Анатомия бабника (ЛП) - Мэдсен Синди. Страница 30

Фильм подходил к концу, и внезапно Уитни сказала:

— Окей, теперь не смотри на меня, — ее голос показался немного писклявым, и я повернулся к ней. Она вытянула руки и закрыла мне глаза. — Сказала же, не смотри.

— Ладно, ладно.

Когда я снова посмотрел вперед, она убрала руки. Спустя пару секунд я искоса взглянул на нее, чтобы она не заметила. На экране показали тюремщика с дредами, который слезно рассказывал о том, как собака спала ему жизнь. И Уитни плакала вместе с ним.

Так как я связывал себя с собаками слишком сильно, я испытал небольшое потрясение, видя, как все сложилось у этих двоих.

Уитни вытерла слезу, и ее рука опустилась на колени, всего в нескольких сантиметрах от моей.

Я вытянул палец и провел им по тыльной стороне ее ладошки. Я ждал, что она накричит на меня за то, что я снова посмотрел на нее, но вместо этого она тяжело выдохнула. Поэтому я провел пальцем по костяшкам ее пальцев, а затем взял ее маленькую ручку в свою.

Легкий поворот запястья, и наши ладони встретились. Что-то сжало мою грудь. Ощущение такое неизвестное, что я не мог понять, что оно означает, но знал, что хочу чувствовать его как можно дольше.

Глава 23

Уитни

Я пыталась сдержать слезы, но, когда видишь заключенного, плачущего из-за собаки, которую он выходил… нужно иметь каменное сердце, чтобы ничего не почувствовать.

Хадсон не плакал, но мне бы хотелось думать, что, судя по тому, как он морщил лоб во время фильма и как тяжело сглотнул в конце, он тоже что-то почувствовал.

Кстати о чувствах. Я не могу отрицать, что нервные окончания работали на полную катушку. Маленькие искорки, образовавшиеся в наших соединенных руках, пробежали по телу, прежде чем осесть в моей груди.

— Теперь ты знаешь мой постыдный секрет, — прочистив горло, выговорила я. — Я люблю документальные фильмы.

— Я же не могу ничего комментировать, так ведь? Ты ведь взяла с меня слово, и меня страшит даже мысль о том, что ты сделаешь, если я его нарушу, — дразнящий тон ясно дал понять, что он совершенно меня не боится.

Жаль, я не могла сказать то же самое насчет себя. Он пугал меня, но я не понимала почему. Даже когда я говорила себе, что контролирую ситуацию, делая его объектом исследования. Что я…

Он скрестил наши пальцы, сильнее сжав мою руку, и мое сердце замерло. Контролируй ситуацию. Сделай… что-нибудь.

Я облизала губы.

— В каждом живет маленький зануда, — произнесла я, повторяя слова Лайлы. — Что насчет тебя?

Я ждала отрицания или ухмылки сопровождаемой кокетливой фразой, типа «Ты не захочешь это узнать», но вместо этого он сказал:

— Динозавры. Я знаю слишком много фактов о динозаврах.

— Серьезно? — спросила я. Он кивнул, и на его лице появилась мальчишеская ухмылка.

— Расскажи мне о них.

— А что тут рассказывать? — он пожал плечами. — Хочешь узнать какой динозавр самый быстрый? Орнитомимида. Или какой из них самый большой, по крайней мере, исходя из фактов? Аргенитозавр.

Легкость поселилась в моей груди. Невозможно было не поддаться магнетическому притяжению Хадсона.

— Я, и правда, хотела это узнать. Так, когда ты подсел на динозавров?

— Однажды на Рождество одна знакомая женщина подарила мне огромную книгу о них. Мне было примерно шесть или семь лет. Они были большими и сильными. Я перечитывал книгу снова и снова, пока не выучил наизусть. После этого все деньги, что у меня появлялись, уходили на книги о динозаврах и статуэтки с ними.

— О, это так мило.

Его темные брови насупились.

— Это не мило. Динозавры немилые. Если бы мы были у меня дома, я бы показал, какими страшными они могут быть. У них есть острые зубы.

— Подожди, — перебила его я, повернувшись так, чтобы лучше видеть его лицо, но все еще держа его за руку. — Хочешь сказать, в твоей комнате есть статуэтки динозавров?

— Не то чтобы… я не… у меня на столе только одна или две. Они крутые.

Я подавила улыбку и кивнула.

— Понятно.

Он провел рукой по подбородку и выдохнул.

— Не могу поверить, что признался в этом. Теперь ты будешь использовать эту информацию против меня, так ведь?

— Скорее всего, это будет всплывать в каждом интервью.

Он повернул голову, его нос оказался в опасной близости от моей щеки. Его теплое дыхание прошлось по моей шее, и по спине пробежал приятный холодок.

— Ты так приятно пахнешь.

Мое сердце бешено колотилось в груди. Я знала, что должна отодвинуться, встать и выпроводить его домой. Меньше чем через час я достану свои заметки и буду проклинать спортсменов и их комплекс превосходства. Сейчас я находилась всего в нескольких дюймах от того, чье эго было размером с Техас. Но все что я хотела, это свернуться калачиком рядом с ним, разговаривать о документалках и динозаврах, и на какое-то время просто забыть обо всем остальном мире.

«Твоя большая ошибка в том, что ты закрываешь глаза на очевидное», — прошептала моя надоедливая совесть. — «Мы говорим о трех парнях подряд».

Это не имеет ничего общего с игрой «Четыре в ряд», где нужно соединить одинаковые цвета вместе, и ты в выигрыше. В данном случае все закончится тем, что ты будешь плакать и чувствовать себя так дерьмо, что потеряешь остатки самоуважения.

Не говоря уже о том, что как игрок и спортсмен с особыми привилегиями, Хадсон был врагом на двух фронтах.

Я неохотно выпрямилась и отодвинулось подальше, а затем вздрогнула, когда дурацкая мышца в шее дала о себе знать, но справилась с болью.

— Что ж, мне завтра рано вставать, так что…

Он схватил меня за руку, чуть выше локтя.

— Уитни.

Я взглянула на него, желая, чтобы следующими словами он оправдал то, почему мое сердце так бешено стучит, но также надеясь, что он не скажет этих слов, потому что не могла позволить себе развить чувства к Хадсону Декеру.

— Прости за то, что испортил тебе вечер, но мне, действительно, было необходимо сегодня встретиться с тобой.

Подкат? Правда? Я уже не знала наверняка. Он казался искренним, но как я могу судить, если у меня нет бабникодара. Кроме того, мы всего лишь посмотрели вместе документалку, что большинство людей посчитало бы скучным времяпрепровождением. Я не могла поверить, что это было лучшее, что случилось с ним за неделю.

— А сейчас, позволь мне… — он сжал губы в тонкую линию. — Как бы сказать, чтобы ты не восприняла это в плохом смысле?

Я напряглась.

— Позволь мне сделать для тебя кое-что приятное, — сказал он. — Если это не поможет, я оставлю тебя в покое.

Я продолжала пялиться на него, и он рассмеялся.

— Ничего страшного, обещаю. Знаю, ты сказала, что в порядке, но я же вижу, как ты держишься за шею и плечи.

Он схватил подушку с дивана и бросил ее на пол. Затем усадил меня на нее и прижал спиной к низу дивана. Его ноги оказались по обе стороны от меня.

Он обхватил мои плечи и надавил большими пальцами на мышцы возле шеи. Я чуть не застонала. Уверена, это звучало бы очень сексуально. Тогда мне пришлось бы умереть со стыда, но, возможно, это того стоило.

Он начал массировать мои мышцы, с каждым надавливанием снимая напряжение, которое появилось посреди ночи и не отпускало весь день, ухудшаясь с каждой минутой.

— Из-за чего ты так напряжена? Слишком много разговаривала со злобными девушками с мальчишескими стрижками?

— О чем ты? — спросила я, склонив голову вправо, когда он подтолкнул ее в том направлении.

— Я о том дне, когда мы встретились возле библиотеки. Тогда мы ходили бильярдный зал.

— Это не мальчишеская стрижка. Она называется «Пикси». И девушка не злилась, просто эта тема была для нее слишком важна.

На его лице отразился скептицизм, и он свел брови.

— Если у нее была бы челка, тогда возможно, — сказал Хадсон. — Но это слишком коротко.

Я пыталась нахмуриться, но с такого ракурса было невозможно.

— Так мы будем из-за этого спорить?