Оленин, машину! (СИ) - Десса Дарья. Страница 47

Двигались осторожно. Фары выключены, двигатели рычали глухо, как будто в каждом из них осталось не так уж много жизни. Пыль оседала на одежде, и серое небо только усиливало ощущение тревоги. Спереди дорога уходила в холмы, через которые могла вести любая тропа — идеальные места для засады. Уши, как локаторы, были настроены на малейшие звуки. Любой шум в лесу, скрип телеги или голос, ржание лошади или хруст ветки могли стать первыми сигналами опасности.

Каждый небольшой поворот заставлял нас напрягаться — кто знает, что ждёт за очередным холмом? Японцы своих не пожалели, прирезали, как двух бесполезных зверей. Страшно подумать, какая судьба нас ожидает. Те двое солдат ничего не могли рассказать диверсантам о передвижении советских войск. Они в перестрелку-то по глупости угодили. Просидели бы тихо, подождали, пока мы проедем, а потом двинулись к своим. Так нет же, начали шмалять. Вот и поплатились. Если же ДРГ нас сцапает…

Лейтенант, сидевший рядом, не сводил глаз с края дороги, а его автомат лежал на коленях, готовый к бою. Никто не говорил. Сами колёса, касаясь мокрой земли, словно взяли на себя разговор — тихое, приглушённое чавканье было единственным, что сопровождало нас в этой напряжённой поездке.

Постепенно деревья по краям дороги начали редеть, и вдалеке стали видны первые покосившиеся крыши деревенских домишек. Ветер донёс запах дыма, что добавило к происходящему нехорошее предчувствие. Я сжал руль сильнее, не ослабляя внимания. Следак приказал остановиться, не доезжая выезда из леса. Слишком опасно сразу оказываться на открытом пространстве. Будь у нас машины в порядке, да дорога сухой, могли бы рвануть и скрыться, отстреливаясь. В нашем положении это невозможно.

Мы с лейтенантом выбрались из виллиса и, скользя по грязи, прошли дальше, на небольшую возвышенность. Жилин с отделением остались охранять технику. Прикрываясь кустарником, стали осматривать лежащий впереди населённый пункт. На карте он был обозначен таким названием, что я даже не стал запоминать — язык сломать можно.

Глядя на то, как живут китайские крестьяне, даже взгрустнул. От деревеньки веяло беспросветной нищетой. Дома, выстроенные из глины и тростника, из-за гнусной сырой погоды казались давно заброшенными. Крыши, покрытые рисовой соломой, промокли и склонились под весом воды. Мы долго вслушивались, но везде, куда ни обрати внимание, царила полная тишина. Улочки представляли собой грязные узкие проходы, покрытые толстым слоем жидкой грязи, в которой застыла вода. Лужи заполнили всё свободное пространство, создавая маленькие зеркала, и в них дрожали на ветру, как в кривом зеркале, серое небо и строения.

Несмотря на то что дождь недавно закончился, в воздухе ещё висел запах сырости и гнили. Почти все дома стояли пустыми, окна часто не имели стёкол, только тёмные проёмы, смотрящие пустыми глазницами. Вокруг не было видно ни одного человека. Возможно, все жители успели убежать в тайгу, как только услышали приближение машин. А может, японцы их уничтожили или угнали дальше, когда отступали. Весь этот разрозненный и заброшенный вид создавал ощущение, что деревня была покинута или просто переживала момент затишья перед бурей.

Перед нами раскинулась печальная картина — никакого движения, никаких звуков, только дождь и слякоть, которые словно поглотили всё живое. Ни собака не залает, ни курица не прокудахчет, ни корова не замычит. На память пришла белорусская деревня, в которую мы вошли в конце июня 1944 года. Глазами Алексея Оленина я увидел то, что оставили после себя фашисты, когда отступали в панике.

Перед нашими глазами предстала ужасная картина. Белорусская деревня, когда-то живая и полная жизни, теперь лежала в руинах, напоминание о недавнем кошмаре. Нацисты оставили на этом месте только следы разрушений и горя. Вместо стен и крыш теперь лишь пепел и обгорелые остатки деревянных конструкций. Обгоревшие балки, перекладины и куски черного, обугленного дерева валялись повсюду, как напоминание о недавнем аду, развернувшемся здесь. Всё, что ещё возвышалось — это чёрные от копоти печи. Пространство вокруг было пронизано едким дымом, который до сих пор поднимался от руин. Здесь не было ни звуков, ни движения. Всё скорбно молчало.

Я помотал головой, стараясь прогнать тяжёлые мысли. С ними много не навоюешь.

— Лейтенант, как насчёт того, чтобы сначала отправить разведку? — предложил я. — Разделимся на две группы и прочешем её. Ну, или попробуем проехать вдоль края и посмотреть, что к чему.

Добролюбов задумался, а затем сказал:

— Идеи хорошие. Но, думаю, лучше послать разведку. Кому-то нужно будет проверить деревню потихоньку, пока мы останемся на месте. Что думаешь, Жилин?

Я и не заметил, как к нам подошёл, крадучись, сержант. Тоже стало интересно поучаствовать в обсуждении.

— Согласен, товарищ лейтенант. Если начнём с разведки, это будет безопаснее. Мы можем послать двоих человек, чтобы они поглядели, есть ли в деревне японцы. Как только разведают обстановку, сможем решить, как дальше.

— Значит, выберем пару самых опытных, — подтвердил Добролюбов. — Кто-то из твоих готов рискнуть?

Жилин задумался на мгновение, затем предложил:

— Я бы предложил взять с собой Марченко и Прокопова. Они у нас самые опытные. Из дивизионной разведки перешли в СМЕРШ.

— Согласен, — кивнул Добролюбов. — Тогда пусть готовятся. Будем ждать здесь, пока вернутся с информацией.

Марченко и Прокопов, получив указания командира отделения, быстро приготовились и выдвинулись в сторону деревни. Мы остались с Добролюбовым на месте, наблюдая и проверяя, нет ли подозрительных телодвижений. Глядя, как бойцы перемешаются от одной фанзе к другой, я поймал себя на мысли, что хочу оказаться там, рядом с ними. Всё-таки опыт есть, потому и хотелось помочь парням. Но нельзя. Не то чтобы я ощущал себя таким незаменимым. Просто чувствовал ответственность за лейтенанта. Мне вроде как поручили его не только сопровождать, но и охранять.

Пока Добролюбов наблюдал в бинокль, я сканировал окрестности. Тот, кто убил двоих солдат, наверняка мог следить за нашими перемещениями. Он уже догадался, видимо, что наш маленький отряд на дороге не просто так оказался. Что наша задача — отыскать и уничтожить диверсантов. Но вот вопрос: почему всё-таки они не напали на нас? Окружить и перебить на таёжной дороге, с которой деваться некуда — проще простого. Да хоть гранатами забросать.

Они этого не сделали. «Значит, скорее всего, действовал кто-то один. Уж не тот ли это Кейдзо Такеми — завербованный нами высокопоставленный чиновник в Госсовете Маньчжоу-Го, который решил, что мы его сдали с потрохами? Но чего он тут рыщет? Жену пытается спасти? Так её давно уже наверняка в штаб фронта отправили или ещё куда подальше. В таком случае Кейдзо не тут надо ошиваться, а двигаться вглубь советской территории. Но сделать этого он не может, видимо. Отловят. Значит, ему нужен аргумент для торговли!» — думаю, не забывая следить за окрестностями.

Вскоре Добролюбов позвал меня подойти.

— Кажется, в деревне никого, — сказал он.

Глава 35

Марченко и Прокопов подали нам сигнал, добравшись до центра деревни. Он означал, что весь отряд может спускаться, японцев в деревне не обнаружено. «Или она просто так тщательно замаскировались и только и ждут, когда мы окажемся внизу, чтобы уничтожить всех скопом», — думаю, шагая за лейтенантом. Почему-то не оставляет меня ощущение опасности.

— Стой, Сергей, — не выдержав, я ухватил следака за рукав.

Добролюбов остановился, посмотрел удивлённо:

— Что такое?

— Не нравится мне всё это, — сказал я.

— Паранойя замучила? Да, старшина? — усмехнулся командир отряда.

— Лучше пусть так, чем потом наши родные похоронки получат, — проворчал я, продолжая с тревогой смотреть в сторону деревни.

— Сержант нам что сказал? Марченко и Прокопов — самые опытные. Многое прошли, разведчики. Думаешь, японцы смогли их обмануть?