Скуф. Маг на отдыхе 3 (СИ) - Злобин Максим. Страница 4

Вывод первый — мы здесь не одни.

Вывод второй — фу-фу-фу, как любит выражаться Её Сиятельство Фонвизина. Насчёт близости с Макаром Матвеевичем, то тут я могу поспорить на все мои снегоходы, что её нет, не было и не будет. А вот насчёт председателя я бы не был так не уверен.

Неужели Белич решила его отблагодарить?

Ладно…

Дело не моё. Моё дело другое:

— Здравствуйте, Нинель Аскольдовна, — на всякий случай я решил изображать влюблённого дурачка, немного робеть и заглядывать ей в глаза. — Мой камердинер сообщил мне, что вы заходили в моё отсутствие.

— Правда? — похлопала глазками Белич. — Как любезно с его стороны. Действительно, так и было.

— А ещё он говорил, что вы интересовались одной из моих подопечных.

— Подопечных? — и вот опять.

— Екатериной Чертановой.

— Ах! Ну да…

Тут Белич оторвалась от стола и начала медленно обходить его. Виляя бёдрами, само собой. И, само собой, не цокая каблуками, потому как цокать по брезенту поверх сырой земли — это ведь ещё надо постараться.

— Ну да, — повторила она. — Действительно, я спрашивала у Вильгельма Куртовича про Катю.

— Зачем? — задал я самый прямой из всех возможных вопросов. — Вы знакомы?

— Да, — улыбнулась Белич и присела на стул. — У нас общие знакомые. Узнала, что девочка живёт неподалёку от нашей экспедиции и, вот, решила увидеться.

Глава 2

Какова вероятность того, что у Чертановой и Белич есть общие знакомые?

Если не слушать шёпот паранойи, которая лезет со своими подсказками, то очень даже высокая. Жизнь долгая, мир тесный, Москва — так вообще большая деревня, и мало ли, кто с кем знаком.

Через друзей.

Через знакомых.

Через знакомых друзей и друзей знакомых — вариантов великое множество.

Да и вообще, когда кого-то в чём-то обвиняешь, не лишним попробовать поставить себя на место обвиняемого. Вот я бы, например, окажись по делам где-нибудь рядом с домом моих старых сослуживцев — ясен хрен, зашёл бы в гости.

И к детям сослуживцев, кстати, тоже. Да-да, ничего такого в этом нет. Они бы, конечно, поначалу охренели от самого факта такого визита, но потом охренели бы ещё раз — на сей раз более приятно — от того, как щедр дядюшка Скуф в момент умиления и ностальгии.

Однако!

Как сомневающийся командир подразделения я хочу знать больше.

— Вы знакомы с ней лично или с её родителями? — задал я вопрос с подвохом.

Нинель Аскольдовна улыбнулась и покачала головой. И чуйка моя заверещала о том-де, что она сейчас тянет время и думает над правильным ответом.

— Василий Иванович, — психологиня скрестила руки на груди; загляденье, по правде говоря, но сейчас не об этом. — Вам знакомо, что такое врачебная этика?

— Мне знакомо, что такое военная тайна.

— Ах-ха-ха! — ух как трясутся. — Василий Иванович, как психолог я не могу выдавать информацию о своих пациентах.

— Так значит «пациент»? Катя Чертанова, получается, ваш пациент?

Я заметил, что в этот момент председатель в мешке немножечко вздрогнул. Ниндзя херов.

— Когда-то давно, — наконец-то ответила Белич, — я работала в школе, где училась Катя. Так что, по сути, она в какой-то мере мой пациент.

— В какой школе?

— Ах-ха-ха!

И опять эта тряска. Представляю себе, как там, должно быть, приятно лицом полежать.

— Василий Иванович, уж не собираетесь ли вы проверять мою биографию? Хотите узнать, действительно ли я работала в школе?

— Хочу, — честно и прямолинейно ответил я.

— А я что, на допросе?

— Технически, можем это устроить. Думаю, мне не составит никакого труда пробить…

Мысль свою я не закончил. Потому как в этот самый момент:

— АаААаа-аААА! — в палатку с кухонным ножом в руке ворвался…

— Макар Матвеевич⁈

— Уйди, Скуфидонский! Не заставляй меня грех на душу брать!

Впервые видел его в таком настроении. В глазах — огонь, хмурые брови, что кусты терновника в цвету. Дышит тяжко; ноздри раздуты, как у старой гориллы. Ещё и ножом на меня машет.

— Не заставляй меня!

— Тише, Макар Матвеевич!

— Прошу тебя, Вась, уйди! Уйди и дорогу сюда забудь! Не мешай моему счастью! — тут дед стрельнул глазами в сторону Нинель Аскольдовны. — Нашему счастью!

— Макар Матвеевич, не дури.

— АААааА-ААа-АА! — вновь нечленораздельно заорал дед. — Я тебя, Вась, уважаю очень, но не отступлюсь! Последний раз прошу, уйди с дороги! Дай пожить напоследок! Дай почувствовать!

Тут я решил обратиться к виновнице нервного срыва моего соседушки:

— Нинель Аскольдовна, не хотите вставить пару слов?

— Да я, по правде говоря, немного в шоке.

— Вот и я так же.

— АааААА-ааА-АА!

— Макар Матвеевич, положи нож, пока не поранился, и давай спокойно поговорим.

— АЙЫ-ыы-ыыы-ыЫЫ! — взвыл дед.

По морщинистым щекам потекли трогательные старческие слёзы.

— Пойми меня, Вася, и прости! — заорал он. — Прости, если сможешь! Так получилось! — и бросился на меня.

Кабы другой сумасшедший дед позволил себе такую выходку, не посмотрел бы ни на то, что сумасшедший, ни на то, что дед. Но Макар Матвеевич-то свой, родной… так что я даже растерялся по первой и не понял, как быть.

Дед ударил мне ножом прямо в грудь. Целился промеж рёбер, в сердце. Ну… всё-таки деревенский житель при большом хозяйстве знает, как закалывать надо.

Вот только я-то не скотина.

Я — Василий Иванович.

У меня барьеры автоматом срабатывают, и эти рефлексы я годами вырабатывал, против них не попрёшь. И хрен бы с ним, что дед со всей дурил ударил меня и погнул нож… это всё мелочи жизни. А вот то, что его в ответ сырцом от щита шарахнуло — вот это беда.

— Макар Матвеевич! — крикнул я и тут же метнулся вперёд, чтобы успеть подхватить падающего старика. — Ааа-ай, блин… твою-то мать!

Дышит!

Глаза полуприкрыты, но зрачки двигаются, в сознании то бишь. А вот руки-ноги повисли, как мокрые тряпочки, да язык еле ворочается, мычит чего-то.

Насколько умел, настолько сразу же начал его лечить. Но магический удар для неодарённого старика — это один хрен опасно. Чай, не кошка поцарапала. А потому срочно в «скорую» и к целителям.

Хотя, какую, нахрен, «скорую»? У меня дома целительница потомственная, до которой районным спецам как до Луны. Нужно срочно к Фонвизиной. Она-то его быстро подлатает.

— Держись, Матвеевич! — крикнул я деду в лицо, а потом закинул его на плечо.

— Мадам Белич, — кивнул я напоследок, выбежал из палатки и прямиком к машине. Благо, ехать всего ничего…

* * *

— Жесть какая, — это были первые слова Шестаковой после того, как она вылезла из спальника. — С ума сошёл. А ведь только-только говорили с ним про психологов и психиатров…

Внезапно Ксюше почему-то стало очень стыдно.

А вот Нинель Аскольдовна, которая непосредственно была виновата в инциденте, вины не чувствовала ни на грош. Её сейчас заботило совсем другое. Закусив кулак, она нервно расхаживала по палатке из стороны в сторону.

— Значит так, — обратилась она к Шестаковой. — Ты разговор слышала?

— Слышала, — кивнула та. — Дед в вас влюбился по ходу дела…

— Да не этот разговор! — рявкнула Белич. — Тот, что был перед этим?

— Аа-а-а, — протянула шаманка. — Слышала.

— Отлично. Тогда ты прекрасно понимаешь, что к чему.

Кое-что Шестакова действительно поняла. Например, то, что Василий Иванович в чём-то подозревает психологиню.

— Вы, правда, работали в школе, где училась Катя? — спросила она.

— Да правда-правда! Катя и ещё двести с лишним человек! Так что вряд ли она меня помнит!

— А зачем тогда вы её искали?

— Да затем!

Никогда ещё Белич не была так близка к провалу. Нужно ответить что-то более веское в свою защиту. А лучшая защита, как всем давно известно, — это нападение.

— Ты лучше о другом думай, девочка! — закричала она. — Прямо сейчас ты побежишь домой и напомнишь Кате о том, что мы знакомы! Иначе этот ваш цербер что-нибудь выкинет, и хрен вашей Кате, а не психологическая помощь, понимаешь⁈