Зверю в сердце (СИ) - "Вареня". Страница 37
— Упрись в изголовье.
И сменил ритм на глубокие жесткие проникновения. Антон, уже не сдерживаясь, скулил, даже не подмахивая, потому что тело словно застыло, напрягшись в предвкушении, а затем забилось в жестком оргазме. И Антон выл, закидывал руку за голову, вцеплялся Косте в волосы, притягивая за пряди к себе.
Лучше быть просто не могло. По крайней мере, он так думал до тех пор, пока Костя не перевернул его на спину и в пару жестких толчков не довел себя до финала. От узла Антон орал, захлебывался воздухом, отталкивал от себя альфу и одновременно старался притянуть его поближе. Умирая в этом невыносимом удовольствии, он даже не заметил, как Костя поставил ему метку.
Утром он проснулся от осторожных прикосновений к лицу. Приподнявшийся на локте Костя, нежно водил подушечкой пальца по его скулам, лбу, носу, губам. Он немного виновато улыбнулся и прошептал:
— Прости, что разбудил. Соскучился. Как ты?
Антон прислушался к себе, тоже приподнялся на локте и солнечно улыбнулся:
— Прекрасно.
Костя облегченно выдохнул и уткнулся ему в плечо:
— Слава богу. Я так переживал, — простонал он.
Антон закатил глаза, в очередной раз поражаясь величине тараканов в голове своего альфы, а потом вывернулся и перекатился, подминая его под себя:
— Я немного не так представлял свой первый раз, но, Кость, я вчера отключился от оргазма и не удивлюсь, если разбудил всех своими воплями. Какое еще доказательство того, что это было супер, тебе нужно?
Костя на это самодовольно ухмыльнулся и закинул руки за голову:
— Да уж, тебе со мной неимоверно повезло.
— Самоуверенный засранец, — расхохотался Антон на такую наглость. — Может, хоть сейчас расскажешь, почему бегал от меня? Что на сей раз пришло тебе в голову?
— Боялся, — выдохнул Костя и поморщился. — Да, опять.
У Антона от ярости белые пятна замелькали перед глазами. Ведь уже выяснили все, разобрались со всеми заморочками, расставили точки над i, и опять сомнения.
— Зачем тогда все это? — прошептал он в изнеможении, понимая, что просто устал от этого дерьма. — Мы ведь не цирковые пони, чтобы по кругу бегать.
Вдруг накатило полное бессилие. Стало тошно и гадко. Словно кто-то вылил помоев на то, что только что было между ними, грязных, вонючих, к которым приближаться-то противно.
— Эй-эй, — забормотал Костя, подскакивая и прижимая Антона к себе. — Пока я не испортил то, что только успел наладить, разреши объяснить, — взмолился он.
Антон поднял голову, чуть отстраняясь, и недоверчиво взглянул на него.
— Ты видел не всю мою стаю, — осторожно начал Костя. — Помимо Сани у меня есть еще один близкий друг. И, честно говоря, я думал, что именно он будет моей правой рукой. Он как брат, мы всю жизнь знакомы.
— Что с ним? — напряженно спросил Антон, ожидая чего угодно: от предательства до сумасшествия.
— Он только завтра прилетает из Австралии.
— Откуда?!
— Из Австралии. Это, ну, на юге, в…
— Я знаю, где Австралия! Что он там забыл? Или он не в стае?
— Два года назад я бы не поверил в то, что скажу это, но лучше бы он был не в стае.
— Почему?.. — Антон прекрасно знал, что волки тяжело переживают расставание с вожаком, а уж в период формирования стаи особенно. Плюс территориальный момент. Сказать, что ситуация вырисовывалась странная — значило ничего не сказать.
— Его омега. Он захотел в Австралию. Тош, я серьезно. Мы не можем отказать Паре. Любой твой приказ почти неоспорим для меня. Возможно, я не смогу убить семью, детей. Возможно, Тош! Но одно твое слово, и я вырежу стаю, с омегами и щенками, перегрызу себе вены и пойду на край Земли. Это не красивый оборот. Это моя реальность. Серж, омега Димаса, всегда был таким… алчным, завистливым. В общем-то, его можно понять: вырос в нищете, с родителями-алкашами, так что сейчас пытается нагрести побольше, отыграться. Вот только на Димку ему насрать. Не представляешь каково это, видеть, как твой брат загибается просто. Он ведь отчасти вытянул меня из очередной Антонодепрессии. Мы тогда бухали, и он вдруг сказал: «Ты думаешь, что потерять своего омегу — это самое страшное? Херня это, Кот. Страшно, когда мечтаешь, чтобы твой омега умер». Ничего подобного он не говорил ни до, ни после. И тогда эти его слова вытянули меня, а теперь… Прости, малыш, я идиот, конечно, но есть вещи, с которыми даже самоуверенные засранцы не могут справиться.
Антон расслабился и прижался теснее, показывая, что простил. Но одна мысль не давала ему покоя.
— Но ведь Пара — это идеальный партнер. Твой Дима, он что, мазохист? Почему у него такой партнер?
— А вот это вопрос на миллион, Тошик. И никто из нас не может на него ответить. И Димас тоже не может. Ладно, — вдруг оборвал этот диалог Костя, — если я ответил на твои вопросы, то давай закроем тему? Не хочу об этом говорить.
— Окей, — закивал Антон.
И тут же оказался опрокинут на подушки.
— Я что-то так и не услышал твоих восхищений моим самоконтролем и сдержанностью, — промурлыкал Костя, нависая сверху и прищуриваясь.
— То есть это ты так сдерживался? — изумился Антон, вспомнив прошедшую ночь. Как-то резкие толчки в горло и немаленький узел не вязались со сдержанностью.
— Более чем. — Костя наклонился ниже и ухмыльнулся. — Хочешь, — выдохнул он Антону на ухо, — я покажу тебе, что такое несдержанность?
Собственно, ответа и не требовалось, потому что сразу после этого Костя начал его целовать и стало уже не до разговоров.
Воспоминания о последующем дне у Антона были смазанными. Костя раскладывал его, кажется, на всех доступных поверхностях, прижимал, растягивал пальцами, членом и узлом, говорил какие-то нежности и пошлости, умудряясь соединять их так правильно, что Антон только закатывал глаза и кусал губы. Наверное, некоторые пары за всю жизнь не перепробовали столько, сколько они за одни сутки. В итоге, Антон был выжат, как лимон, и совершенно, безгранично счастлив.