Мистер Слотер - Маккаммон Роберт Рик. Страница 44

Непонятно. Направится Слотер на Филадельфийский большак или к ближайшему селению, то есть к торговому посту в Бельведере? Вероятно, после обуви Слотер сразу начнет искать себе лошадь, которая сможет нести его с нормальной скоростью. Если это случится, то шансов его поймать еще меньше.

Мэтью чувствовал, что если сейчас хотя бы на секунду закроет глаза и снова откроет, все это окажется только дурным сном, навеянным переживанием в таверне «Петушиный хвост». «Вот тебе нью-йоркская знаменитость! — подумал он едко сам о себе. — Смотри, как одет, как изящно выглядит!»

Он потупил голову. Да вали оно все к дьяволу, подумал он. Сейчас одно только важно, одно, что было для него и желанием, и долгом: снова увидеть Тирануса Слотера в цепях.

Слева от себя он ощутил движение.

Поднял голову — молодая индианка, держащая деревянную чашку с водой, инстинктивно отступила, как вспугнутая лань, но лишь на один шаг. В конце концов, она на своей земле.

Темные глаза сияли как озера экзотической смеси черного дерева и серебра. Длинные черные волосы полуночной рекой сбегали по теплым коричневым валунам плеч. Красивое лицо с полными губами, ровный уверенный взгляд наводили на мысль о чем-то древнем и не поддающемся описанию, будто сотни поколений, которые здесь охотились и возделывали почву, воспитывал и детей, умирали и возвращались в землю, смотрели сейчас из ее глаз, изучая Мэтью. Ей было лет пятнадцать или шестнадцать — и в то же время у нее не было возраста. Одета она была в оленьи шкуры с бисерными орнаментами, как носила ее мать, и мать ее матери, и дальше, в тумане веков, когда еще только первый житель Лондона зажег костер на берегах Темзы. От нее исходили сила достоинства древности и любопытство ребенка, который никогда не состарится.

Она что-то негромко сказала, будто прозвонил где-то очень далеко церковный колокол. Потом шагнула веред и протянула ему чашку. Мэтью взял ее и утолил жажду.

Девушка отступила шаг за шагом, спокойно на него глядя, повернулась и затерялась между соплеменниками.

— Мэтью Корбетт! — позвал Прохожий По Двум Мирам, вставший рядом с ним. — Пойдем теперь со мной.

В состоянии нарастающей усталости, чувствуя, как туманится ум, Мэтью двинулся за Прохожим к дому медицинских сестер. Там обе женщины уже ждали его. Они омыли ему руки теплой водой из стоящего на огне горшка, высушили их и посыпали красным порошком, отчего Мэтью стиснул зубы и едва не закричал от боли. Но он твердо решил, что не даст повода над собой смеяться. Потом ему покрыли ладони липкой жидкостью с запахом сосновой смолы, и она была так же прохладна, как до того горяча была боль. Руки закрыли лентами белой материи, замотали сверху кожаной полосой и завязали, как перчатки без пальцев.

Сестры что-то говорили, хотели, чтобы он что-то сделал, а Прохожий не вошел в дом, и Мэтью был в полной растерянности. Тогда одна из женщин перевернула большой деревянный горшок в углу комнаты и села на него, предложив Мэтью сделать то же самое. Когда он опустился на этот импровизированный стул, сестры сняли с него ботинки Грейтхауза и точно так же обошлись с истертыми ногами — тот же порошок и та же смолистая жидкость. Потом повторили процессе материей и кожаными полосками, завязав каждую на подъеме стопы. Мэтью хотел было встать, но они удержали его за плечи. Из глиняного кувшина с высоким горлом в чашку размером с кулак налили какой-то подозрительный черный эликсир и поднесли Мэтью к губам. Оставалось только выпить эту жидкость, и хотя она пахла мокрой землей, вкус оказался неожиданно приятным, как у перебродившего сока винограда или ягод. Его заставили выпить все до дна, после чего в голове зашумело и язык стал как меховой. На дне чашки остался осадок, похожий на черный речной ил.

— Вот, — сказал Прохожий, входя в дом. — Эти тебе подойдут. — И протянул Мэтью пару мокасин. Новыми их никак было не назвать, но с виду достаточно прочные.

Мэтью взял, примерил. Мокасины подошли, даже оказались удобными.

— В них сегодня спи, — сказал Прохожий. — Привыкни к ним. Эти английские ботинки для путешествия никак не подходят.

— Спасибо. И где я буду спать?

— Рядом с моим домом, на земле. Я тебе дам одеяло, спать на земле тебе тоже надо привыкать. Кроме того, — добавил он, — ночью приходят мои демоны.

Мэтью кивнул, решив, что намного лучше спать на земле, чем быть свидетелем посещения Прохожего демонами. Каковы бы они ни были.

— Сегодня вечером хорошо поедим, — продолжал Прохожий. — Но тебе рано захочется спать после… — Он запнулся. — Для того, что ты пил, нет английского слова, но сестры знают свое дело. Мы выйдем на рассвете, пойдем налегке и быстро. Настолько быстро, насколько у тебя получится.

— Мы?

— Ты один никогда этого человека не найдешь. Я тебе сказал, мне часы понравились.

Мэтью отметил, что часы по-прежнему у него в руках.

— Отлично. — То ли действовал напиток, то ли это нахлынула волна облегчения. — Я опять тебе благодарен.

— Благодарить будешь, когда мы его поймаем. А пока это, как говорят у вас, англичан, дело будущего.

Мэтью встал в своей новой обуви. Подошел к гамаку, где лежал с закрытыми глазами безмолвный Грейтхауз, опутанный пеленами.

Он вспомнил, что говорил ему Грейтхауз в то утро у Салли Алмонд:

«Я не могу быть с тобой все время. И мне очень было бы обидно видеть на твоей могиле год тысяча семьсот второй».

— И мне тоже, — сказал Мэтью тихо.

Но не менее важно — и даже гораздо важнее — было не дать Слотеру оставить на своем пути новые могилы. Мэтью молился о том, чтобы успеть, и чтобы когда придет время, у него хватило сил — и ума, выбравшись из самой глубокой ямы ада для тех, кто считает себя самым умным, — не просто оказаться равным этому монстру, но и превзойти его.

Но это, как говорят у англичан и индейцев, дело будущего.

Глава семнадцатая

Фургон они увидели впереди, на подъеме дороги. Одной лошади не было, а другая стояла, опустив голову и ссутулив плечи, не в силах дотянуться до листьев или стеблей съедобной растительности.

Мэтью шел вверх по холму вслед за Прохожим. В тусклом свете раннего утра тяжело висели над головой тучи и снова пахло в воздухе приближающимся дождем. Прохожий уже раньше показывал на отчетливые следы босых ног Слотера.

— Он несет что-то тяжелое, — сказал Прохожий, и Мэтью кивнул. Он знал, что это взрывчатый ларец.

Увидев, что одна лошадь отсутствует, Мэтью весь сжался. Он было думал, что ни одна из этих кляч не выдержит всадника. А если и выдержит, то вряд ли сможет быстро идти, даже понукаемая палкой. Но для Слотера лошадь — это все-таки возможность дать передышку ногам и легким и получить значительное преимущество перед своими преследователями. Перед одним из них по крайней мере.

Утром с первыми петухами Мэтью вывел из забытья мокрый нос обнюхивающей его собаки — это было рядом с жилищем Прохожего. Руки и ноги болели, левое плечо было все в кровоподтеках. Проснись он в таком состоянии в Нью-Йорке, провалялся бы в кровати до полудня, а потом потащился бы к врачу, но здесь, как он понял, подобные ранения считались не более тяжелыми, чем заноза в пальце.

Мэтью сбросил с себя одеяло, проверил, держат ли его ноги, и тут же из своей хижины появился Прохожий По Двум Мирам. Сегодня индеец в дополнение к килту, мокасинам и штанам надел темно-зеленый плащ, завязывающийся у горла. К пряди волос кожаным шнуром была примотана связка перьев, окрашенных в индиго и яркую зелень. На правом плече висел лук на кожаной ленте, украшенной бисерными изображениями разных животных, на левом — колчан с дюжиной стрел. На бахромчатом поясе — нож в ножнах и небольшой мешочек сыромятной кожи, где, как решил Мэтью, имелся запас сушеного мяса. Черной краской на подбородке, щеках и лбу Прохожего были нанесены изображения, которые Мэтью счел символами духов — молнии и вихри. Глаза индейца почернели и блестели опасным блеском смоляных ям. Как сказал бы Грейтхауз, Прохожий собрался на медведя.