не скрываясь, дроу скользнул вдоль стены. Едва касаясь верхушек ступенек, спустился вниз. Отсюда открывался прекрасный вид на широко раскрытую дверь кабинета и тучного мужчину, развалившегося на сдвинутых стульях. Рядом на столе лежала горкой яичная скорлупа, луковые очистки и недоеденная горбушка черного хлеба.

— С такими караульными и врагов не нужно, — фыркнул Риивал, наклоняясь над спящим бойцом. — Вреда еще больше…

Нож остался в ножнах, хотя его так и подмывало избавиться от глупца. Остановили лишь скука и презрение. Дарить смерть это настоящее искусство, а не работа забойщика на скотобойне. И кому, как дроу, это знать.

— Спи.

Риивал несильно нажал на несколько точек на затылке караульного, погружая того в долгий и беспробудный сон. На утро тот очнется с дикой головной болью и полным беспамятством. Именно то, что нужно.

— А теперь займемся делом… — его губы раздвинулись в улыбке. Наконец-то, он проведет первый ритуал Подношения в этом мире. Первая жертва, который станет славный воин, станет достойным началом долгого и тяжелого пути к возвращению Благословенной Ллос. — Темная госпожа, скоро все начнется…

Он быстро спустился в подвал, где за одной из решетчатых дверей увидел «старого знакомого». Позаимствованными ключами открыл замок, и в два шага оказался рядом с нарами, где лежал немец.

— Вас? Вер ист да? — сонно залепетал очнувшийся арестант, в полумраке толком ничего не различая. — Кто здесь? Кто ты? — щурил глаза, пытаясь разглядеть вошедшего. — Ты? — в какой-то момент его глаза расширились в диком изумлении. Рот издал что-то нечленораздельное. Похоже, узнал того, кто его поймал. — Хр-р-р…

Поздно. Голову немца, словно зажали в тисках. В рот полезла какая-то пахучая травяная смесь, которую он безуспешно пытался выплюнуть. Не получилось.

— Не надо, хуманс, не дергайся, — шептал Риивал, наклонившись к его уху. — Лучше побереги силы, ведь они тебе скоро пригодятся… Хорошо, вот так и лежи.

Тело арестанта расслабилось, оказавшись мягким, словно набитым ватой.

— Сонная трава поможет тебе не умереть сразу, хуманс. Наслаждайся, хуманс…

Рядом с телом опустился вещмешок с вещами, нужными для ритуала. Движения у Риивала были отточенными, быстрыми — он доставал один инструмент за другим, ставя их в известном лишь ему порядке.

— Темная госпожа, это сильный воин, сумевший удивить своим искусством даже меня. Его броски ножей были так стремительны и невероятно точны, что мне едва удавалось увернуться. Достойный воин…

Восхваление жертвы было неотъемлемой частью ритуала Подношения. Чем более пышными и подробными были перечисления достоинств пленника, тем более ценным объявлялось подношение Богине и, соответственно ее благосклонность.

— Достойно восхищения и его умение идти по следу. Находясь в дальнем рейде среди многочисленных врагов, он в одиночку сумел пленить целого тысячника и многих его людей, — дроу говорил негромко, плавно, почти не делая пауз между словами. Оттого речь получалась тягучей, напоминающей молитвенное песнопение. — Я знаю немногих воинов, способных проделать такой же путь и остаться в живых…

Одним движением ножа дроу разрезал рукав пленника, вторым прочертил по коже глубокую кровавую царапину. Еще движение, и рядом с первой пролегла вторая точно такая же царапина. Прошло еще немного времени, и уже вся рука немца оказалась покрыта причудливым багровым рисунком, имевшим глубокий ритуальный смысл. В этих резких ломанных линиях, напоминающих хаотично переплетенные друг с другом черточки, были записаны имена Благословенной Ллос, Богини с тысячью имен.

— Боль, хуманс, будет лишь нарастать, заставляя тебя сходить с ума. Пока действует сонная трава, боль похожа на крошечный беззащитный ручеек, который можно с легкостью перешагнуть. Но вскоре ручеек превратится в полноводную реку, а так станет бурным, сносящим все на своем пути, потоком. И тогда ты станешь еще ближе к Темной госпоже…

Пленник сопел, пыхтел от ужаса, строя жуткие гримасы. В глазах плескалась невероятное отчаяние.

— Темная госпожа, прими же его в свои верные слуги.

Выдохнув, дроу замер, но через мгновение вновь взмахнул ножом. Его движения стали еще стремительнее, резче. Кровавые брызги летели в стороны, сталь порхала над телом бабочкой. Царапины стали надрезами, показались кости, плоть раскрывалась пластами, подобно одежде обнажая внутренности.

— Пусть он первым склонится у твоих ног…

И тут пленник дернулся и издал нечеловеческий вопль…

С первыми лучами солнца в полевой лагерь полка влетел взмыленный всадник, переполошивший всю охрану. Часовой у шлагбаума, «заинструктированный» после недавнего происшествия до самых бровей, не раздумывая, выстрелил в воздух при виде скачущего во весь опор вестового. Нападение, похоже, привиделось. Его товарищ, вообразивший было поимку еще одного диверсанта, выставил из окопа пулеметное рыло и во весь голос заорал «стой, стрелять буду».

— … Б…ь, из штаба! Совсем ослепли, вашу мать! — чумазый вестовой, с головы и до ног покрытый пылью, еще громче обложил их матом. — Срочная депеша! Молния!

— Пароль сказывай! — не уступал часовой, вцепившись в шлагбаум. Всем своим видом показывал, что сдохнет, но никого не пропустит. — И документы!

— Какой еще на хрен пароль⁈ Глухие что ли⁈ — всадник аж побагровел от злости. Одной рукой держал пакет, другой тянулся за плеткой. — Молния! Комполка срочный пакет нужно вручить! Олухи, б…ь!

Лишь с приходом разводящего — сонного, то и дело теревшего глаза, лейтенанта — все утряслось. Он одним глазом глянул на документы и махнул рукой, приказывая поднять шлагбаум. Действительно, вестовой из штаба.

— Товарищ полковник, срочная депеша! — всадник уже спешился и тянулся перед командиром полка, тоже привлеченного шумом. — Приказано немедленно вскрыть пакет и действовать в соответствие с инструкциями.

Увесистый пакет с сургучной блямбой, переданный полковнику, тут же привлек к себе внимание всех, кто оказался рядом. И в бросаемых на него взглядах не было ничего веселого. Командиры догадывались, что их короткому отдыху явно пришел конец.