Черный дембель. Часть 5 (СИ) - Федин Андрей. Страница 42

В воскресенье утром в комнате Кирилла (в общежитии) и в доме наших родителей провели обыски. У родителей ничего «подозрительного» не нашли. Хотя я после прикидывал, что годился на роль злобного убийцы больше, чем мой младший брат. Но второго мая меня видели и слышали едва ли не все обитатели посёлка (тогда я знатно погулял) — времени на поездку к Наташиному дому у меня попросту не нашлось бы. А вот у Кирилла алиби не было. Более того: соседка второго мая действительно видела, как он поднимался на Наташин этаж.

У Кирилла в общежитии нашли футболку со следами Наташиной крови и «тот самый» завёрнутый в чужое полотенце кухонный нож. Кровь на футболке принадлежала Тороповой: этого не отрицал и Кирилл. Он сказал, что Наташа «разволновалась» во время разговора с ним, и у неё пошла носом кровь. Он доказывал, что подобное «бывало и раньше». Вот только Наташина мама и соседки Тороповой по общаге заявили: с Наташей подобного раньше не случалось. В этой (в новой) жизни ни я, ни Котова подобных случаев с кровью Тороповой пока тоже не замечали.

Кровь на белой футболке моего младшего брата «тогда» выглядела подозрительно (даже для меня). Но её там было мало: всего лишь одно пятно размером с пятикопеечную монету. А позже (в девяностых годах) я убедился, что «мясники», зарезавшие даже одного человека, обычно выглядели не столь опрятно. Поэтому и тогда, и сейчас я больше верил Кириллу, нежели его обвинителям. Да и пятно крови в те годы (насколько я сейчас помнил) почти не исследовали. Только определили группу крови, которая совпала с Наташиной. Но группа была далеко не редкой.

Главной уликой против Кирилла на суде стал окровавленный нож. Его обнаружили в комнате Кирилла и Артурчика (в шкафу с одеждой). Артурчику (как и мне) повезло: его алиби на время Наташиного убийства было «железным». А вот для Кирилла этот нож в шкафу (вместе с показанием соседки, кровью на футболке и тем фактом, что сосед-пенсионер «узнал» голос Кира) стал приговором. Никого на суде не удивил тот факт, что хранение в шкафу орудия убийства — идиотский поступок, свойственный только слабоумному и психически нездоровому человеку.

Я своего младшего брата слабоумным не считал, как не замечал у него и прочих психических отклонений (кроме наивности и излишней честности). Для меня этот нож в шкафу всегда выглядел наглой и откровенной «подставой». Об этом я во весь голос кричал и на судах (меня трижды выводили из зала). Я не сомневался в том, что нож Кириллу подбросили. Вот только тогда не представлял, кто это сделал. Хотя и предполагал, что мой брат стал жертвой «подставы» неслучайно: уж очень удобной кандидатурой он оказался. Удобной, в том числе и для следствия.

«Тройное убийство в Новосоветске» раскрыли в показательно короткий срок. Прибывшая из Москвы следственная группа на страницах городской газеты похвалила своих коллег за «хорошую работу». Милиционеры поделили награды, партийные работники отчитались «на самый верх» о результатах своих трудов во благо спокойствия жителей Новосоветска. Кирилла приговорили к «исключительной мере наказания» и в начале тысяча девятьсот семьдесят девятого года расстреляли. Моя мама слегла с инсультом. Отец запил. А я лишь каким-то чудом в то время не угодил в тюрьму.

После я осознал, что от «необдуманных действий» меня в те годы удерживала забота о родителях. Я понимал, что очередные «плохие» известия моя мама попросту не переживёт. Поэтому до перестройки я вёл себя относительно скромно. Пока были живы родители. Хотя и в те годы о Чёрном знали не только в Новосоветске. Вот только теперь (в новой жизни) у меня были иные планы на будущее. В которых расстрел Кирилла и убийство семьи Тороповых не значились. Да и Чёрный в этой реальности был иным: моя озлобленность на мир не исчезла, но она давно не руководила моими действиями.

Мой подход к «делам» со времён прошлой юности изменился. Я уже не мчался на своих врагов с шашкой наголо. И не приступал к «работе» без тщательной подготовки. Артурчик поговаривал, что «на старости лет» я стал осторожным и «слишком продуманным», не похожим на «прежнего» Чёрного. Но я давно уже сравнивал любой свой «бизнес» с изготовлением тортов. Помнил, что во всех делах, как и в кулинарии, важен правильный выбор «ингредиентов» и хорошее оборудование. Теперь я не допускал спешки. Уделял много времени и внимания подготовке.

Сегодня утром (проснувшись в квартире Уваровых) я отметил: подготовка к очередному «делу» вошла в завершающую стадию. Остались лишь финальные штрихи. Но и они уже значились в моём заранее заготовленном «рецепте».

Второго мая (за час до полудня) я приехал на мотоцикле к дому Тороповых. Наташины родители проживали в первом подъезде. Я к нему не поехал. Пристроил Братца Чижика в глубине двора под ветвями каштана, неподалёку от ароматного контейнера с мусором. Отсюда я прекрасно видел подходы к подъезду. Но меня здесь заметить Наташиным гостям было бы сложно. Я бросил в боковой прицеп мотошлем, зевнул. Пару минут наблюдал за тем, как сидевшие в центре двора за столом мужчины «забивали козла». Послушал споры игравшей в «ножички» (в десятке шагов от меня) ребятни. Потёр глаза и развернул взятую в квартире Уваровых газету («Советский спорт» за тридцатое апреля этого года).

Прочёл на первой странице газеты заметку «Чествуют чемпионов». Там сообщали: «Вчера в Москве в спортивном дворце ЦСКА в присутствии трёх тысяч зрителей состоялось чествование хоккеистов сборной СССР — 14-кратных чемпионов мира и 17-кратных чемпионов Европы. Под звуки популярной песни „Трус не играет в хоккей“ на льду появились герои Мюнхена и Дюссельдорфа…» Я пробежался по тексту заметки глазами. Узнал, что «за выдающиеся спортивные показатели в чемпионате мира и Европы 1975 года, проявленные высокие моральные качества, стойкость мужество и самоотверженность сборная СССР по хоккею награждается переходящим Красным знаменем ЦК ВЛКСМ».

Чтение не отвлекало меня от слежки за подъездом. Хотя я и представлял, что в ближайшие полтора часа ничего интересного (для меня) около дома Тороповых не увижу. Просмотрел газету в поисках отчёта о матче нынешнего Чемпионата СССР по футболу между московскими клубами «Спартак» и «Динамо». Коля мне утром сообщил, что москвичи сыграли между собой вничью. Но в газете об этом не было ни слова. Зато я нашёл заметку о том, что «соперники киевских динамовцев в предстоящем 14 мая в швейцарском городе Базеле футбольном матче розыгрыша Кубка обладателей кубков — футболисты будапештского „Ференцвароша“ выиграли очередной матч чемпионата Венгрии у команды „Печ“…»

Я улыбнулся: вспомнил, как смотрел вместе с папой в «том» мае матч между киевским «Динамо» и клубом «Ференцварош» из Будапешта. Финал Кубка обладателей кубков. На время матча мы с отцом даже позабыли о свалившихся на нашу семью неприятностях. Дружно вопили от радости, когда Владимир Онищенко забил первый гол. Радовались, и когда Онищенко ещё в первом тайме удвоил преимущество «Динамо». Нашему счастью не было предела после третьего гола в ворота «Ференцвароша». Его забил Олег Блохин, ставший лучшим бомбардиром Чемпионата СССР по футболу тысяча девятьсот семьдесят пятого года и вторым после Льва Яшина советским футболистом обладателем награды «Золотой мяч».

Я свернул газету в трубочку, посмотрел на часы. Провожал взглядом пролетавших над детской площадкой птиц и спешивших по своим делам пожилых женщин, помахивавших сетками-авоськами. Уже в прошлом месяце я догадался, кто именно сегодня явится в квартиру Тороповых. Его я сейчас и высматривал — не обращал внимания на случайных прохожих. Ни подростки, ни пенсионерки не вызывали у меня подозрения. Не подозревал в преступных намерениях я и игравших сейчас в домино мужчин (но не выпускал их из поля своего зрения — на всякий случай). За час до предполагаемого времени убийства я заметил шагавшего через двор человека. Невольно вскинул от удивления брови. Потому что узнал своего младшего брата.

Кирилл шагал через двор неторопливо и словно нехотя. Смотрел себе под ноги — не по сторонам. Выглядел задумчивым и печальным. Он шёл к Тороповым. Я в этом убедился, когда Кирилл вошёл в первый подъезд.