Воспоминания - Романов Александр Михайлович. Страница 28

Европа! Европа! Это вечное стремление идти в ногу с Европой задерживало наше национальное развитие бог знает на сколько лет.

Здесь, в расстоянии четырех тысяч миль от европейских петушиных боев, взору наблюдателя являлся живой пример возможностей страны в условиях, сходных с российскими. Нам следовало вложить только немного более здравого смысла в нашу политику…

И тут же, в те нисколько минут, пока длилась моя прогулка в этот вечер, в голове моей созрел широчайший план американизации России.

Меня увлекала молодость и жизнь. Было радостно думать и повторять снова и снова, что старый, покрытый кровью девятнадцатый век близится к концу, оставляя арену свободной для новой работы грядущих поколений. Таковы были мои переживания в ту достопамятную ночь, и на эту тему были мои разговоры за столом у мистера Астора.

Хозяин и его друзья посмотрели на меня удивленно. Разве я не прочел утренних газет? Неужели я не знаю печальных новостей?

Национальная карточная компания перестала платить по векселям, что, в свою очередь, заставило «Генри Оллен», а также другие банковские фирмы прекратить свои платежи.

– Черт знает что происходит на бирже, – сказал мистер Астор. – К сожалению, должен сознаться, что вся наша страна находится на краю пропасти…

Один господин, весьма известный своей компетентностью в области финансов, попросил номер одной из главных нью-йоркских газет и протянул его мне.

– Пожалуйста, – веско сказал он, – взгляните на эту пессимистическую передовицу. Она вам облегчит понимание того, что теперь происходит в Соединенных Штатах. Что касается меня, то я считаю долгом просить своих клиентов воздержаться от каких бы то ни было биржевых операций.

Это происходило 13 июня 1893 года.

Трагический экземпляр этой газеты до сих пор хранится у меня. Его листы потрепаны и пожелтели, но зловещие строки еще видны. Для меня это хороший показатель. Когда мои друзья выражают страх за будущее Соединенных Штатов, я читаю им газету от 13 июня 1893 года и советую решить самим, стоит ли беспокоиться о переживаемых затруднениях и не имели ли они прецедентов в истории.

Финансовый кризис, промышленная депрессия, непродуманная политика, сенсационные судебные процессы, коррупция, опасные нравы молодого поколения, нехватка хорошей литературы, необходимость театральной цензуры, низкие средние показатели игроков в футбол – вряд ли найдется такой этап современной американской жизни, который не доставлял бы бессонных ночей читателям и авторам этой газеты в 1893 году.

Заглянув на финансовую страницу, мы узнаем, что Уолл-стрит переживает мрачные времена: «Центральный банк Нью-Йорка достиг нового минимума за год. В ближайшие сутки ожидается еще больше банкротств. Наличных денег очень мало – 12–15 %».

Под кричащим заголовком «Сенсационный судебный процесс над Лиззи Борден в Нью-Бедфорде» мы читаем следующее сообщение: «Процесс вызывает шквал нездорового любопытства. Эти люди, штурмующие здание местного суда, как дикие звери, – не только уличные мальчишки и головорезы из подворотен, но и хорошо одетые люди, которым следовало бы вести себя соответственно».

Автор редакционной статьи советует нам «при следующих выборах в конгресс напомнить демократам об их долге выполнить все обязательства своей партии, в противном случае они будут сочтены трусами, подстрекателями к мошенничеству, лжецами и подхалимами».

Вашингтонский корреспондент с заметной долей ехидства отмечает, что «президент Кливленд был нездоров и остался в Вудли, так что многочисленные сенаторы и конгрессмены поднялись по лестнице только для того, чтобы обнаружить его отсутствие. Некоторые из них рассказали о своих поручениях личному секретарю президента Терберу».

Обрушение в театре Форда в Вашингтоне, сопровождавшееся большими человеческими жертвами, вызвало столкновение между коронером и следственными органами. Три колонки текста приведены под заголовком, который гласит: «В Вашингтоне началось новое расследование катастрофы в театре Форда, которое грозит затянуться на много недель. Доктор Паттерсон категорически отказывается позволить полковнику Эйнсворту участвовать в осмотре повреждений».

Редактор отдела моды не скрывает своих опасений по поводу экстравагантности современных девушек: «Они яркие и дерзкие. Оборки у них на плечах и на юбках – везде, где только можно носить оборки». На розовом платье симпатичной девушки этот автор насчитал пятнадцать пышных оборок.

Давайте пропустим горькое замечание футбольного комментатора, относящееся к непрерывному сползанию «Нью-Йорк Джайентс», и посмотрим, что происходит в литературном мире: «Новый рассказ мистера Роберта Льюиса Стивенсона имеет странное название „Посредники“. Мы искренне надеемся, что рассказ читается лучше, чем звучит его название!»

Один из читателей, представившийся как «покупатель книг», признается, что ему претит высокомерие приезжих британских знаменитостей. По его оценке, «англичане, которые приезжают в эту страну, слишком тупы, чтобы оценить тот факт, что на лучшем английском языке в мире говорят по эту сторону Атлантики».

Они играют «Робин Гуда» в нью-йоркском театре «Гарден», но этот факт не мешает праведному читателю написать письмо в редакцию, выразив свое отвращение «к легкомыслию, проявляемому на современной американской сцене». Он считает, что «следует что-то предпринять, чтобы спасти нравственность наших дочерей».

Термин «стенографистка» еще не изобретен, но из газеты мы узнаем, что офицеры российского крейсера «Дмитрий Донской», которых пригласили на инспекционную экскурсию по Военно-морской верфи, «проявляли большой интерес и бросали взгляды на весьма хорошеньких молодых женщин-машинисток, которые работают в офисах».

История человечества учит нас, что прославление старых добрых времен неизменно одерживало победу над очевидными фактами прошлого. Каждый из трех моих визитов в Америку совпадал с периодом серьезных потрясений из-за финансовых проблем. Каждый раз мне говорили, что нация стоит перед лицом настоящего армагеддона. Я испытываю некоторую гордость при мысли о том, что даже в 1893 году, не сталкиваясь ранее с паникой на Уолл-стрит, я был склонен не соглашаться с пессимистическими выводами моих встревоженных друзей. Незабываемая панорама Всемирной выставки и самого Чикаго, во всем блеске его бурной юности, заставили меня осознать, что была не та страна, где позволительно отчаиваться.

Мое первое пребывание в Соединенных Штатах преподало мне несколько полезных уроков. Я понял преимущества, вытекающие из отсутствия консерватизма, и пожелал, чтобы эта важная реформа была немедленно внедрена дома. К сожалению, наши лучшие умы имели привычку заимствовать свои идеи у французов и подражать неписаному вековому закону – возможно, пережитку средневековых гильдий, – который заставляет сына французского дворника следовать по стопам своего отца. Революции приходят и уходят, но нет сомнения в том, что в последующие годы мы найдем его стоящим на пороге той же самой грязной подвальной комнаты, где его родители провели всю свою жизнь. Вот почему, несмотря на все разговоры о Соединенных Штатах Европы, никто до сих пор не смог найти надлежащего средства от неизлечимой болезни старого континента.

В конце лета я должен был вернуться в Россию. Но я дал себе слово, что в ближайшем будущем непременно навещу Соединенные Штаты еще раз.

– Когда же твоя свадьба? – спросил меня отец, когда я возвратился в Санкт-Петербург.

– Я должен ждать окончательного ответа их величеств.

– Находиться в ожидании и путешествовать, кажется, две вещи, которые ты в состоянии делать, – неторопливо сказал отец. – Это становится уже смешным. Ты должен, наконец, создать свой домашний очаг. Прошел целый год с тех пор, как ты говорил с государем. Пойди к его величеству и испроси окончательный ответ.

– Я не хочу утруждать государя, чтобы не навлечь его неудовольствие.

– Хорошо, Сандро. Тогда мне придется самому заняться этим делом.