Сливово-лиловый (ЛП) - Скотт Клер. Страница 60

Роберт, бросив взгляд мне между ног, запрещает это и вместо этого требует, чтобы я открыла рот. Делаю, как он приказывает, чувствуя, как снова начинает пульсировать мое возбуждение, хотя знаю, что на этот раз я тоже не кончу. Мне придется очень быстро принимать душ. Очень, очень быстро. Его полутвердый член скользит мне в рот, и я усердно стараюсь как можно быстрее его заставить подняться. Роберт снова использует меня и снова отступает перед тем, как кончить. Я вижу, как он хватает мои трусики, пока себя стимулирует, и задыхаюсь разочарованно, когда он орошает их спермой.

Он осторожно, чтобы не пропало ни капли, протягивает мне полностью забрызганный кусок ткани, и с усмешкой говорит:

— Надевай.

— Это?

— Да.

Я указываю на следы его спермы между ногами и тихо говорю:

— Я хотела принять душ и…

— Ты уже приняла душ, Аллегра. Сейчас ты наденешь свои трусики и отправишься со мной на свадьбу. С трусиками и пиздой, полной спермы.

— Но… — говорю я и сглатываю. О Боже! Я буду чувствовать влажные трусики, даже если они уже будут сухими в течение нескольких часов. Каждая капля будет разжигать огонь унижения в моей душе, и всякий раз, когда он посмотрит на меня своим особым взглядом, мне будет стыдно — и я буду возбуждаться от этого стыда. И когда мы вернемся домой, мои трусики снова будут мокрыми. На этот раз от меня.

— Аллегра.

Тихо, предупреждающе. Еще больше аргументов, и я почувствую его строгость. Я беру трусики и надеваю, прикусывая губу, когда чувствую влагу — его сперму на моей коже. То, что он делает сейчас со мной, так же эффективно, как и любой ошейник. Только это никто не заметит. Это вопрос головы, невидимая связь между нами. Ни единая душа не увидит, но для меня это будет абсолютно пластично и ощутимо.

Я встаю, оправляя трусики, пока он не останавливает мои руки.

— Перестань. Одевайся. Наведи красоту. Возьми красную помаду. Ту, что выглядит так здорово, когда я трахаю тебя в рот.

Я вздрагиваю, между ногами распространяется сильное напряжение, щекоча и делая меня маленькой. Я больше не хочу идти на эту свадьбу, хочу остаться здесь и быть доступной для Роберта. Я иду в ванную, и Роберт следует за мной. Он следит и контролирует меня — это часть игры. Я делаю макияж, нанося красную помаду, как и приказано. Роберт наблюдает за мной, застегивая свою рубашку. Прежде чем я начинаю укладывать волосы, он встает позади меня и вонзает пятерню в волосы на затылке.

— Посмотри на себя, Аллегра, — шепчет он мне на ухо, — Посмотри на себя. Блядская красная помада, полностью обкончанные трусики и это шикарное платье. Ты знаешь, что ты?

— Да, Роберт.

Мой голос звучит приглушенно, и наши взгляды встречаются в зеркале.

— И что ты есть?

— Я шлюха, Роберт.

— Именно это ты и есть, Аллегра. Маленькая, жаждущая члена блядь. И чья ты шлюха?

— Твоя, Роберт, — шепчу я, он отпускает мои волосы, хлопает меня по заднице и улыбается. Я там, где он хочет меня иметь, и он будет наслаждаться свадьбой, несмотря на костюм. Потому что сможет пировать моим позором и унижением, которые будут снедать меня весь день.

***

— Аллегра, — говорит Роберт, припарковав машину у замка и выключив двигатель, — два напитка, не более того. Поняла?

— Да, Роберт.

Я улыбаюсь и наклоняюсь, чтобы поцеловать его.

— Подожди, — шепчет он, удерживая меня на расстоянии. — С каких это пор шлюшки целуются в губы?

Унижение течет, как лава, через мое сознание, и моментально позорное состояние моих трусиков снова выходит на первый план.

— Ты не будешь целовать меня сегодня, Аллегра. Я буду брать то, что хочу, до завтрашнего утра включительно.

— Да, Роберт.

— Хорошо. Оставайся на месте.

Он подмигивает мне и выходит. Я знаю, что он только что сказал это, чтобы напомнить мне, кто командует парадом. Он хочет, чтобы я находилась «в зоне», желательно весь день, хочет наслаждаться тем, как я борюсь с собой, моими внутренними метаниями, и все же всегда послушно соблюдая место, которое он мне назначил. Я слышу и чувствую, как открывается багажник, но смотрю прямо на стену, перед которой мы припарковались. Я ощущаю внутри себя глубокую умиротворенность, которую всегда чувствую, когда нахожусь в абсолютном равновесии с собой и своей сабмиссивностью, когда мне удается прочно закрепиться в «зоне». Роберт хлопает крышкой багажника и открывает пассажирскую дверь, галантно помогает мне выйти из машины и поддерживает мое пальто.

— Спасибо, — говорю я, ища его руку, и съеживаюсь, когда мои пальцы касаются его, — можно? — тихо спрашиваю я, и он, улыбаясь, берет меня за руку.

Мы должны пройти немного до входа, и Роберт шепчет мне на ухо:

— Мне нравится, когда ты такая. Покорная, мягкая, послушная, податливая и ласковая. Когда позволяешь вытворять с тобой все, что мне вздумается — это дико заводит меня. Если бы я знал, что с тобой делают обкончанные трусики, я бы сделал это гораздо раньше…

— Роберт… — шепчу я и обхватываю его руку, умоляя, отчаявшись. Он так возбуждает этим голосом — голосом, которым он может заставить меня резонировать.

— Ты мокрая, Аллегра? — тихо спрашивает он, толкая дверь во внутренний двор.

— Да, Роберт.

— Очень хорошо. Я так и хочу, — улыбается он и пропускает меня вперед.

***

Десять минут спустя мы, поприветствовав всех присутствующих и найдя места в маленьком зале, где разместился представитель ЗАГСа, усаживаемся. Роберт берет мою руку и переплетает пальцы с моими. Я люблю его за этот нежный жест в этот момент, когда речь идет, надеюсь, о связи на всю жизнь. Я хотела бы поцеловать его, но мне не позволено это делать, поэтому я сдерживаю это желание. Речь регистратора не особенно оригинальна или воодушевляющая, и я разглядываю людей, сидящих в поле моего зрения. Мои мысли блуждают к нашему с Робертом совместному будущему, и мне интересно, думал ли Роберт когда-нибудь о женитьбе. Не на мне, ради всего святого, а вообще. Думаю, что для меня не обязательно быть замужем, даже без свидетельства о браке я принадлежу своему мужчине гораздо больше, чем среднестатистическая женщина в браке. Захочет ли Роберт когда-нибудь иметь детей? Мы никогда не говорили об этом. С одной стороны, он любит Лотти и так чудесно справляется с ней, с другой стороны, наш образ жизни не идеальный образец подражания для маленьких и больших детей. От детей невозможно ничего утаить, я знаю это по собственному опыту. Как бы осторожна ни была моя мама со своей интимной жизнью, я всегда это замечала. Я вздрагиваю, вспоминая ту ночь, когда застала маму с Петером, ее долговременным любовником. Петер был автомехаником и у него всегда были грязные руки. Я очень хорошо помню, как его испачканные машинным маслом пальцы впивались в бледную плоть моей матери. Они трахались на диване, и Петер был самым громким мужчиной, которого я когда-либо встречала. Ни моя мама, ни он не заметили меня, несколько секунд стоявшую в дверях гостиной, а потом с отвращением отвернувшуюся и ушедшую в свою комнату. Думаю, мне было лет девять, потому что когда мне было десять лет, Петера уже не было.

— Тебе холодно, красавица? — тихо спрашивает Роберт на ухо, и я понимаю, что меня передернуло не только внутренне, но и внешне.

— Нет, все в порядке, — отвечаю я так же тихо и улыбаюсь ему.

Церемония заканчивается, и сияющая пара наконец-то супруги. Перед дверью подают шампанское, Роберт снимает два бокала с подноса, который держит рыжеволосая официантка. Он протягивает мне один из бокалов, и мы присоединяемся к очереди поздравляющих. Пока мы ждем, я чувствую руку Роберта на моей заднице, властную, требовательную. Интересно, может ли он чувствовать сквозь ткань, насколько все еще тепла кожа от ударов.

— Ты чувствуешь это? — тихо спрашиваю я и смотрю на него.

— Да, — отвечает он, — очень даже. Болит, а?

— Да.

Он наклоняется ко мне и целует, прижимает крепче, в то же время вцепляясь рукой в мою задницу, вызывая боль. Я чувствую его ногти сквозь платье и трусики и тихо стону ему в рот. Роберт улыбается и заканчивает поцелуй. Его глаза сверкают, когда он говорит одними губами «хорошая девочка».