Корыстный интерес (СИ) - Венджинс Ник. Страница 6
Мир заключают с врагом, а не с другом
И снова я очнулся от дикого вопля.
«Да что ж такое?! — возмутился я. — Не дают мне ни выспаться, ни отдохнуть в бессознательном состоянии!»
С трудом поднявшись на ноги, я огляделся и не сразу сориентировался в пространстве. Как скоро выяснилось, я по-прежнему находился на границе с лесом, а там, через поле, где виднелся одинокий домик, происходило что-то...
Моя спина оставляла на стволе сосны обширные кровавые пятна, голова раскалывалась, а вокруг всё кружилось. Высокая трава, пока я, шатаясь, шёл за каким-то Лешим обратно, то и дело грозилась встретиться с моим лицом. Мне казалось, что земля выгибается и только чудо не даёт ей ударить меня по носу.
Несмотря на ватные ноги и сильнейшее головокружение, я довольно-таки скоро приволок свою окровавленную тушку к участку Акады, где, кое-как перевалившись через забор, шмякнулся мешком за сараем. Так и пролежал минуты две, приходя в себя, пока не услышал мужской хохот и слова:
— Будь хорошей девочкой!
— Стяни с неё кофту! — ржал второй голос.
— У-у-у! Какие кругленькие и спелые! — восторженно завывал третий голос. — А если сжать, нравится, а? Что, уже стонешь?
— Отпустите! Мне больно!
— Заткнись! Эй, Кир, воткни ей в рот, пока я её с этой стороны...
— Все после меня! — пророкотал кто-то басом. — Я первый! Ей обязательно понравится, и она войдёт во вкус. Мокрая вся будет! Правда, киска?
— Уроды! Мерзавцы! Насильники! — кричала, захлёбываясь в слезах, «киска». — Будьте вы прокляты!
— Ай! Она кусается! — взвизгнул кто-то. — Сука! Она мне чуть член не откусила!
Меня бросило в жар.
Какой козёл придумал эту сказку, дескать, женщинам нравится, когда их берут силой? Наверное, только тот, в ком напрочь отсутствует эмпатия, тот, кто не видел, как эти женщины потом умирают от кровотечений и внутренних разрывов. И умирают они в жутких муках и боли. А если не умирают сразу, то умирают чуть позже — медленно, от воспаления и заражения. Ещё любят распространять миф, будто мужчина, который насилует женщин, однажды превратится в высокоморального члена общества, отсидев в тюрьме или просто «повзрослев душой». Или этот бред, мол, он влюбится в свою жертву. Это же надо до такого маразма додуматься! Насильник однажды — насильник навсегда, с той лишь разницей, что впоследствии аппетиты у насильников растут.
Я никогда не принимал участия в подобных забавах. И, честно признаться, действительно гордился этим. Но сделаться свидетелем, сидеть сейчас просто так за стеной сарая и ждать, когда эти пятеро разорвут Акаду, удовлетворив свои низменные инстинкты по нескольку раз подряд — это всё равно что стать соучастником всей этой бездушной грязи.
Тихонько выглянув из-за угла, я успел рассмотреть и оценить картину происходящего.
Акада лежала на боку, на земле, а руки её были связаны за спиной. Юбку ей задрали по самый пояс, сорвав нижнее бельё, кофту также разорвали, а чашечки бюстгальтера спустили вниз, оголив грудь, которую нещадно мял бородатый мужик, попутно угрожая девушке своей секирой...
«Она хотела убить тебя, — объяснял я сам себе, — воткнула грабли в спину, а если бы не убежал, то Акада разбила бы тебе голову тачкой или чем-нибудь ещё! Сейчас-то вон ручки у неё связаны, ничего наколдовать не может...»
Очередные сдавленные рыдания Акады вызвали во мне небывалый прилив сил, заглушив бешеным ритмом сердца настойчивый внутренний шепоток. Когда же Акада получила очередную пощёчину за отказ открыть рот, мой рассудок совсем слетел с катушек.
Не знаю, что со мной не так, но я снял со стены сарая косу и выскочил из-за своего укрытия. В моём полуобморочном состоянии, не имея ни магических возможностей, ни элементарных сил, чтобы даже сражаться врукопашную, это выглядело настоящим ребячеством.
Однако мне везло: замахнувшись косой, я скосил, аки боевым посохом, сразу двоих. Упав, один из них сразу вырубился, а второй принялся натягивать на себя штаны. Пока он был занят своими брюками, мне удалось размозжить голову третьему. Четвёртый замахал своей секирой, но я пребывал уже в таком состоянии, когда приходит полное спокойствие и ни одна эмоция больше не туманит ни зрение, ни рассудок.
Древко косы катастрофически быстро уменьшалось: как бы я ни скакал с палкой, наотмашь рубя противников, раз за разом моё оружие срезали мечами, отчего вскоре в руке остался один обглодыш. Затем посыпались искры: это секира то и дело лязгала по металлу граблей, которые я подобрал у своих ног, удачно наступив на них, но тут в меня швырнули сеть. Она закрутилась, зацепилась грузиками и, мгновенно спутав мне ноги и руки, лишила возможности орудовать граблями.
Вообще, если кто-то травит байки о красивых поединках — можно сразу начинать смеяться, даже не слушая рассказчика до конца. Ни одна реальная драка красотой не отличается. Если только в самом начале, а потом, если не удалось с первой серии ударов вырубить серьёзного противника, тогда в любом случае начинается чистый «махач». В реальном бою никто постановкой трюков не занимается, а внутренний оператор забывает про свои обязанности, бросает камеру и смывается. Что уж говорить о режиссёре и сценаристе — эти самыми первыми капитулируют с «киношной» площадки, а на сцену выходит Его Величество Случай. Именно он мнит себя хозяином положения и всячески старается напомнить опытным, натренированным бойцам об их ничтожности и хрупкости тел.
Это когда дерёшься один на один, тогда ещё можно достойно и картинно провести серию эффектных ударов, периодически застывая, точно для фотосессии или видеоролика, а когда со всех сторон на тебя лезут, то тут уж не до гармонии и красоты приёмов. Главное — достать, пробить цель, нейтрализовать противника самым быстрым и точным ударом, успеть уйти от контратаки. И держать зрение чуть рассеянным, чуть отстранённым и расфокусированным, чтобы не зацикливаться на ком-то одном, а видеть сразу всех противников одновременно, чувствовать их своим хребтом, интуитивно предугадывать следующий выпад. Это то состояние, когда реальная, физическая сторона контакта переходит на ментальный уровень.
Войдя в подобное состояние, я быстро понял, что мне... кранты. Сейчас мои силы иссякнут, мозг проанализирует ситуацию и вынесет безжалостный вердикт: «Всё, тебя поймали. У них мечи, а ты сетью скован. Выгоднее сдаться, ибо только так продлится твоё существование хоть на несколько минут».
Тоже мне, советчик! Те, кто слушает мозг и логику, всегда проигрывают. Нужно слушать только Дух.
А Дух мой в тот момент взбунтовался, разъярился, и я каким-то образом смог вытянуть из окружающего пространства магию, смог наполниться ею и показать свою истинную ипостась.
У людей принято говорить: «У страха глаза велики». Знаете, откуда это пошло? От видения иного мира и его обитателей. Просто когда люди видят нас, у них глаза в прямом смысле слова на лоб вылезают. Мы — большие, гигантские. Самые мелкие из нас — два метра тридцать сантиметров. Все, кто ниже этой отметки, автоматически записываются в ранг позорных полукровок. Самые высокие — выше сосен. Это, разумеется, не касается драконов — те ещё крупнее. Ни один лайнер с ними не сравнится! Но это в небе, а по земле с её изменившимися условиями так уже никто не станет ходить.
После планетарных катаклизмов всем пришлось приспосабливаться. Поэтому чаще всего мы примеряем на себя личины, где рост не превышает трёх с половиной метров. Как выяснилось, и этого вполне достаточно, чтобы до смерти пугать людей. Чем я сейчас и занимался.
Вызвав ожидаемый шок, я воспользовался ситуацией и, отобрав тяжёлый двуручный меч у одного из противников, разрезал им сеть, что буквально вгрызалась в мои раны на спине. А затем без зазрения совести снёс головы этим пришлым уродам. Не хватало только музыкального сопровождения, и поэтому я решил восполнить непростительный пробел. Напевая арию Фигаро, я вскоре завершил линчевание отморозков и со словами: «Bravo, bravissimo! А te fortuna non manchera! La, la, la, la... la, la, la, la!..» отбросил меч в сторону.