Мистер Слотер - Маккаммон Роберт Рик. Страница 49

— Ты останешься здесь, — ответил Прохожий. — Сейчас ты дальше идти не можешь. Можешь сопротивляться, конечно, но только еще больше себя измотаешь. Скоро придет доктор, лежи тихо.

Все время, пока он говорил, Том мотал головой — нет, нет. И потом прохрипел:

— Ты мне не командуй, что делать! — Он попытался ухватиться за жилет Мэтью, чтобы встать, но хватка оказалась слабая, а демонстрация воли стала последней вспышкой угасающего пламени. Речь завершилась стоном. — Я его убью, — сумел он прошептать.

Даже всепоглощающая жажда мести имеет свои пределы — пальцы Тома разжались, голова опустилась на соломенную подушку, и его тут же сморил сон. Ровно вздымалась исполосованная бритвой грудь, но свет погас.

Прибыл доктор, сопровождаемый Сарой Дженнингс и собственной женой. Гриффин оказался серьезным молодым врачом всего лет на десять старше Мэтью. Острым взглядом карих глаз из-под светло-каштановой шевелюры он окинул раны Тома и тут же велел Саре принести чайник горячей воды. Мэтью и Прохожий вышли, успев еще заметить, как жена Гриффина достает бинты, а доктор готовится зашивать раны.

— Спасибо, что приняли мальчика, — обратился Прохожий к Дженнингсу у выхода. Возле изгороди собралась кучка народу, жадно разглядывая, что там происходит на дворе у священника. — Доктор его вылечит, я надеюсь?

— Насколько возможно, — ответил Дженнингс. — Ему очень несладко пришлось.

— Это да. И вы с ним будете хорошо обращаться?

— Конечно. Даю вам слово.

— А что с ним будет? — спросил Мэтью.

— Когда он сможет встать, полагаю, у него будет выбор. Есть люди, которым нужны работники на фермах, но есть и дома для сирот в Филадельфии и Нью-Йорке.

Мэтью промолчал. Тяжелый это будет выбор для Тома. Наверное, как-то ночью парнишка просто встанет и уйдет. Исчезнет.

— Спасибо вам, что его привели, — обратился проповедник к Прохожему. — Это очень христианский поступок.

— Для индейца? — приподнял бровь Прохожий.

— Для кого угодно, — ответил Дженнингс. — Да пребудет с вами Господь.

Они ушли от священника, и Мэтью вслед за Прохожим миновал кучку народа по пути к торговому посту. Не так уж плох был этот городок, хотя и находился на беспокойном краю у западной границы. Виднелись огороды и фруктовые деревья, в тусклом предвечернем свете горели в окнах фонари. По числу домов Мэтью оценил население городка человек в семьдесят — восемьдесят, а ведь есть еще вокруг и фермы, и сады. Вроде бы на беглый взгляд имелся и маленький деловой райончик — кузница, таверна, еще пара лавок. Местные разглядывали Мэтью и Прохожего без удивления или чрезмерного любопытства — индейцы на торговом посту не редкость. И еще Мэтью подумал, что Прохожий здесь бывал не раз и знал преподобного Дженнингса. Что ж, приятно, что о Томе позаботятся, а он, Мэтью, может сосредоточиться на своей задаче.

Они подошли к каменным ступеням крыльца. Там сидели все те же курильщики, мальчик уже куда-то ушел.

— Эй, Прохожий! — окликнул один. — Что там за шум у священника в доме?

— Это у него надо спрашивать, — ответил индеец в манере вежливого англичанина.

Внутри, в освещенном лампами зале, стоял за стойкой коренастый широкоплечий хозяин в потрепанном пожелтевшем парике и выцветшем красном кафтане с военными медалями. Гулко, как в бочку, он сказал:

— Привет, Прохожий!

— Добрый день, Джейко.

Выпуклые глаза бармена на лице цвета высохшей глины обратились к Мэтью и вернулись к индейцу. В одном ухе у бармена было шесть колец, в другом четыре.

— Как зовут твоего спутника?

— Мэтью Корбетт, — представился Мэтью, придвинувшись пожать руку хозяину. Встреченный куском дерева, вырезанным подобно руке и должным образом раскрашенным — даже с ногтями и выпуклыми костяшками, он колебался лишь долю секунды, а потом взялся за деревянную руку и пожал ее, как подобает джентльмену.

— Джейко Довхарт. Очень приятно. — И снова его глаза обратились к Прохожему. — Для чего ты так вырядился? Никогда не видел тебя в черной краске. Слушай, беды никакой не стряслось?

— Нет, это у меня работа.

— Ну, я так спросил. Проверить, что вы не на тропу войны вышли. Чего ты мне принес?

Пока шел этот разговор, Мэтью имел возможность оглядеться. Первое впечатление — купеческий бедлам. Этот дом, очевидно, построили в Бельведере первым, и он был стар, как борода Моисея. Кривые обмазанные глиной стены вызывали головокружение, покоробленный пол пугал взлетами и падениями. На полках лежали одеяла, простыни, фаянсовые тарелки и чашки, деревянные миски и столовые приборы, киянки, пилы, топоры, ножницы, бутылки, кувшины и коробки самых разных размеров и форм, парики, шлепанцы, сапоги, панталоны, нижние юбки, платья, белье и тысячи еще разных предметов. Но все это было либо сильно истрепано, либо поражено плесенью. На полу валялись детали плуга, два тележных колеса стояли в углу. На десятках стенных крючьев висели рубашки, галстуки, жилеты, кожаные пояса, треуголки, шапки, сюртуки, домашние платья и ночные рубашки — и тоже с прозеленью полежалости. Мэтью подумал, что все это, быть может, — вещи покойников.

— Мы ищем человека, который шел этим путем, — сказал Прохожий. Лицо его казалось каким-то особенно пугающим в желтом свете ламп, мешавшемся с голубой дымкой дня за грязными окнами. — Опиши его, Мэтью.

— У него должна быть борода. Лучше всего к ней подходит слово «лоскутная».

— А, этот! — Довхарт кивнул. — Вчера приходил, примерно в это время. Спрашивал, где можно лошадь купить. Я ему сказал, что была у меня хорошая лошадь на той неделе, да я ее одному могауку продал. Эй, Лиззи! Прохожий пришел!

Из глубины дома в зал вышла женщина — тощая, с заостренным подбородком, в платье, которое когда-то было синим и с кружевами под горлышко, а теперь сильно позеленело, да кружева пообтрепались до основы. В руках она держала две свечи в подсвечниках из оленьих ножек с копытами. Волосы у нее были темные, глаза черные, как уголь, и передние зубы тоже — когда она улыбнулась.

— Прохожий! — обрадовалась она, поставила свои экзотические свечи на стол и подплыла протянуть руку с ногтями, обведенными траурной каймой.

— Леди Довхарт! — ответил Прохожий, кланяясь и целуя протянутую руку.

Мэтью увидел, как раскраснелись впалые щеки женщины.

— Эй, осади назад! — предупредил Довхарт, но очень добродушно. — А то я этих ваших манер не знаю.

— А надо бы знать, — ответила ему леди, адресовав Прохожему кокетливую и уродливую улыбку. — Куда катится мир, если у индейца манеры лучше, чем у прирожденного англичанина?

— Уверен, что мир выживет, — непринужденно ответил Прохожий и снова повернулся к хозяину поста: — Но ты говорил про человека с бородой?

— Ну да. Он приходил спросить про лошадь, я ему ответил, что знаю только одного, кто мог бы ему продать коня — констебль Абернети. И тут, — Довхарт взмахнул деревянной рукой, — тут началось самое интересное. Где-то в три-четыре часа утра кто-то вломился в сарай Абернети и пытался украсть лошадь. Только он не знал, что эта кобыла — ужас на четырех ногах, она подняла такой шум, что Абернети выбежал в ночной рубашке и с пистолетом в руках. Он выстрелил, кобыла сбросила мерзавца, и тот рванул в лес. Все утро Абернети, его брат Льюис и этот тип, Лягва Дэвидсон — ну, ты его знаешь, этого психа, — мотались туда-сюда по дороге, ловя этого проходимца.

— Но не нашли, — сказал Прохожий.

— Не, не нашли. Абернети сказал, что когда они его найдут, то снимут с него шкуру и выменяют у меня на мешок орехов гикори.

— Кровь на дороге была?

— И крови тоже не было. Промахнулись, наверное, однако напугали его сильно.

Мэтью подумал, что Слотера могла напугать — если его вообще что-то могло напугать, — перспектива быть второй раз сброшенным лошадью. В первый раздело кончилось его поимкой. Интересно: может, после второго раза Слотер заречется от лошадей и будет передвигаться только пешком?

— Но вот что странно. — Мэтью с бесстрастным видом смотрел, как Довхарт деревянной рукой почесал себе шею. — Этот тип мог просто пойти к констеблю и купить лошадь. Денег у него в мешке было достаточно.