Терапевтическая проза. Ирвин Ялом. Комплект из 5 книг - Ялом Ирвин. Страница 91

Интересно, думал Маршал, почему отмена дневных пациентов стала поворотным моментом его жизни. Он вдруг подумал, что это было переломное решение. Ни разу за все годы своей профессиональной деятельности он не отменял сеансы. На самом деле он никогда ничего не пропускал, будь то уроки в школе или футбольная тренировка. Его альбом был полон наград за посещаемость, скопившихся с начальных классов. Не потому, что он никогда не болел, никогда не получал травм. Нет, иногда он заболевал, как любой нормальный человек. Но он был достаточно упрям, чтобы не обращать на это внимания. Но никто не сможет провести терапевтический сеанс в состоянии паники.

Следующий пункт: позвонить Мелвину. Маршал знал, что скажет ему Мелвин: он никогда не упускал шанса наступить на больную мозоль. «Пора идти в банк, Маршал. Сейчас же неси этот вексель в „Credit Suisse“. Попроси их положить девяносто тысяч долларов на депозит твоего банковского счета. И скажи мне спасибо, Маршал, целуй мои ноги за то, что я настоял на получении этого векселя. Ты мой должник, дружище. И запомни, Маршал, хоть и не стоило бы мне тебе этого говорить: ты лечишь психов. Не вкладывай деньги в их предприятия!»

Час спустя Маршал с гарантийным банковским векселем в руке шел по Саттер-стрит по направлению к «Credit Suisse». По дороге он оплакивал разрушенные мечты о богатстве, о пополнении коллекции произведений искусства, о свободном времени, которое он сможет посвятить изложению переполняющих его идей, но больше всего он горевал о пропуске в мир посвященных, в мир частных клубов, латунных почтовых ящиков и дружелюбия избранных.

А Питер? Принадлежал ли он к этому миру? Он, конечно, не сможет заработать на мне, если, конечно, он не состоит в тайном сговоре с банком. Но, думал Маршал, если Питер не преследовал финансовый мотив, то какой тогда? Поднять на смех психоанализ? Может, он связан с Сетом Пейндом? Или с Шелли Меррименом? Или со всей этой фракцией, отколовшейся от Института психоанализа? Может, это чья-то злая шутка? Злой умысел? Но в любом случае, игра это или не игра, чем бы она ни была мотивирована, почему он не почувствовал подвох раньше? Я вел себя как последний кретин – тупой и жадный!

«Credit Suisse» оказался не действующим коммерческим банком, а банковским представительством, расположенным на пятом этаже офисного здания на Саттер-стрит. Банковский служащий, который встретил Маршала, изучил вексель, заверил его обладателя, что они действительно уполномочены работать с ним, и, извинившись, сообщил Маршалу, что заведующий отделением, который в данный момент работает с другим клиентом, пообщается с Маршалом лично. Кроме того, Маршалу придется немного подождать, пока они будут связываться с Цюрихом.

Через десять минут появился заведующий отделением – статный серьезный мужчина с усами а-ля Дэвид Нилвен на вытянутом лице – и пригласил Маршала в кабинет. Изучив его документы и переписав номера водительских прав и банковских кредиток, менеджер перешел к изучению банковского гарантийного письма, после чего пошел снимать с него копию. Когда он вернулся, Маршал спросил: «Как я могу получить деньги? Мой адвокат сказал…»

«Простите, доктор Стрейдер, не могли бы вы продиктовать мне имя и адрес вашего адвоката?»

Маршал сообщил ему соответствующую информацию о своем кузине Мелвине и продолжил: «Мой адвокат посоветовал мне запросить перевод денег на депозит моего счета в „Уэллс Фарго“».

Какое-то время управляющий молча рассматривал вексель.

«Какие-то проблемы? – спросил Маршал. – Это же вексель, гарантирующий мне выплату денег по требованию?»

«Действительно, это вексель из „Credit Suisse“, гарантирующий вам выплату денежных средств по вашему требованию. Взгляните сюда, – произнес заведующий, указывая на место для подписи. – Он отправлен из нашего отделения в Цюрихе и подписан Уинфредом Форстером, старшим вице-президентом. Я хорошо знаю Уинфреда Форстера, я бы даже сказал, очень хорошо: три года мы вместе работали в нашем отделении в Торонто, и… Да, доктор Стрейдер, есть проблема: это не его подпись! Более того, мы уже получили факс с подтверждением из Цюриха: то, что мы здесь видим, даже приблизительно не напоминает подпись Уинфреда Форстера. Боюсь, мне придется огорчить вас: это фальшивый вексель!»

Глава 23

Выйдя из кабинета Эрнеста, Кэрол переоделась в спортивный костюм и кроссовки в приемной на первом этаже и поехала к пристани для яхт. Она припарковала автомобиль около «Green' s», стильного вегетарианского ресторанчика, который принадлежал сан-францисскому Центру дзен-буддизма. Дорога огибала гавань, две мили шла вдоль бухты и заканчивалась в Форт-Пойнт под Голден-Гейт. Это был любимый маршрут Джесса. Она тоже полюбила здесь бегать.

Пробежка начиналась у старых зданий Форт-Мэсон, в которых размещались небольшие галереи, книжные магазинчики, художественный музей, театр и театральная студия. Они бежали мимо лодочных спусков вдоль бухты, где под ногами мешались нахальные чайки, мимо поляны, где запускали воздушных змеев – не обыкновенных треугольных или квадратных, которых они пускали с Джебом, а авангардные модели: змей-Супермен, или змей в форме женских ножек, или блестящие металлические треугольные змеи в стиле хай-тек, которые издавали глухое жужжание, когда меняли направление или ныряли вниз, выписывая сложные пируэты. Потом дорожка огибала крохотный пляж, на котором вокруг сюрреалистичной песочной статуи русалки нежились под солнцем немногочисленные загорающие. Длинный участок пути пролегал прямо у воды, где серферы в мокрых гидрокостюмах готовились к заплыву. Дальше они бежали по каменистому берегу, усеянному каменными скульптурами: груды камней, тщательно отобранных неизвестным скульптором, напоминающие фантастические бирманские пагоды; по длинному пирсу, кишащему мрачными трудолюбивыми чернокожими рыбаками, причем, как показалось Кэрол, ни одному из них еще ни разу не удалось ничего поймать. Последний этап проходил у подножия Голден-Гейт, где можно было наблюдать, как сексуальные длинноволосые серферы, словно поплавки, качаются в ледяной воде, готовясь оседлать высокую темную волну.

Теперь они с Джессом бегали почти каждый день – иногда по тропинкам парка Голден-Гейт, иногда вдоль пляжа к югу от Клифф-Хаус, но обычно у пристани. Встречались они и по вечерам. Обычно, возвращаясь домой с работы, она находила его в кухне, где он готовил ужин и болтал с близнецами, которые очень к нему привязались. Джесс ей нравился, но на душе было неспокойно. Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. А что будет, когда они станут еще более близки, настолько близки, что он сможет увидеть, какая она на самом деле? Ее внутренний мир, ее тайные мысли были не такими уж привлекательными. Отступится ли он? Ее пугало, как легко он стал вхож в ее дом, как легко ему удалось расположить к себе детей. Останется ли у нее возможность выбора, если она поймет, что он не тот мужчина, который ей нужен? Или у нее не будет выхода, и ей придется выбрать то, что лучше для детей?

В тех редких случаях, когда неотложные дела не позволяли Джессу составить ей компанию, она бегала в одиночестве. Удивительно, как сильно она полюбила бегать трусцой. Возможно, она любила то ощущение полета, которое оставалось с ней весь день после пробежки, или же восхитительное возбуждение, которое волной прокатывалось по ее телу, когда открывалось второе дыхание. А может быть, она просто влюбилась в Джесса и ей нравится все то, что нравилось ему.

Бегать в одиночку было не так увлекательно, как с Джессом, но это давало ей нечто другое: она могла заняться саморефлексией. Поначалу во время одиночных пробежек она слушала плеер: кантри, Вивальди, японская флейта, «Битлз», но теперь она оставляла плеер в машине, чтобы помедитировать на бегу.

Идея выделять время для того, чтобы подумать о жизни, была сама по себе революционной. Большую часть своей жизни она поступала как раз наоборот, постоянно находя какие-нибудь занятия, чтобы отвлечься. Что же изменилось – думала она, скользя по дорожке и распугивая чаек. Во-первых, ее эмоциональная жизнь стала необычайно насыщенной. Раньше пейзажи ее внутреннего мира были однообразными и безрадостными. Это был узкий спектр негативных эмоций: злость, обида, сожаление. Большей частью эти эмоции были направлены на Джастина, а остальное предназначалось тем, кто встречался ей на жизненном пути. Позитивные эмоции вызывали у нее только дети, и никто больше. В этом она следовала семейной традиции: она была дочерью своей матери и внучкой своей бабушки! И узнала она об этом от Эрнеста.