Зверю в сердце (СИ) - "Вареня". Страница 8

      Многочисленные посетители магазина, большая часть из которых пришла просто поболтать, встретили Антона радушными улыбками и препарирующими взглядами. Он вежливо со всеми поздоровался и принялся уклончиво отвечать на вопросы, благо большая часть из них касалась безопасных тем учебы и родителей.

Наконец хлеб был куплен, а болтуны оставлены за тяжелыми дверьми магазина. Антон выскочил на улицу, сделал судорожный вдох и поморщился: пробежка совершенно определенно отменялась. Дед не шутил насчет жары. Вчера, погрязнув в хлопотах, Антон и не заметил насколько жарко на улице — все же в доме было достаточно прохладно, зато теперь оценил адское пекло во всем его великолепии.

      Он закинул сумку на плечо и двинулся к дому, вяло прислушиваясь к орущей из близлежащего дома музыке. Мостовые оказались привычно загажены и столь же привычно раздолбаны, поэтому большую часть пути Антон смотрел себе под ноги. Поднял голову он в самый нужный момент. Из-за поворота вырулил Костя. И вот тут-то началось самое интересное. Он увидел идущего ему навстречу Антона, весь дернулся и заметался взглядом по сторонам, видимо думая свернуть куда-нибудь. Взгляд его при этом был таким испуганно-обреченным, какой Антон не видел у альф ни разу за всю свою жизнь. Потом, скорее всего вспомнив о своей брутальности, Костя собрался — этот процесс можно было оценить невооруженным глазом — и двинулся Антону навстречу. И когда альфа был уже совсем близко, Тоша решил воспользоваться своим шансом. Как только они поравнялись, он протянул руку, нежно прикоснулся к Костиному запястью и почти выдохнул:

      — Привет.

      Альфа отскочил в сторону одним прыжком, вытаращился на чуть не лопающегося от сдерживаемого смеха Антона и приоткрыл рот. И, господи, эти несчастные щенячьи глаза с бровками домиком ну нисколечко не вязались с образом грозного едкого альфы, которого так боялся Антон. Тоша почувствовал себя Невиллом Долгопупсом, перед которым стоял боггарт-Снегг в наряде бабушки. Словом, хохот начал душить еще сильнее. Он еще раз кивнул и быстрым шагом почесал к дому. Сил хватило только на то, чтобы отойти на приличное расстояние, а потом Антон заржал и хохотал до самого крыльца. На вопросы деда отмахнулся, выложил хлеб, переоделся в почти неприличные шорты и потопал на огород. Посадок хоть и было немного, но они требовали регулярной прополки.

      К обеду Антон был усталым, омерзительно потным и обгоревшим, зато грядки радовали глаз. Он ополоснулся прохладной водой, тихонько подвывая на каждом ковшике, намазался сметаной, потому что ничего другого от солнечных ожогов в доме отродясь не водилось, и принялся за уху. С зеленым лучком пошло на ура. Проголодавшийся с утра парень слупил две тарелки, разомлел и, пообещав деду, что посуду вымоет сам, кулем свалился на кровать. Проснулся он от осторожного прикосновения к плечу. На него с плохо скрываемым умилением таращился расфуфыренный Ромка.

      — Я пришел позвать тебя на дискотеку, спящий красавец. Пойдешь?

      С одной стороны, Антон, несмотря на продолжительный сон, чувствовал себя разбитым и не до конца отдохнувшим, к тому же лицо горело, сигнализируя о своем помидорном цвете. С другой же, он отчетливо понимал, что не уснет больше, а маяться бездельем не хотелось совершенно. Кроме того, вспомнилось утреннее происшествие с Костей, и Антону очень захотелось отколоть что-нибудь в таком же духе. Надо ведь узнать, на самом ли деле Константин в душе невиннее десятилетней омежки или это утро так на него влияет.

      Антон вяло пробубнил Ромке свое «угу», почистил зубы и умылся, с удивлением отмечая, что лицо вовсе не такое красное, как он себе воображал. Наскоро привел себя в порядок, вытащил из шкафа любимую оранжевую майку и джинсы, на которых было, по словам деда, «дырьев больше, чем ткани». Консервативный Ромка от их вида только глаза закатил, но ничего не сказал. Что бы там ни думали отсталые слои населения, Антон своим внешним видом остался более чем доволен. Он покрутился перед ростовым зеркалом в коридоре, отмечая, что дневной ультрафиолет уже приятно лег на его загорелую кожу, и вареным раком он совсем не выглядит.

      В клуб они притащились слишком рано. Видимо, Ромка недооценил скорости сборов друга, так как в темном помещении никто не танцевал. Несколько односельчан сидели на стульях, но крутить перед ними попой Антону не хотелось. Они с Ромкой тоже уселись, но тупо слушать староватые попсовые хиты было скучно, и парни вышли на улицу. Там тоже никого не было. У омег из их компании были дела, а альфы, скорее всего, где-то по традиции напивались.

      Антон вдохнул удушающей жары, оттянул майку, остужая тело, и вопросительно взглянул на Ромку. Тот ответил задумчивым взглядом, а потом ухватил друга за руку и потянул куда-то в сторону пустующей летом школы. Когда он достал из зарослей травы двухлитровую бутылку с алкоголем какого-то дикого кислотного цвета, Антон очень удивился. Он уже перерос статусные подростковые пьянки и, если и выпивал, то качественный алкоголь в соответствующей атмосфере. Сначала он подумывал отказаться, но потом увидел хитрющий Ромкин взгляд, еле сдерживаемую улыбку и расхохотался. Вспомнилось, как они, тогда еще совсем зеленые и несмышленые, втихаря пили именно здесь, пьянея больше от собственной смелости, нежели от пива.

      И хотя бурда в бутылке доверия не вызывала от слова «совсем», Антон решительно протянул руку и свернул крышку. Воняло убийственно, но ностальгия уже захватила мозг, погружая в почти забытое, и он смело хлебнул зверское пойло.

      — Тош, я честно пытался купить пива, — скорбно глядя на скривившегося друга посетовал Ромка, — но кроме этой бурды вообще ничего не было.

      — Пойдет, — выдавил Антон и протянул бутылку обратно. — Да ничего с нами не будет. Не по четырнадцать ведь лет.

      Поначалу его оптимистичный прогноз действительно сбывался. Скоро тело наполнилось ватной легкостью, а из головы выскочили все ненужные мысли, вроде шибанутого оборотня или чудаковатого Антипова. Антон молодым козликом доскакал обратно до клуба, широко поулыбался альфам на крыльце, похвалил новую прическу друга детства и, хохоча, даже потрепал его по коротеньким волоскам на затылке. Серега вымученно улыбнулся в ответ, побледнел и принялся коситься куда-то в сторону. Антон мысленно поржал над северными недотрогами, чья интимная зона в разы превышала его собственную, и почесал танцевать. Он твердо принял решение, что от души поизгаляется над ними всеми… но чуточку попозже. Сразу после того как потанцует под еще одну супер-зажигательную композицию… И еще через одну. К тому моменту, когда Антон рухнул на стул, потому что быструю музыку сменила медленная, мир вокруг начал немного приплясывать и чуток кружиться. Он даже не сразу сообразил, что его зовут танцевать, а уж когда увидел, что приглашает его Костя, вообще впал в ступор. Логика в поступках этого парня не прослеживалась, хоть тресни. Видимо, Константин принял минуту молчания за отказ, потому что нахмурился и двинулся в противоположную сторону. Вид у него при этом был пренесчастный, так что, хоть это и было бы достойной местью, проигнорировать его Антон просто не смог. Он встал, привык к чудесам гравитации в голове, догнал Костю и ухватил его за плечо. Альфа обернулся, чуть нахмурился, а потом опять стал беззащитно-удивленным, каким-то по-детски трогательным. Антон хихикнул, сделал шаг назад и поманил его пальцем — жест пошловатый, но, учитывая Антоново состояние, донельзя подходящий. Костя тяжело сглотнул — было видно, как дернулся его кадык, резко вверх и обратно вниз — и шагнул к Антону. Осторожно обхватил его за талию и слегка привлек к себе. От духоты, пусть и медленного, но кружения Антона повело. Буквально через полминуты он обессиленно привалился к Косте и положил голову ему на плечо, почти уткнувшись носом в шею. От альфы умиротворяюще пахло чем-то таким сладко-сдобным, что никогда, в понимании Антона, не ассоциировалось с агрессией, и он расслабился. Кажется, даже успел на минуточку задремать. А потом его замутило враз и с такой страшной силой, что потребовалось титаническое усилие, чтобы не облеваться и не облевать Костю. Антон из последних сил выпутался из уже совсем тесных объятий и, преодолевая жуткое головокружение, которое никуда не делось, потащился к выходу.