Корыстный интерес (СИ) - Венджинс Ник. Страница 11
Казначейская жена вовсю подхихикивала, подставляя зад то одному, то другому, то третьему ухажёру.
— Весёлая компания, — прокомментировал я. — Это они так постоянно живут, все вместе?
— А то! — завистливо глядел туда же привратник. — У них, поговаривают, и спальни общие! Представляешь, как они с одной постели на другую прыгают в течение ночи? Или все вместе на одной огромной кровати, где много красивых женщин.
— Ты бы тоже так хотел? — не удержался я.
— Да любой бы так захотел! — воскликнул он. — Смотри, какая она... штучка.
— Так она же всем даёт.
— В этом-то вся и прелесть. Животный инстинкт! Приятно самку всем окопом охаживать.
— Ты что-то путаешь. Это не животный инстинкт, это извращённый инстинкт.
— Посмотри на кошек и собак.
— Это искусственно выведенные животные. Не знал? У древних генотипов всё по-другому. Чем древнее ген, тем моногамнее существо. Только мало их осталось. Почти всех уже заменили обновлённые виды. И ты, к слову сказать, не совсем животное. Зачем ты себя с псарней сравниваешь?
— Странник — это от слова странный? — засмеялся парень.
— Может, и так.
— Алхимик, а такой глупый, необразованный совсем. Всё это даже школьники знают.
— А конкретней? — ничуть не оскорбился я. Людям свойственно насмехаться и поучать других. Самое весёлое начинается, если притвориться невежественным или намеренно спровоцировать поучения в свой адрес: так гораздо быстрее можно увидеть скрытые качества человека.
Натура лжеправедников патологически не выносит иное мнение, нестандартную реакцию на известную всем псевдоблагородную тему или поведение в обществе, если оно отличается от принятого большинством. Честно признаться, я обожал это делать. Вроде как даёшь человеку возможность, намеренно переносишь его на некий перекрёсток и смотришь, какую дорогу он выберет. Мало кто выбирает путь мудреца и святого праведника, обычно все выбирают путь воителей и палачей. Что ж, это они сами снимают баллы со своей души, я лишь предоставляю шанс возвысить душу, а уж как они этим шансом воспользуются...
— В древности, — надулся от важности привратник, — все стремились расплодиться, поэтому полигамия — это нормальное, здоровое поведение.
— Это многое объясняет, — усмехнулся я. — То, чему обучают в школах, это своеобразная, адаптированная для детей, общепланетарная политика с государственными вариациями толкований тех или иных выгодных «фактов». Всегда. Настоящие знания, истинные сведения — они, как правило, под замком. Только глупец станет думать иначе. А те, кто видел, и те, кто знакомился с подобными знаниями, те просто посмеиваются над такими, как ты: упёртыми, зомбированными попугаями.
В этот момент казначейская жена заливисто рассмеялась и, кивнув продавцу, спряталась в тени палатки. Следом за ней зашёл один казначейский мужеложец. Судя по ритмично колыхающимся полупрозрачным шторкам палатки, они там не товар выбирали.
Вскоре у той самой палатки образовалась настоящая толпа страждущих. Всем хотелось поглядеть на секс высших особ. Когда же вышел первый наложник, туда вошёл второй, а затем и третий.
— И часто у вас подобные представления на рыночных площадях устраивают? — уточнил я у парня, слюни которого уже чуть ли не капали ему на воротник.
— Частенько, — втянув слюни обратно, поведал он. — С тех пор как правитель устроил сексуальную революцию, почти каждый день. Он поощряет публичную демонстрацию любви.
При этих словах вода, что я пил из фляги, брызнула мне на подбородок. Я подавился, но, кое-как откашлявшись, просипел:
— Любви?!
— Да, любви. У нас даже королевский указ имеется, где людям скрытным, ведущим тайную семейную жизнь, в обязательном порядке предписывается заниматься сексом на площадях пред всем честным народом. И не со своими супругами, а с теми, кого назначит суд. И это не всегда люди противоположного пола. Если человек закоснел в своих предрассудках, то его публично лечат.
— И как, помогает?
— Не всегда, — пожал плечами парень. — Иногда всё печально заканчивается.
— В смысле?
— Иногда подсудимые отказываются добровольно предаваться любви на площади, и тогда их берут силой в назидание другим. Это называется опусканием. Правительство очень переживает по этому поводу и на каждом шагу твердит о том, что всё это происходит из-за первобытных глупостей, из-за того, что когда-то нам внушили ложные моральные принципы. Против природы не попрёшь, а сражаться с ней — не только бессмысленно, но и опасно для общества, это плодит насилие. Когда же любовь свободна, когда не существует запретов и границ, тогда все счастливы и полностью удовлетворены. Никто себя в рамках не запирает, никто не ревнует, не беснуется, а напротив, все слышат свои желания, своё тело и делают так, как оно им велит. Любое сдерживание губительно, оно разрушает нас изнутри, начинаются психозы и неврозы, насилие и дискриминация, внутренние конфликты, ведущие к суицидам. Наше общество против самоограничения!
— Ты и понятия не имеешь о том, что такое самоограничение! — засмеялся я.
— Я знаю, о чём говорю! Я отличником в школе был, а сейчас собираюсь в академию поступать, просто подрабатываю тут.
— Послушай, парень, истинный смысл этого понятия не тождественен самообману и подавлению глубинных, природных желаний. Самоограничение — это, прежде всего, абсолютная свобода. А не бегство от самого себя, не забвение в бесконечных развлечениях, не сражение со своими страстями и уж тем более — не рабское потакание порокам. Мне даже интересно, сколько тебе лет, что ты уже сейчас мечтаешь не о любви, а лишь о сексе?
Парень похлопал глазами, затем сплюнул через широкую щель между верхними зубами и отмахнулся от меня, как от назойливой мухи:
— Мне семнадцать. И всё это сказки, программирующие население на внутренние конфликты, на отрицательные эмоции. Никакой возвышенной любви не существует! Есть лишь гормоны, есть химическая реакция, есть пристрастия и естественные желания, — заученно вещал он. — Мы не считаем всевозможные развлечения и свободу отношений чем-то порочным. Как бы оно ни было и чтобы оно ни значило, но мы против самоограничения! Поэтому у нас нет ни старых дев, которые никому не приглянулись, ни старых девственников. Если не получается создать семью, тогда можно подать объявление в газету и выставить себя на всеобщий доступ или пойти в древний храм — там даже немного платят за соитие с первым встречным, кому приглянешься. Это всё делается во благо процветания нашего государства. За соитие с чужестранцами платят вдвойне, ведь это вливание новой крови. Это важно.
— Храмовая проституция во всей своей красе, — пробурчал я себе под нос.
— Почему «проституция»? Некоторые так даже пару себе находят. Или просто детей рожают.
— От кого? От общественного собрания?
— К чему эти речи? Дети в любом случае общественные. За ними государство следит, обучает их, распределяет на работу или воинскую службу. Это же будущие налогоплательщики, за ними нужен особый присмотр. Ух ты! Посмотри на неё! — И парень указал на казначейскую жену. — Настоящая киса! Ах, какая ухоженная кожа, какие лоснящиеся локоны, тугие груди, бёдра, плоский животик, а соски как торчат! Того и гляди ткань платья продырявят! Подобные женщины — сплошь настоящие феи да принцессы! Они целыми днями себя украшают, ублажают да умасливают. Не то что рабочие бабы.
Казначейская жена вышла из-за полупрозрачной шторы палатки вся разрумянившаяся и расслабленная. Толпа принялась рьяно благодарить её за устроенное представление. Кто-то нахваливал отдельные части её тела и половые органы партнеров, которые при последнем совокуплении уже не скрывались за шторкой палатки. Кто-то хвалил за страстные стоны; кто-то в подробностях обсуждал, как она делала минет. Это напоминало комментарии недоумков-недотрахов к какому-то порнофильму или книге.
— Люди превзошли самих себя... — не веря своим ушам и глазам, прошептал я.
— Конечно! — раздувался от гордости парень. — Раньше никто не решался комментировать увиденное. Все тихонечко смотрели да безмолвно онанировали. А потом правительство порекомендовало поощрять откровенность и смелость.