Артефактор (СИ) - Лекс Эл. Страница 11

Последним артефактом было кольцо с темным камнем. Кольцо называлось просто и ненавязчиво — «поводок», и было одним из самых распространенных, дешевых и востребованных артефактов в мире. «Поводок» привязывался к любому предмету, какой только душа пожелает, и, при активации, призывал этот предмет к хозяину. Имелись ограничения по весу, да и по размеру тоже, но все равно это была очень полезная вещь, пользоваться которой не брезговали и маги тоже. Бурков даже показал собственную руку, на которой красовалось кольцо его собственного «поводка», только не с желтым, а с красным камнем.

А вообще, как оказалось, артефакты могли делать много всего, даже то, что нельзя было сделать с помощью обычной магии, например, перемещать предметы или размещать их в одном месте, создавая пространственные карманы, где вещи не занимали места.

— Н-но с-само с-собой, что м-много артефактов од-дновременно использовать не п-получится! — продолжал профессор. — Это очень затратно п-по мане, особенно если артефакт с-сделан ч-человеческими руками. Д-даже я не с-смог бы к-контролировать все эти артефакты одновременно!

Я внимательно слушал, но на самом деле лишь выжидал момент, когда профессор даст нам поработать с артефактами. И вот на этом моменте у многих начались проблемы. Структурники, которые легко могли вить из свободной маны веревки, не могли активировать артефакты. Они по привычке вытягивали ману наружу, вместо того чтобы пропустить ее через артефакт. Поэтому они и не работали, кроме «Сигнуса», который всегда был готов к работе. У техномантов получалось взаимодействовать с артефактами с первой или второй попытки. У стихийников дела обстояли средне, а биоманты, похоже, вообще не понимали, что от них требуется.

Как-то так получилось, что я был самым последним, до кого добрались пущенные по рядам артефакты. И, когда они наконец оказались у меня в руках, когда я смог их пощупать, оценить, ощутить их — все изменилось.

Не было больше никаких проблем в том, чтобы изобразить что-то с помощью маны. Она испарялась с моих ладоней, пропитывая каждый артефакт, насыщая их, привязывая их ко мне самой крепкой из всей связей. Я видел их все изнутри, я понимал, как они устроены, я мог ими управлять, как частями своего тела… Да что там — я мог бы их повторить, если бы у меня были подходящие материалы!

— Т-тэр Стрельцов? — донесся до меня голос Буркова, будто из другой реальности. — Вы в п-порядке?

Я улыбнулся и открыл глаза, которые, даже будучи закрытыми, не мешали мне видеть чудеса, лежащие на моих ладонях.

— В полном порядке, — ответил я и поднял руки.

В левой я держал «джокера», зависшего прямо в воздухе дождем рассыпавшихся карт, словно время для него остановилось.

В правой — «скутус», закрывший руку до локтя, и «поводок», который подчинился моему требованию и уже призвал в пальцы то, к чему был привязан — какой-то тяжелый медный кубок, тронутый патиной.

А над плечом парила, ожидая мысленных команд, «сагитта».

То, что я раньше считал иронией судьбы, оказалось ее подарком. Мой бесконечный запас маны позволял мне управлять несколькими артефактами одновременно и даже «понимать» их. Один раз просветив «сагитту» своей маной, я запомнил ее структуру и теперь мог воспроизвести ее с тем же функционалом, только дайте подходящие материалы. «Поводок» был еще проще: я мог создать его сам, просто соединив два предмета с помощью маны.

Я перевел взгляд на «сагитту», и она, подчиняясь моим мыслям, сорвалась с места и долетела до двери, а потом вернулась обратно. Я слегка шевельнул пальцами, и «джокер», зависший в воздухе, снова сложился в одну тонкую карту, игнорируя гравитацию.

Я аккуратно сложил все артефакты на парту перед собой и поднял руку, как прилежный студент.

— Скажите, есть ли еще какие-нибудь интересные артефакты?

— К-конечно есть… — пролепетал Бурков, не сводя с меня взгляда. — Н-но их не п-положено… Т-так сразу… П-первокурсникам… Э-это… Д-дальше п-по п-программе…

— Ну хорошо, — я кивнул и опустил руку. — Я подожду.

— Эй, — шепнула мне Ада, ее глаза сверкали золотистым. — Я же говорила, что получится!

Я тоже улыбнулся ей, и в этот момент прозвенел колокол, возвещая о конце урока.

— Д-домашнее з-задание!.. — переполошился Бурков. — Д-домашнее… Ч-что я т-там… З-задание… А, ч-черт с ним, б-без задания!

Студенты радостно загудели и тут же забыли о том, что я только что проделал с артефактами. Они спешно засобирались, но я вышел из кабинета первым. На пороге я почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся. Это был Бурков, и он смотрел на меня с задумчивым выражением, как срочно вызванный сантехник на пиво, текущее из крана вместо воды. Вроде и надо что-то исправлять, а вроде и исправишь — сделаешь только хуже.

На сегодня это было последнее занятие, за которым последовал ужин и свободное время в гостиной. Студенты разбились по группам, выполняя домашние задания преподавателей. Я немного понаблюдал за ними и решил заняться своим собственным домашним заданием, которое придумал для себя сам.

Я хотел создать первый артефакт. Для «поводка» подойдут два любых предмета, кольцо выбирают просто потому, что его удобно носить.

Но у меня было кое-что поинтереснее простого кольца. У меня был камень в груди, который, в отличие от кольца, невозможно снять и оставить где-то. Поэтому я решил привязать «поводок» к нему, а другой конец — к ледорубу. Я уже много раз жалел, что не могу призвать его к себе по желанию, поэтому выбрал именно его для эксперимента.

Я вытянул из себя нить маны и без труда пропустил ее через камень и рукоять ледоруба. Это оказалось проще, чем я думал, даже легче, чем сшить иголкой два куска тонкой ткани. Мановая нить словно сама стремилась проникнуть в предметы и остаться там.

Я резко оборвал нить и наблюдал, как ее конец медленно угасает. Но связь между ледорубом и камнем в груди осталась. Проведя рукой между ними, я даже почувствовал легкое сопротивление, как будто разорвал невидимую паутинку.

Я занимался всем этим в спальне, где не было много места, чтобы проверить, насколько все удалось. Пришлось бросить ледоруб на кровать Паши, ведь это была самая удаленная от меня точка, и призвать его обратно.

Через мгновение я с удовлетворением перебирал пальцами резиновую рукоять ледоруба, который появился в руке прямо из воздуха. Даже ремешок темляка оказался на запястье — все было в том же виде, в каком я зачаровывал предметы.

Пока остальные студенты учились превращать ногти в когти или создавать иллюзии глаз на затылке, я уже сделал свой первый артефакт! Он работал безукоризненно, и это — с первой попытки! Если так пойдет и дальше, я смогу легко воспроизводить все артефакты, которые мне попадутся. Это значит, что привести мой факультет к победе и получить кубок университета будет проще, чем я ожидал!

Ох, не тот вид магии назвали самым сильным в этом мире, ох, не тот…

До самого отбоя я развлекался с новой игрушкой, пытаясь понять, есть ли у нее какие-то ограничения. В итоге выяснилось, что ограничений нет — ледоруб всегда оказывался у меня в руках, независимо от того, где он находился: под подушкой, в закрытом шкафу или даже за каменной стеной, когда я выбросил его из окна. Надо будет на следующем занятии уточнить у Буркова, есть ли ограничения у «поводка», не может быть, чтобы их не было.

Но на следующем занятии, уже на следующий день после завтрака, нас ждал «аэробол». Так как это был единственный предмет, у которого вместо кабинета было указано «стадион», я решил, что это что-то вроде физкультуры.

Так оно и оказалось. А еще оказалось, что стадион — это та самая свернутая в восьмерку структура, которую я приметил еще на карте, но не понял, что она из себя представляет. Пять секторов высоких ступенчатых трибун окружали котлован, в котором расстелилась огромная широкая восьмерка с покатыми стенами. Это выглядело так, словно когда-то здесь была гигантская змея, свернувшаяся в два кольца, а потом она просто исчезла, оставив после себя пустое пространство.