Свет твоих глаз (СИ) - Лактысева Лека. Страница 28

Кружится – от осознания собственной дури. И тошнит по той же причине.

– Ника, просто ступай домой. И Найджела уведи.

– Мы без тебя никуда не пойдем!

Непослушная девчонка собралась сесть рядом на холодные мокрые ступени. Неужели так трудно оставить меня одного?!

– Примеряешь на себя роль сиделки? – я изобразил кривую ухмылку. – Рановато. Ты пока только помощница по хозяйству на испытательном сроке. Вот ступай и займись своими прямыми обязанностями.

Ника задохнулась. Потом фыркнула возмущенно. Встала, постояла, глядя на меня сверху вниз. Потом бросила обиженно:

– Дурак! – и в самом деле ушла.

Найджел устал стоять на трех лапах, уселся рядом, вздохнул тоскливо, с подвыванием: ему не нравилась сырая погода, и сидеть на месте он тоже не любил. Я положил руку ему на холку, взялся почесывать за ухом. Пес прижался ко мне всем телом, ткнулся холодным носом в щеку: поцеловал.

Эх! Не таких поцелуев мне хотелось!

Но я буду хуже брата, если начну зажимать в углах и тискать собственную домработницу! А это означает что? ― правильно! Руки прочь от девчонки, Эд!

Лучше подумать, что я буду делать, если Ника все же решится разорвать или оспорить в суде подписанный контракт на суррогатное материнство. Впрочем, ясно ― что: придется просить маму Вику заняться поиском другой кандидатуры.

Бедная мама. Сколько я ей порвал нервов, пока был ребенком и подростком. И вот снова она из-за меня горюет. Ей совсем не нравится моя идея обзавестись ребенком без женитьбы. Но она все же помогает мне, переступая через себя.

…И возвращается она как раз через две недели. Получается, целую половину месяца я теряю впустую, и ничего не могу с этим поделать. Только считать убегающие дни и надеяться, что успею увидеть своего малыша раньше, чем ослепну полностью.

Найджел снова заскулил, ткнул меня носом. Я вдруг осознал, что сижу на крыльце уже минут десять. Штаны отсырели. Холод пробрался под легкую куртку, зябкой дрожью прошелся между лопаток. Вот мне еще заболеть не хватало… Доктор Слепнев предупреждал, что любая простуда может ухудшить и без того непростую ситуацию. Это соображение вынудило меня поспешно встать и отправиться домой: нужно срочно принять горячий душ и переодеться в сухое. Думаю, небольшое переохлаждение при моей закалке ― ерунда. Обойдется.

Вошел в подъезд, добрался до перил, начал подниматься по ступенькам вверх. Заметил, что Найджел ведет себя как-то странно. Он рвался вверх, радостно повизгивал, словно увидел знакомого. Прислушался на ходу. Похоже, впереди, на пару пролетов выше меня, кто-то есть. Эхо чужих шагов сливалось с моими шагами, утопало в громком дыхании и цокоте когтей лабрадора.

― Найджел? Там кто-то есть? ― признаю: верх идиотизма задавать такой вопрос собаке. Будто она способна ответить.

Парень и не ответил. Но как-то успокоился, перестал рваться с поводка.

Стало тише, и чужие шаги теперь были слышны более отчетливо. Но в подъезд за последние четверть часа никто не входил! Кроме моей домработницы.

― Ника? ― позвал негромко. Остановился, прислушиваясь, дожидаясь ответа.

Молчание. Даже если кто-то шел впереди ― этот кто-то не пожелал отвечать. Шаги тоже замерли.

Черт! Триллер какой-то! Вот только я ― не из пугливых. Двинулся дальше, не обращая внимания на эхо чужих ног. Только на всякий случай отпустил Найджела немного вперед: он, конечно, на защиту не натренирован, но хотя бы почует опасность и предупредит ворчанием. Но Найджел был скорее радостным, чем испуганным или настороженным. Значит, если впереди кто-то есть, то парень этого человека знает.

Рассуждая и прислушиваясь, я добрался до своей квартиры ― и никого не встретил. Правда, лестница уходила выше, на технический этаж, но кому и что там могло бы понадобиться в одиннадцатом часу вечера?

Дверь в мою квартиру была заперта. Я привычным жестом наощупь отыскал нужный ключ на связке, со второй попытки вставил его в замочную скважину, распахнул дверь, дожидаясь, когда Найджел пройдет вперед. Пес, вопреки обычному, входить не хотел. Упирался, рвался куда-то в сторону. Я решил пойти за ним. Глупо? ― возможно. Но я должен разобраться, что происходит! Вдруг кому-то нужна помощь?

Найджел, получив волю, понесся на технический этаж.

Снова заперев дверь, я поднялся следом.

Света на последней площадке не было. Можно было бы подсветить смартфоном, но мне такой свет помог бы мало. Поэтому я вслепую шагнул в самый дальний и темный угол, откуда доносилось повизгивание и поскуливание моего лабрадора, который будто выпрашивал у кого-то ласки.

― Найджел, кто здесь? ― я вытянул руку на высоте своих плеч и нащупал только стену.

Да что ж такое?! Как это возможно?

― Кто бы вы ни были, я знаю, что вы здесь. Просто дайте знать: вам нужна помощь? ― обратился я к темноте, вложив в голос как можно больше уверенности и, одновременно, доброжелательности.

Секундная заминка… и ― откуда-то снизу ― голос Вероники. Все-таки ― Вероники!

― Ничего не нужно.

― Так. ― Теперь я уже не знал, как поступать дальше. Не привык разбираться с женскими заскоками. ― И зачем ты сюда забралась? Почему не идешь в квартиру?

Первый вопрос Ника проигнорировала, предпочла ответить сразу на второй:

― Уже иду.

Она встала, и мои руки оказались у нее на плечах. Ника аккуратно оттолкнула одну руку, протиснулась мимо и зашагала вниз. Мне ничего не оставалось, кроме как пойти следом.

Один плюс во всей этой ситуации я все же нашел: не пришлось по второму разу самостоятельно возиться с ключами и замком. Вслепую попасть в скважину ― та еще морока. Не столько трудная, сколько унизительная. Будто нарочно придуманная, чтобы лишний раз подчеркнуть, что этот мир создан для людей зрячих.

Ввалившись в квартиру, я скинул на ходу обувь и первым делом повел Найджела мыть лапы. Заодно смыл грязь со сбитой ладони и немного промыл ссадину на лбу. Вернулся в гостиную, обнаружил, что домработница уже вовсю хлопочет, убирая со стола остатки ужина.

― Чай будете, Эдуард Евдокимович? ― о как! Вероника, похоже, решила вернуться к официальному тону.

Разозлилась, понимаю. Она помощь предлагала от всего сердца, а я ее отправил прочь, причем довольно жестко. Но по-другому в тот момент не получилось.

Ладно, желает подлатать меня ― пусть латает. Заодно смягчится и, может, все-таки признается, с какого перепугу ее понесло на технический этаж.

― Чай ― буду. Но сначала помоги мне обработать ссадины. Пожалуйста.

― Хорошо. Перекись есть? ― кажется, сработало!

Чтобы ответить на вопрос, пришлось напрячь память.

― Перекись ― в холодильнике на дверце. Аптечка ― в навесном шкафчике возле окна.

Вероника быстро отыскала нужное. Разложила на столе.

Я уселся на стул, подставил разбитый лоб.

Ника вскрыла упакованный в пластик бинт, отрезала кусок, сложила в несколько слоев, обильно смочила перекисью и, прислонив одну ладонь, чтобы едкая жидкость не текла мне в глаза, второй рукой взялась промывать ссадину.

Наверное, мне следовало зажмуриться, но я вдруг обнаружил, что прямо перед моим носом мягко покачиваются две весьма женственных округлости. Мягкий трикотаж батника больше подчеркивал, чем скрывал. И даже мое неполноценное зрение все равно позволяло по достоинству оценить и форму, и размеры этих округлостей.

Организм среагировал мгновенно и предсказуемо: я ощутил нарастающую твердость и неудобство под ширинкой. Кажется, я больше не смогу относиться к своей домработнице всего лишь как к безликой прислуге. Не знаю, чего добивался Тимофей, но результат его действий на лицо: я разглядел в Нике женщину ― привлекательную и желанную. И пока не знал, что делать с этим открытием.

Тем временем Вероника просушила кожу на лбу, нанесла ранозаживляющий спрей, который каким-то чудом нашелся в аптечке. Принесла из морозилки что-то заледенелое, обернула тканевой салфеткой, вложила мне в руку:

― Прижмите ко лбу, Эдуард Евдокимович, и подержите.