Красный лик: мемуары и публицистика - Иванов Всеволод Никанорович. Страница 31
Факт, что меня «оскорбляют»! Факт, что нет никакого «государства» в смысле налаженности его функций, которое бы защитило. Более того. И хорошо, что его нет в такие смутные времена, ибо от него могла бы существовать одна лишь идея, а ничто так не тиранично, как голая идея, хотя бы государства. Большевики ясно доказывают это, и на собственном тяжёлом опыте народ ясно познаёт старую двойную проблему, поставленную в мировом богословии: проблему Бога-Идеи и Бога Живого, у которого можно что-нибудь попросить.
Государство должно быть живым, чтобы не быть тиранией. У него народ может что-нибудь попросить. Если этого нет – государства нет, несмотря на наличие всех нормальных признаков его – Власти, Территории, Населения. Так нет и России. Тогда люди начинают сами строить своё государство, свой порядок. Чуть ли не на почве «общественного договора» образуются маленькие ячейки, всё свойство которых – в их непроницаемости. Они не хотят никакого постороннего вмешательства и будут так же драться с Колчаком, как и с Лениным.
В России идёт этот огромный процесс атаманства, подбирания под себя отдельными лицами годных к борьбе и к строительству сил. Он очень широк, этот процесс, обнимающий правых и левых, процесс, по существу похожий как у Щетинкина, Рогова, Махно, Калашникова, Будённого, так и у Семёнова, Унгерна, Калмыкова, Казагранди, Перхурова и др. Тот, кто сумеет цементировать вокруг себя определённую массу людей, – вот тот и атаман. Как рыцарские замки, по всей России высятся теперь эти уделы атаманов, и центральная власть уже теперь должна лавировать между их силой и их претензией.
Их сила грядёт. Она в близости отношения к массе, которая образует не войско вокруг них, а дружину, содружество воинов, спаянных круговой порукой. Их лозунги – просты и понятны, потому что недалеко расстояние до самих толп. Вот выступал же в прошлом году «большевик» Щетинкин в качестве генерал-лейтенанта за Николая Николаевича, причём Ленин и Троцкий должны были у него быть министрами. Этот документ видел я собственными глазами.
Так в муках сам народ хочет установить, наконец, ячейки порядка. Искать аналогий в историческом процессе, когда революция сожгла все архивы, совершенно нелепо, ибо что у нас осталось в голове, кроме излюбленных фраз да привычных мыслей! Они всегда потерпят изменение, эти мысли, от столкновения с обстановкой, и если по «историческим законам» нам полагается, чтобы был Наполеон, то уверен – то будет «наполеонистый Емельян, либо емельянистый Наполеон». Третьего нет.
Катастрофа неотвратима, но в бурях её зреет сам народ, и никакого юридического факультета не нужно будет ему, чтобы установить этот порядок. Он устанавливает его, выдвигая своих людей. Что же касается идеологии – то она ему не нужна. Поэтому она будет старою.
Пышным цветом распускается ныне и там и здесь рациональное чувство. Религия сходит с византийских тёмных небес на испепелённую землю, жаждущую её. Умирает великая обезьяна, породившая нас, ради которой мы должны любить друг друга (Вл. Соловьёв), и в недрах народа шевелится старое слово, заключающее триаду византизма:
– Царь.
Будет ли это так, не так – мы не знаем. Мы это увидим. Но мы знаем зато одно: что нет на картах интеллигенции, схематизировавшей сбивчиво Запад, тех путей, которыми пойдёт народ!
Но надо идти с ним, а не гадать, куда он пойдёт, пользуясь всем тяжёлым аппаратом научной мантики. И если среди исторических бурь трудно взять направление, то да послужат компасом эти прекрасные слова того же Макиавелли, сказанные им раздираемой на части Италии:
– Италия ждёт своего избранника, который уврачует её раны, остановит грабежи и насилия страждущей Ломбардии, положит конец лихоимству в Тоскане и Неаполе, исцелит застарелые её язвы. Италия ждёт избавления от жестокостей и наглости варваров.
Всякий встанет под знамёна во имя свободы.
Вы, представители знатных родов, возьмите это освобождение на себя. Раньше всего надо учредить национальное войско.
Найдётся ли один итальянец, сердце которого не трепетало бы при одной мысли о господстве варваров над Италией?
(Петрарка)
А наше сердце?..
Публицистика. 1921–1922
От большевиков к национальной власти
Розановский переворот. Падение власти адмирала Колчака, его представителя во Владивостоке генерала Розанова 31 января 1920 г. почти отдало Приморье в руки Советской России. Общественные настроения после падения Омска были таковы, что дальнейшая борьба невозможна, что большевики эволюционировали и что поэтому неизбежно примирение с ними всех воинствующих групп. Было распространено убеждение, что возможно принятие большевиками демократических установлений.
Кадеты. Таково мнение было не только социалистических кругов, но даже кадетских. Владивостокский комитет партии народной свободы стоял всецело на этой точке зрения; кадетский официоз «Голос Родины» выходил с аншлагами «Да здравствует единая Советская Россия», призывал забыть старую вражду и в призывах к объединению проповедовал известный род национал-большевизма, типичным представителем которого в Харбине в это время являлся профессор Устрялов. Но повторилась история, которая случалась везде. Большевики не стали уступать своей власти и неуклонно гнули свою линию.
Власть земуправы. Власть была принята номинально Приморской земской управой. Этому чрезвычайно способствовали чехи, видевшие в земстве залог демократизма, американцы, проводившие здесь свою особую политику, и вообще все союзники, крушение интервенции которых, несомненно, подвигало их в сторону пропаганды сближения между воинствующими группами. Однако власть земской управы оставалась только номинальной.
Лазо. В Приморье был образован так называемый «военный совет», во главе которого стал коммунист Лазо, командир партизанских отрядов. Военный совет ввёл целый ряд организаций в быт армии. По советскому образцу в армии были введены красные звёзды, по советскому образцу комиссия под председательством бывшего члена директории – генерала Болдырева, работавшая по изменению устава внутренней службы, ввела вместо ответа на благодарность начальника «рады стараться» такой: «мы служим народу». Была установлена единая оперативная связь с Хабаровским и Благовещенским районами. Всё вооружение, которое было заготовлено для армии и революции во время существования Временного всероссийского правительства и правительства адмирала Колчака, попало в руки этой новой Красной армии. Немедленно на захват власти была учреждена так называемая «Следственная комиссия», которая под председательством тов. Чернобаева произвела целый ряд арестов. Ряд земских и городских общественных деятелей времени адмирала Колчака должны были скрыться за границу. Производились реквизиции квартир, квартирной обстановки и частного имущества у бежавших граждан.
Финансы. В сфере финансовой были приняты те же самые решительные меры. Так, остаток золотого запаса, который хранился во Владивостоке, был эвакуирован в Благовещенск, где и послужил базой для фиктивной, произведённой здесь летом 1920 г. девальвации – выпуска буферных знаков, будто бы обеспеченных этим самым золотом.
Чехи и грузы. Земство играло самую ничтожную роль. Работая в полном контакте с чехами, оно зависело от них, и поэтому должно было исполнять все их требования. Работа центральной экономической чешской комиссии особенно характерна в это время. Образованная на средства солдат, стоящих в связи с «Легион Банком», прекративших войну ещё в 1919 г., эвакуировавшая колоссальное количество частных и казённых грузов с Волги, Урала и Сибири, она вела переговоры с земским правительством о продаже грузов из тех огромных таможенных складов, которые имелись во Владивостоке. Характерно отметить одну операцию, при которой чехам было продано значительное количество штыковой меди в обмен на сельскохозяйственные машины, которые имели поступить во Владивосток со временем из Чехии. Правительство знало и не принимало никаких мер против печатания чешским банком банкнот Омского правительства, срок которым наступал 20 июня 1920 г., потому что всякая попытка воздействовать в этом направлении встречала угрозу вооружённого отпора.